РАСПРОСТРАНЕННОСТЬ МИФА О ТОМ, ЧТО ОПРАВДАТЕЛЬНЫЙ ПРИГОВОР АВТОМАТИЧЕСКИ ПОДРАЗУМЕВАЕТ ЛОЖНОЕ ОБВИНЕНИЕ, ВЫЗЫВАЕТ БЕСПОКОЙСТВО.
Удивительный обмен мнениями произошел в октябре 2017 года между ведущим Radio 4 Today Джоном Хамфрисом и генеральным прокурором Элисон Сондерс, когда последняя сделала очевидное замечание, что не каждый оправдательный приговор в суде по делу об изнасиловании означает, что обвинение было ложным. «Правда?» – воскликнул Хамфрис, и его недоверие было воплощено на следующий день в заголовке газеты The Sun, обвиняющей прокурора в том, что она «вызвала возмущение» своими комментариями (22).
Наглядный пример этого заблуждения продемонстрировал суд над диджеем Нилом «Доктором» Фоксом в 2015 году. Мистер Фокс был оправдан в Вестминстерском мировом суде по десяти обвинениям в сексуальных домогательствах, выдвинутым шестью женщинами, и заявил, что его «оправдали». Он сказал, что «обо мне было сказано и написано столько всего… [что] следует внимательно изучить и исправить», добавив то, что газета The Telegraph интерпретировала как «намек на возможный иск против Королевской прокурорской службы» (23).
Между тем, поскольку дело мистера Фокса рассматривалось в мировом суде, а не в Суде Короны, магистраты, объявляя свой вердикт, подробно его объяснили, как того требует от них закон. Их объяснение было опубликовано и производило несколько иное впечатление, чем резкое заявление мистера Фокса (24).
Суд подчеркнул, что не считает, будто кто-то из истцов говорил неправду, – наоборот: «Мы поверили каждой из истцов». Оправдательный вердикт по всем обвинениям, как пояснил суд, был вынесен из-за того, что судебная коллегия не была до конца уверена насчет заявленных фактов, обстоятельств описанных событий или в том, что поведение обвиняемого приравнивалось к уголовному преступлению, причем многие сложности возникли из-за большой давности рассматриваемых событий.
Это было сомнительное «оправдание» мистера Фокса. Во-первых, суд был уверен, что в отношении одного из обвинений ответчик «солгал нам». Мировые судьи были убеждены, что, хотя это и не преступление, «его поведение в некоторых случаях переходило границы допустимого». Они были уверены, что он схватил за грудь одну из своих коллег, и назвали это «совершенно неприемлемым». Они были уверены, что он имитировал половой акт с другой своей коллегой, что было «грубым и неприемлемым» действием, в результате которого эта женщина почувствовала себя «униженной и оскорбленной». Мистер Фокс признал случай щекотания и имитации полового акта с другой женщиной; и снова суд признал это «неприемлемым». В отношении заявления о том, что мистер Фокс совершил непристойное нападение на пятнадцатилетнюю девочку, положив ее руку на свой пенис и введя свой палец ей во влагалище, суд сказал: «Мы верим [заявительнице]. Мы не думаем, что она лжет или фантазирует. Мы знаем, что по разным причинам события большой давности могут быть неправильно запомнены. В этих обстоятельствах суд не может выразить уверенность в том, что заявляемые события действительно произошли. У нас имеется небольшое сомнение, и оно должно быть использовано в пользу ответчика».
Что касается намека на то, что КПС допустила ошибку при выдвижении обвинения, суд ответил на него прямо: «Этот вердикт не следует воспринимать как критику решения о выдвижении обвинения. Это был обоснованный иск, и он должен был быть передан в суд для принятия окончательного решения».
ЭТО ЕЩЕ ОДНО РАСПРОСТРАНЕННОЕ ЗАБЛУЖДЕНИЕ ОТНОСИТЕЛЬНО ВЕРДИКТА «НЕ ВИНОВЕН»: БУДТО БЫ ОПРАВДАТЕЛЬНЫЙ ПРИГОВОР ЯВЛЯЕТСЯ ДОКАЗАТЕЛЬСТВОМ ТОГО, ЧТО ОБВИНЕНИЯ ВООБЩЕ НЕ ДОЛЖНЫ БЫЛИ ВЫДВИГАТЬСЯ.
Мы часто слышим об этом, но это результат все того же логического заблуждения. Для того чтобы дело было открыто, необходимо, чтобы оно отвечало двум критериям: (i) имелась реальная перспектива обвинительного приговора на основании имеющихся доказательств и (ii) уголовное преследование должно соответствовать общественным интересам. Порог «реальной перспективы обвинительного приговора» намеренно ниже, чем критерий для фактического осуждения (вина, доказанная убедительно/вне обоснованных сомнений), по очевидной причине. Если бы КПС возбуждали дела только в тех случаях, когда они были уверены в виновности подозреваемого, мы не только получили бы систему, в которой большое количество заслуживающих внимания уголовных дел никогда не были бы открыты, но и присяжные были бы заменены одним-единственным проверяющим адвокатом, созданным по образу судьи Дредда. Поэтому КПС задается вопросом: принимая во внимание все имеющиеся доказательства, имеется ли реальная перспектива обвинительного приговора? Это позволяет найти золотую середину, отказавшись от рассмотрения неубедительных дел, что чревато судебными ошибками и/или изматыванием свидетелей и обвиняемых в ходе бессмысленного уголовного процесса, когда очевидно, что доказательств для вынесения обвинительного приговора недостаточно, но при этом все еще возбуждая уголовные дела с достаточно весомыми доказательствами, в победе по которым, однако, обвинение не уверено.
Прокуратура неизбежно совершает ошибки. Обвинения порой все же выдвигаются по делам, которые должны были быть отсеяны на ранней стадии. Тем не менее оправдательный приговор сам по себе не является доказательством несостоятельности дела. Любая работающая система уголовного судопроизводства приведет к тому, что некоторые оправдательные приговоры будут вынесены. Обратное явление – сто процентов обвинительных приговоров – смущало бы куда больше[105].
Каковы же признаки дела, обвинения по которому не должны были выдвигаться? Человеку, не имеющему прямого отношения к делу, сложно сказать. После того как обвинение закончит излагать свою позицию, судья может посчитать, что имеющиеся доказательства настолько неубедительны, что ни один должным образом проинформированный по вопросам права присяжный не может вынести справедливый обвинительный приговор. И в таком случае судья обязан дать указание присяжным вынести вердикт о невиновности (так называемое отсутствие оснований для привлечения к ответственности). Такое указание может свидетельствовать о том, что судебное разбирательство вообще не должно было проводиться, однако одного его наличия недостаточно, чтобы так утверждать. Судебное разбирательство – динамичный процесс. Важный свидетель может не прийти либо дать на суде менее полные показания, чем в своем письменном заявлении, дать неожиданные ответы во время перекрестного допроса или согласиться с предположением защиты, которое говорит в пользу обвиняемого. Иногда адвокат защиты проделывает потрясающую работу во время перекрестного допроса, заставляя единственного свидетеля согласится с тем, что на самом деле он не так хорошо разглядел грабителя, как сообщил в своих первоначальных показаниях, и судья в перерыве внезапно закрывает, казалось, беспроигрышное дело.
Не зная подробностей каждого конкретного дела, в частности рассмотренных доказательств и решений, принятых судьями и/или присяжными, невозможно сделать те выводы, которые многим хотелось бы получить. В Суде Короны в редких случаях можно догадаться о причине оправдательного приговора, когда судья позволяет себе выступить с гневной критикой стороны обвинения, подробно объяснив его несостоятельность, однако чаще всего такие дела объявляются закрытыми без каких-либо дополнительных замечаний и истинные причины так и остаются навсегда тайной.
Когда подсудимый признает себя виновным, это означает, что он соглашается с тем, что совершил уголовное преступление так, как это утверждает обвинение. Если он признает свою вину, но оспаривает фактическую основу (например, «я признаю, что напал на истца, ударив его, но отрицаю, что пнул его»), то стороны либо согласуют «основу признания вины», в которой излагается взаимоприемлемая версия, либо, если стороны не могут договориться, судья решает этот вопрос, обычно путем проведения судебного разбирательства без присяжных, в ходе которого судья единолично решает, уверен ли он в правильности версии обвинения[106].
Если подсудимый признается виновным, это означает, что присяжные на основании представленных доказательств убедились в том, что он совершил вменяемое ему уголовное преступление. Поскольку мы не требуем от присяжных объяснять свой вердикт, судья должен рассмотреть доказательства и определить, на каком «основании» присяжные этот вердикт вынесли (ситуация, которую лично я считаю совершенно неудовлетворительной, но это так), и вынести соответствующий приговор. Своими комментариями судья доводит до сведения общественности факты, которые установил суд – присяжные и судья.
Из этого следует, что в обвинительном приговоре может быть гораздо больше тонкостей, чем может показаться по пресс-релизу, – и он уж точно может не соответствовать тем «фактам», которые были заявлены обвинением в начале судебного процесса. Как мы с вами видели, судебный процесс имеет динамичный характер и форма представленных доказательств может меняться по мере их рассмотрения. Даже если подсудимый признан виновным, по представленным доказательствам может быть составлена совершенно иная фактическая картина, в результате чего приговор может кардинально отличаться от того, каким он мог бы быть, если бы первоначальные факты обвинения были признаны доказанными[107].
Наглядной иллюстрацией этому стало дело 2018 года, когда мужчина по имени Джон Бродхерст предстал перед судом за убийство своей партнерши Натали Коннолли (25). Обвинение представило присяжным это широко освещаемое дело как жестокое и преднамеренное убийство на почве ревности. Однажды вечером, когда оба были в состоянии алкогольного опьянения, Бродхерст причинил Натали более сорока серьезных травм, включая сильные гематомы на ягодицах, спине и груди, перелом глазницы и кровотечение из влагалища, после того как Бродхерст вставил в него, а затем попытался вытащить бутылку с чистящим средством для ковров. Пока она лежала, истекая кровью и умирая, внизу лестницы, Бродхерст отправился спать, вызвав скорую помощь только на следующее утро. К тому времени Натали, как с бессердечной небрежностью сказал Бродхерст службе спасения по телефону, была «мертва, как пончик».