В каждом из приведенных случаев рефлекторной реакцией государства были отрицание, сопротивление, борьба, скрежет зубами и вопли, чтобы либо не совершать абсолютно разумные действия, которые бы могли изменить жизнь человека к лучшему, либо в попытке оправдать уже совершенные неразумные действия, которые сделали чью-то жизнь хуже.
Конечно, сами по себе эти примеры не «решают» спор в пользу ЗПЧ, точно так же, как и негативные истории не помогают выиграть спор против него. Тем не менее они дают более полную картину, чем та, которую создает доминирующий дискурс, а также помогают объяснить, почему права человека так яростно защищаются, как его любит называть Mail, «правозащитным лобби» (97).
Потому что именно здесь, на бытовом уровне, правозащитное законодательство оказывает самое глубокое влияние. Согласно статистике, с 1975 по 2015 год только четырнадцать выигранных в ЕСПЧ дел касались террористов, в тридцати пяти фигурировали преступники, в сорока пяти – заключенные, а в 203 остальных – «другие люди» – законопослушные граждане вроде нас с вами. Когда газета Daily Mail опубликовала статью о том, что ЕСПЧ обязал правительство Великобритании выплатить 4,4 миллиона фунтов стерлингов «убийцам, террористам и предателям» за счет налогоплательщиков, ее вынудили опубликовать опровержение, в котором объяснялось, что истинная сумма компенсаций составила 1,7 миллиона фунтов стерлингов и что «деньги были выплачены целому ряду истцов», многие из которых вовсе не были преступниками (98).
Конечно, среди людей, подающих иски против государства, все равно будет непропорционально большое количество непопулярных личностей, однако на то есть весьма очевидная причина: те, кого нас призывают бояться больше всего – заключенные и люди, находящиеся в центрах содержания иммигрантов, – круглосуточно контактируют с государством.
В этом, между тем, и заключается суть прав: они есть не только у тех, кто нам нравится.
ПРАВА – БОЛЕЕ ТОГО, ЗАКОН – ЕСЛИ ОНИ ЧТО-ТО ЗНАЧАТ, ДОЛЖНЫ ПРИМЕНЯТЬСЯ В РАВНОЙ СТЕПЕНИ КО ВСЕМ.
Это не означает, что при этом не должны учитываться права других людей или общественные интересы, однако мы не можем грубо переступать через них или полностью их отменять только потому, что человек считается «недостойным». В каком же простом мире живут Тони Парсонс и его коллеги-журналисты, если для достижения справедливости им достаточно лишь провести черту между хорошими и плохими людьми и чтобы хорошие люди при этом имели неограниченные возможности делать жизнь плохих несчастной. Вешайте их, пытайте, разлучайте с детьми и высылайте из страны. Проще некуда. Никаких оттенков серого, никаких уступок человеческой слабости. Правосудие – это месть. Ни больше ни меньше.
Как сказала леди Хейл, председатель Верховного суда, «В основе [прав человека] лежит достоинство, присущее всем людям, независимо от их слабостей или недостатков… Возможно, иногда эти права приходится ограничивать или ущемлять… но отправная точка должна быть такой же, как и для всех остальных» (99).
Иначе и быть не может. Нас призывают забыть, что наши права, хотя и являются индивидуальными, одновременно с этим они и общие, в том смысле, что применимы к каждому из нас без исключения. Также нам предлагается забыть, что двигатель правосудия работает на топливе прецедентов: как только какое-то решение принимается в отношении одного человека, такое же решение в схожих обстоятельствах может быть применено и в отношении другого. Нас может совершенно не беспокоить, выдадут ли какого-то там подозреваемого в терроризме государству, где его могут казнить, пытать или отказать ему в справедливом суде; однако правовая система должна допускать это и в отношении вашего партнера, или друга, или сына-подростка, чьи компьютерные шалости принесли ему проблемы с иностранными спецслужбами. Разрушение концепции прав человека – что, как нас упорно пытаются убедить, исключительно в наших интересах – просто потому, что это иногда приводит к выгоде людей, которые нам не нравятся, – это политика на уровне детского сада. Если продолжить аналогию со здравоохранением, которую я уже приводил, это все равно что поддерживать отмену единой системы здравоохранения только потому, что услугами НСЗ[92] иногда пользуются убийцы, террористы и педофилы.
Как я уже говорил ранее и повторю еще раз, мой главный довод заключается вовсе не в том, что все дела о правах человека решаются правильно, и не в том, что существующая система не может быть улучшена, и не в том, что недопонимание, гнев и разочарование общественности являются необоснованными. Многие дела, включая те, освещение которых я критиковал, представляют собой пограничные случаи; против решения суда можно выдвинуть веские аргументы о том, где именно проходит черта и почему именно шаткое равновесие в итоге склоняется в ту или иную сторону. Имеются обоснованные критические замечания по поводу чрезмерного влияния суда и того, как доктрина «живого инструмента», используемая ЕСПЧ, рискует выйти за рамки защиты прав человека и переступить границу социальной политики. Я бы не стал мешать кому-либо выступать против этого.
Тем не менее я бы попросил, чтобы мы вели эти дебаты на основе фактов, а не искажали исключительные случаи, выдавая их за норму. В конце концов, если аргументы против Закона о правах человека настолько убедительны, как уверяет нас в этом правительство, то явно будет достаточно только их самих, без необходимости напускать туман дезинформации, чтобы сбить с толку избирателей.
Потому что этот туман не случаен. Это преднамеренная дымовая завеса, напускаемая теми, кто дергает за рычаги власти и желает, чтобы сопротивление прекратилось.
ПРАВИТЬ БЫЛО БЫ НАМНОГО ПРОЩЕ, ЕСЛИ БЫ НЕ ВСЕ ЭТИ ПРОКЛЯТЫЕ ЗАКОНЫ, УКАЗЫВАЮЩИЕ НАМ, ЧТО МЫ МОЖЕМ И ЧЕГО НЕ МОЖЕМ ДЕЛАТЬ ИЗ-ЗА НАШИХ МИНИСТЕРСКИХ СТОЛОВ.
Замена «европейских» прав человека «британским» биллем о правах может показаться разумной для случайного слушателя, однако попробуйте задать вопрос, на который ни один сторонник британского билля о правах пока не готов ответить: какие из этих прав, на которые могут подписаться 47 других стран, включая Россию и Азербайджан, мы не можем стерпеть? Неужели наши ценности настолько различны, что у нас нет другого выбора, кроме как отказаться от суда, который мы помогли создать, и присоединиться к Беларуси, последней оставшейся в Европе диктатуре и единственному европейскому государству, не вступившему в ЕСПЧ?
Система прав человека, которая угодна тем, кто нами правит, – это вовсе не система прав человека; это система бесконтрольной исполнительной власти. Тем не менее это та система, которую нам предлагают принять почти каждый день. Вам не нужны права человека. Они не для таких, как вы. Подобно Каа, который шепчет «Доверься мне», тем временем все плотнее обхватывая грудь, правительство клянется, что преследует ваши интересы. Просто так уж забавно совпало, что они в точности совпадают с интересами правительства.
И эта ловкость рук, ложное представление о том, что речь идет о правах других людей, а не о тех, что лежат в основе нашей общей человечности, – это тот дискурс, который привел к разрушительным последствиям, в чем мы с вами сейчас убедимся, рассмотрев возможности для доступа к системе правосудия.
Глава шестая. Наш доступ к правосудию
С момента своего создания в 1949 году система юридической помощи превратилась в отрасль стоимостью 2 миллиарда фунтов стерлингов в год, далекую от своей первоначальной благородной цели – обеспечить бедным слоям населения Великобритании доступ к правосудию. Потому что теперь юридическую помощь, финансируемую налогоплательщиками, получают все кому не лень. Иммигранты, чья нога никогда не ступала на территорию Великобритании, обжалуют отказы в выдаче визы. Заключенные, жалующиеся, что их кровать слишком жесткая…
На бесплатную юридическую помощь, финансируемую налогоплательщиками, могут рассчитывать все подряд. Будь то педофил, заключенный или нелегальный иммигрант: если кто-то хочет подать иск, каким бы надуманным он ни был, ему на помощь придет щедрый бюджет на юридическую помощь – самый щедрый в мире (2), – позволяя набивать карманы адвокатов-толстосумов со ставками до тысячи фунтов в час[93] (3). Мало того что он получит возможность выступить в суде, каким бы недостойным членом общества он ни был, так еще и его адвокаты будут осыпаны деньгами, гарантирующими облуживание по высшему разряду.
Даже после реформ 2012 года, проведенных Кеном Кларком на посту министра юстиции и направленных на сокращение бюджета юридической помощи, расходы нашей правовой системы остались невероятными.
Как заверил нас мистер Кларк в своем интервью в 2011 году:
«Если мне удастся провести изменения через палату лордов, у нас по-прежнему будет самая дорогая система юридической помощи в мире. Ни в одной другой западной демократической стране деньги налогоплательщиков не будут столь широко расходоваться на столь огромное число судебных процессов и юридических консультаций даже после введенных мной ограничений… Если кто-то рискует потерять свой дом и свое жилье, он получит юридическую помощь – если он будет отвечать финансовым критериям. Для всех случаев домашнего насилия, жестокого обращения с детьми мы по-прежнему будем предоставлять юридическую помощь» (4).
И, как показывают заголовки газет, извечная шумиха (5), что миллионы налогоплательщиков тратятся на недостойных людей – так, миллион фунтов стерлингов вручили банде педофилов, чтобы ее члены могли оспорить свою депортацию (6), – демонстрирует, что проблема в избытке, а не в нехватке субсидируемой государством юридической помощи.
Итак, читая заголовки, в частности преисполненные доброжелательности успокаивающие речи мистера Кларка, можно предположить, что с Рейчел (7) все будет в порядке. После нескольких лет серьезного насилия и сексуальных издевательств со стороны мужа ей удалось бежать от него с двумя де