асилии, который контролирует, издевается и запугивает, разрешается допрашивать свою жертву в семейном суде, это является явным пренебрежением к последствиям домашнего насилия и предоставляет виновнику еще одну возможность для проявления своей власти и осуществления контроля над жертвой» (73).
Судьи по семейным делам высказывались по инцидентам, которые вызывали резонанс в юридическом мире, однако почти не доходили до сведения общественности. Как сказал господин судья Хейден: «Это пятно на репутации нашей системы семейного правосудия, что судья до сих пор не может предотвратить перекрестный допрос жертвы предполагаемым преступником… Этот процесс является глубоко несправедливым по своей сути. Более того, я бы назвал это откровенной жестокостью» (74).
Мистер судья Боди пошел еще дальше: «Я считаю позорным, что в этой стране, с ее прекрасной репутацией оплота правосудия и справедливости, я должен выступать судьей по подобным делам» (75). Правительство обещало решить эту проблему, однако предложенная законодательная реформа в 2017 году стала жертвой внеочередных выборов Терезы Мэй и забылась. Только в 2019 году правительство решило вернуться к этому вопросу.
Тем временем людям все чаще приходилось выступать в суде без адвоката. В 2012–2013 годах 42 процента представителей различных сторон в частных делах по семейному праву не имели юридического представительства. К 2016–2017 годам этот показатель вырос в полтора раза, достигнув 64 процентов (76). Только в 20 процентах слушаний были юридически представлены обе стороны; в более чем трети случаев адвоката не было ни у одной из сторон. Самоуверенная попытка правительства побудить стороны урегулировать споры, не доводя дело до судебного разбирательства, потерпела фиаско – значительно снизился как уровень досудебных соглашений, так и выигранных дел, отчасти из-за отсутствия адвокатов, которые могли бы направить стороны в соответствующие инстанции, помогающие с урегулированием. Рост числа людей, которые лично представляли свои интересы в суде, наблюдался не только в судах по семейным делам; в 2010–2011 годах отдел персональной поддержки, который оказывает помощь участникам судебных разбирательств, помог 7000 человек. К 2017–2018 годам их число превысило 65 000 человек (77). Когда журналист Эмили Дуган попыталась получить отчет, подготовленный по заказу Минюста, в котором содержались комментарии судей, крайне обеспокоенных тяжбами без юридического представительства в уголовных судах, Минюст предпринял попытку похоронить его (78).
Помимо семейного права, особенно сильно пострадали жилищное право и право по социальному обеспечению. Обе эти области права являются высокоспециализированными и запутанными – достаточно обособленными для юристов из других областей, таких как я, и совершенно непонятными для многих людей, которые на них полагаются.
В жилищном праве с 2012/13 по 2018 год на 58 процентов сократилось количество «юридической помощи» (юридических консультаций, а не представительств в суде). Почти все области консультаций по жилищному праву были выведены из сферы действия юридической помощи (79), оставив семьи на милость недобросовестных арендодателей. Ранее, если ваша арендованная недвижимость приходила в негодность, юрист по жилищному праву мог отправить письмо с претензиями вашему арендодателю, что обычно побуждало его принять меры. Это стоило 157 фунтов стерлингов плюс НДС (80). Теперь, если только жилье не является настолько непригодным, что представляет «серьезный риск причинения вреда здоровью и безопасности» – довольно высокий порог, – вы не имеете права на юридическую помощь. В эпоху роста уровня бездомности закон LASPO отменил юридическую помощь при подаче заявлений на получение жилищного пособия и по таким вопросам, как задолженность по арендной плате и ипотеке, что еще больше увеличило вероятность того, что те, кто цепляется за нижнюю ступеньку общества, окончательно рухнут в бездну.
В результате всех этих сокращений число поставщиков юридической помощи, специализирующихся на жилищных вопросах, уменьшилось на треть, что привело к появлению «пустынь мира юридических консультаций» – огромных районов страны, где вообще отсутствовали поставщики юридической помощи. По состоянию на 2018 год, например, во всем Суррее, Шропшире или Саффолке не было ни одного поставщика юридической помощи по жилищным вопросам. Доходы юридических центров – важнейших источников бесплатных консультаций для множества людей – сократились на 50 процентов, что вынудило многие из них закрыться. В период с 2013 по 2019 год половина всех юридических центров и некоммерческих юридических консультаций закрыли свои двери (81). Малообеспеченные семьи, ищущие помощи, теперь вынуждены за свой счет преодолевать большие расстояния до других графств. Для многих это оказывается попросту невыполнимой задачей.
ЮРИДИЧЕСКАЯ ПОМОЩЬ ПО ВОПРОСАМ СОЦИАЛЬНОГО ОБЕСПЕЧЕНИЯ СОКРАТИЛАСЬ ДО 99 ПРОЦЕНТОВ.
Юридическая помощь, которая предоставляет поддержку людям, оспаривающим решения по пособиям в судах первой инстанции – например, тем, кто был ошибочно подвергнут санкциям или признан не имеющим права на пособия по инвалидности, – была сокращена с 82 500 дел в 2012 году до пятнадцати – пятнадцати! – в 2014 году. Правительство с готовностью признало, что отмена юридической помощи по большей части законодательства о социальном обеспечении окажет «особо сильное влияние на инвалидов» (82), однако посчитало, что это та цена, которую стоит заплатить. Сеть юридических центров в своих показаниях Комиссии Баха, созданной для изучения последствий закона LASPO, заявила, что, по ее опыту, «крупные реформы социального обеспечения и все более карательный подход со стороны Министерства труда и пенсий привели к резкому росту некорректных решений и отказов в выплате пособий» (83). С отменой юридической помощи ситуация накалилась до предела. Одной из многих пострадавших была Дженна, жертва нападения с применением кислоты, с которой мы познакомились во введении к этой главе и которой правительство ошибочно пыталось перестать выплачивать пособие по инвалидности. Она смогла добиться отмены чудовищно несправедливой оценки ее положения со стороны Министерства труда и пенсий только благодаря безвозмездным усилиям юридического центра, который помог ей довести дело до суда.
В июне 2018 года граждане Великобритании были возмущены не меньше своих коллег по другую сторону Атлантики, узнав, что в Америке дети вынуждены сами представлять свои интересы по делам о депортации (84). Тем временем благодаря закону LASPO мы требовали от детей, не являющихся гражданами Великобритании, делать то же самое.
Хотя заголовки о миллионах фунтов стерлингов для апеллирующих к восьмой статье террористов и пытались создать впечатление безудержной щедрости в этой сфере, статистика показывает, что даже до принятия закона LASPO Англия и Уэльс тратили гораздо меньшую часть своего бюджета юридической помощи – всего 2 процента – на иммиграционные дела, чем большинство стран со схожей судебной системой, вроде Бельгии (17 процентов) и Нидерландов (13 процентов) (85). После изменений никто, даже дети, не мог обратиться за субсидируемой государством юридической помощью или представительством – или оплатой услуг тех же переводчиков – по большинству иммиграционных дел, не связанных с предоставлением убежища, а также по всем делам, в которых право на семейную жизнь в соответствии с восьмой статьей Конвенции о правах человека указывалось в качестве оснований для пребывания в стране.
Это означало, что детям вроде Флоренс, о которой шла речь во вступлении к главе, было отказано в помощи. Если они хотели остаться в стране, в которой жили всю свою сознательную жизнь, они должны были самостоятельно представлять свои интересы в сложных судебных разбирательствах, порой выступая в суде против адвокатов Министерства внутренних дел.
Это также означало, что взрослые люди, имеющие подлинное право остаться в стране – люди, прожившие в Великобритании десятилетия, но не имевшие нужных документов, – были не в силах оспорить произвольные, несправедливые и незаконные решения Министерства внутренних дел. Любой человек, втянутый в скандал Windrush, должен был найти деньги на оплату услуг частного адвоката, в дополнение к сбору в размере 2389 фунтов стерлингов за подачу заявления на бессрочный вид на жительство. Перед уходом с поста министра внутренних дел в 2018 году Эмбер Радд нашла время, чтобы сообщить парламенту, что она по-прежнему не видит веских причин для пересмотра ограничений по правовой помощи в этой области (86).
В августе 2018 года, после судебного разбирательства, правительство с запозданием согласилось изменить правила, чтобы вернуть несопровождаемых детей в сферу действия юридической помощи по иммиграционному праву (87). Однако ущерб, нанесенный тысячам детей (88) за прошедшие годы, вряд ли удастся исправить.
Выше мы коснулись нескольких юридических проблем, возникших в результате принятия закона LASPO и связанных с ним нормативных актов, но их было гораздо больше. В 2014 году был успешно оспорен критерий финансирования «исключительных случаев». Попытка ограничить предоставление юридической помощи только лицам, проживающим в Великобритании не менее года, была признана незаконной (апрель 2016 года), равно как и ограничение юридической помощи для заключенных (апрель 2017 года).
В реакции Министерства юстиции на то, что суды неоднократно указывали ему на незаконность действий, явно недоставало раскаяния. Крис Грейлинг написал статью в газету Daily Mail, в которой порицал «левых агитаторов», инициирующих судебные обзоры, чтобы помешать его ведомству (89), и незамедлительно ввел ограничения на возможность граждан подавать заявления о пересмотре судебных решений. Критерии предоставления юридической помощи по делам о пересмотре судебных решений были ужесточены, что привело к отсечению половины исков в период с 2013 по 2017 год. В докладе палаты общин в 2018 году выражалась озабоченность в связи с тем, что «совершенно очевидно, что эти изменения урезают количество дел, где присутствует обоснованная озабоченность правами человека и где необходим доступ к правосудию» (90).