2. «Закон о правах человека… гарантирует каждому право на семейную жизнь, независимо от того, насколько ужасны его злодеяния или кому он причинил вред» (63).
Пожалуй, самым большим проклятьем бульварной прессы является восьмая статья – право на уважение частной и семейной жизни – и ее взаимодействие с иммиграционным законодательством. Мало что вызывает больший гнев, чем случаи, когда все попытки правительства депортировать нарушивших наши законы иностранцев оказываются безуспешными.
Именно поэтому Тереза Мэй, будучи министром внутренних дел, в 2013 году заявила парламенту, что «некоторые судьи […] решили игнорировать волю парламента и продолжают интерпретировать закон в пользу иностранных преступников, а не общества» (64). А чуть позже, в том же году, подписалась под статьей, опубликованной в газете Mail on Sunday, с заголовком: «Это моя работа – депортировать иностранцев, совершающих преступления, и я буду бороться с любым судьей, который встанет у меня на пути» (65).
Не поймите меня неправильно – я прекрасно понимаю озабоченность общества этой проблемой. В правовых системах по всему миру закреплено, что иностранный гражданин, совершивший тяжкое преступление, должен быть лишен привилегии оставаться в принявшей его стране, и я убежден, что многие люди согласятся с этим общим принципом. Тем не менее он будет неизбежно подвергаться ограничениям. Одно из таких ограничений вытекает из третьей статьи – запрет на пытки. Мы не депортируем людей, насколько бы нежелательным ни было их присутствие в нашей стране, если существует риск того, что на родине они могут подвергнуться пыткам, – точно так же, как мы не посылаем людей на смерть от рук иностранных палачей. Это сделало бы нас соучастниками, кровь была бы на наших руках, даже если бы топор, петля или шприц на самом деле находились в руках саудовского, иранского или американского исполнителя.
Восьмая статья в этом плане отличается. Она, как мы уже с вами видели, описывает ограниченное право. Она никоим образом не «лучше британского паспорта» (66), как это утверждает обозреватель газеты The Sun on Sunday Тони Парсонс (66). Тем не менее суды должны с ней считаться, когда будут решать, что важнее – общественный интерес в депортации преступника или его права человека.
Полный анализ работы законодательства в области иммиграции выходит за рамки этой книги, однако статистика показывает, что лишь меньшая часть апелляций иностранных граждан, которым грозит депортация – 14 процентов за тот год, когда миссис Мэй скакала по рингу и отвешивала колкости судьям, – действительно удается удовлетворить на основании восьмой статьи (67). Существует правовая презумпция, что любой иностранный гражданин, приговоренный к тюремному заключению на срок от двенадцати месяцев, подлежит депортации (68), и суды ясно дали понять – опять же, в том же году, когда миссис Мэй открыто бросила вызов, – что «только в исключительных случаях такие иностранные преступники смогут доказать, что их права, гарантируемые первой частью восьмой статьи, перевешивают общественный интерес в их депортации…». Весы сильно склоняются в пользу депортации, и необходимы чрезвычайно убедительные доводы (даже «исключительные»), чтобы права иностранного преступника оказались важнее интересов общества в его изгнании из страны (69).
Между тем иногда – в том меньшинстве дел, которые каким-то чудом перекочевывают из Министерства внутренних дел на стол редактора, – суды действительно принимают решение, что, даже если человек совершил серьезное уголовное преступление, депортация будет представлять собой настолько серьезное вмешательство в его семейную жизнь, будет иметь настолько далекоидущие и серьезные последствия, что баланс склоняется в пользу разрешения ему остаться.
Недопонимание со стороны общественности усугубляется тем, что большинство таких решений принимаются судьями по иммиграционным делам, которые заседают в судах первой инстанции, и их постановления обычно не выкладываются в общий доступ. Решения обычно публикуются, только когда дела обжалуются в суде второй (палата по иммиграции и предоставлению убежища) или более высокой инстанции. Как бы то ни было, в опубликованных делах мы видим, что в тех случаях, когда доводы по восьмой статье Конвенции оказываются успешными, суды подробно объясняют, как именно было произведено сравнение противоречащих интересов и как именно эти дела отвечают требованию о наличии «исключительных» обстоятельств. Никогда не бывает так, чтобы суд, как об этом глубокомысленно заявил своим читателям мистер Парсонс, одобрил аргументацию по восьмой статье только потому, что «иностранный преступник обрюхатил какую-то местную шлюху» (70).
ЧАСТО В ОСНОВЕ РЕШЕНИЯ ЛЕЖИТ НЕ ПРАВО ИНОСТРАННОГО ГРАЖДАНИНА, А ПРАВО ЕГО ДЕТЕЙ, ИНТЕРЕСЫ КОТОРЫХ, КАК ВЫ ПОМНИТЕ, ИГРАЮТ ПЕРВОСТЕПЕННУЮ РОЛЬ В ПРИНЯТИИ СУДЕБНЫХ РЕШЕНИЙ.
Люди, совершившие ужасные поступки, могут быть заботливыми и любящими родителями, без внимания и поддержки которых семья может распасться. Если человек, не являющийся гражданином Великобритании, прожил здесь много лет, имеет британского партнера и маленьких британских детей, которые ничего не знают о жизни за пределами этой страны, угроза высылки родителя ставит перед семьей ужасную, неразрешимую дилемму. Оторвать ли детей от школы, от друзей и родных и отправить за тысячи километров в страну, в которой они никогда не бывали, языка которой они могут даже не знать, ради сохранения целостности семьи? Или же семья попытается воспитывать детей дистанционно – поддерживать отношения на расстоянии, раз в год встречаясь вживую и периодически созваниваясь по Skype? В некоторых случаях избежать подобного бремени для детей оказывается попросту невозможно. Но иногда такая возможность имеется, и ее нужно использовать.
Один очень спорный случай, с которым читатели могут быть знакомы, – это дело Мохаммеда Ибрагима (71). В 2010 году премьер-министр заявил стране: «У нас есть просящий убежища иракец, который убил ребенка, и его никак нельзя выслать обратно» (72). Мистер Ибрагим – гражданин Ирака, незаконно проникший в Великобританию в 2001 году. Его ходатайство о предоставлении убежища было отклонено, однако никаких действий по его высылке предпринято не было. 24 ноября 2003 года он стал участником дорожно-транспортного происшествия с участием двенадцатилетней девочки. Ибрагим скрылся с места происшествия, оставив ребенка умирать под колесами своего автомобиля. На тот момент он был лишен водительских прав, и у него отсутствовала страховка. Он был осужден и заключен в тюрьму, но когда Министерство внутренних дел попыталось депортировать его, Ибрагим успешно подал апелляцию на основании восьмой статьи. По понятным причинам газеты месяцами трубили об этом деле. Вместе с тем бо́льшая часть важнейших пояснительных деталей были опущены.
Прежде всего, хотя Ибрагим и был назван «просящим убежища водителем, совершившим смертельную аварию» (73), он так и не был привлечен к ответственности за причинение смерти девочке. Вместо этого он был осужден за управление автомобилем без действующих прав, отсутствие страховки и покидание места аварии, что влечет за собой максимальное наказание в виде шести месяцев лишения свободы (он был приговорен к четырем). Хотя он и не должен был садиться за руль, а его бегство с места происшествия было достойным осуждения трусливым поступком, Королевская прокурорская служба, по-видимому, пришла к выводу об отсутствии доказательств того, что манера вождения или поведение Ибрагима привели к трагическому смертельному исходу. Тем не менее, учитывая, что у него не было законных оснований для нахождения в Великобритании и он находился под стражей государства как заключенный, Министерство внутренних дел могло бы легко предпринять шаги по его высылке в 2003 году. Но оно этого не сделало. Вместо этого оно ждало до 2009 года. В этот промежуток времени Ибрагим обзавелся семьей. У него родилось двое детей, и он стал новым отцом для детей своей партнерши от предыдущих отношений, которые «с восторгом отзывались об Ибрагиме как об отце» (74). Иммиграционный суд заслушал показания его партнерши и детей и постановил, что это «крепкая семья, которая на протяжении лет сталкивалась с огромными трудностями и выдержала их» (75). Все дети были британскими гражданами и провели всю свою жизнь в Великобритании.
СУДЬЯ ПОСТАНОВИЛ, ЧТО, УЧИТЫВАЯ НАИЛУЧШИЕ ИНТЕРЕСЫ ДЕТЕЙ, ВМЕШАТЕЛЬСТВО В ИХ СЕМЕЙНУЮ ЖИЗНЬ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ОПРАВДАНО НЕОБХОДИМОСТЬЮ ВЫСЫЛКИ ИХ ОТЦА ИЗ СТРАНЫ.
Вы можете не согласиться с этим решением. Как отметил суд второй инстанции, когда Министерство внутренних дел подало апелляцию в 2010 году, общее поведение Ибрагима было предосудительным, а его постоянные преступные наклонности «вызывают глубокий и понятный гнев не только со стороны скорбящих родителей, но и общественности в целом. Его присутствие в стране продолжает причинять боль семье [девочки]» (76). Вы можете сказать, что права четырех ни в чем не виноватых детей преобладают над общественным интересом в депортации человека, не имеющего законного права на въезд в страну, который в дальнейшем совершил преступления, за которые полагается тюремное заключение. Тем не менее было бы в корне неверно утверждать, будто этот случай – или любой другой – демонстрирует, что восьмая статья предоставляет автоматическое право на пребывание в стране. Суд каждой инстанции был вынужден принимать непростое решение о том, что важнее – права заинтересованных лиц (истца и его детей) или общественный интерес в его депортации. Были заслушаны показания, проведены перекрестные допросы свидетелей, и в итоге вынесено полностью обоснованное судебное решение, которое впоследствии было пересмотрено и оставлено без изменения в ходе апелляции.
Лучше бы гнев общественности был направлен на Министерство внутренних дел, которое не предприняло никаких действий для высылки Ибрагима в 2003 году, когда для этого были все возможности. Как заключил суд: «Причина, по которой он получил право [остаться по восьмой статье], – это задержка министра внутренних дел в принятии законного решения о его высылке из страны» (77).