Из-за решётки на него смотрели печальные меланхоличные глаза. Седая девушка отстранено сказала:
– Все, кто здесь находится, попали в беду. Так же, как и я. Мы все невиновны. Ни в чём не виноваты. Нас оболгали и обманом заперли тут. В этих вонючих сырых застенках, где постоянно холодно и мерзко, где редко включают свет, а кормят один раз в сутки как цепных собак, – с обратной стороны двери что-то с лязгом ударилось о двери. Джек понял, что девушка ногой поддела жестяную миску для кормёжки. – И нас окружают они. Они постоянно здесь. Они вокруг нас. Преданные рабы своих жестоких хозяев…
Девочка начала шептать, прижимаясь лицом к железным прутьям окошка. Её изящные сухие губы безостановочно шевелились, в глазах кружился водоворот незримых видений. И Джек понял, что она видит то, чего нет. Что она постоянно живёт в мире иллюзий. Что, вероятно, в её голове проносятся удивительные картины, не доступные для здравого человека. Она ничем не сможет помочь ему. Спунер с разочарованием отошёл на средину коридора. Девушка продолжала смотреть на него, вполголоса шепча:
– Видишь? Ты видишь их? Они и над тобой тоже! Они везде. Они проникают в каждый дом, в каждую щель. От них невозможно спрятаться. Они слушают своих хозяевам, тех, кто запер нас тут. Они проникли и в меня. Они заходят в мою голову и заставляют совершать ужасные вещи…
Глаза девочки округлились, зрачки расплылись, заполняя собой всю радужку, лицо исказила судорога. У Джека пересохло в глотке. Шёпот девушки приобрёл зловещую окраску:
– И когда они заползают в твою голову, через уши, рот, ноздри, они приказывают тебе. А потом убегают. И прячутся в других людях. И чтобы их победить, нужно…
Седовласая девушка запнулась, его глаза бешено вращались. Она словно хотела что-то произнести, но не могла вымолвить ни слова. Будто язык отказывался ей повиноваться. Господи, только бы она не закричала, взмолился Спунер, медленно, спиной вперёд, отходя всё дальше по коридору. Он, не отрываясь, смотрел на застывшее в зарешечённом окошке лицо девочки. Словно боялся, что она, подобно своим бредовым фантазиям станет бесплотной, просочится через толстые прутья и набросится на него.
– Им нужно всего лишь заткнуть уши. И глаза. И нос, и рот. Нужно лишить их воздуха и тогда они спасены. Никто больше не сможет овладеть ими, – замирающий шёпот девочки, от которого по спине Джека тысячами бежали мурашки, преследовал его ещё несколько шагов, пока он не повернулся к очередной камере. Больная. Полностью больная психопатка! Наверняка удавила всех своих домочадцев во сне из-за воображаемых призраков, что вселяются в человека, проникая через естественные отверстия… И он ещё хотел простить её о помощи? Вот уж действительно, кто из них больший дурак…
В самом конце пути, в нескольких шагах от преграждающий коридор двери, точной копией той, через которую он сюда вошёл, Джек заглянул в последние две камеры. В правой он толком никого не рассмотрел. Сначала ему показалось, что она вообще пустая. Но вместо свежего запаха хлорки его уже привычно встретил шибанувший в нос дух немытого тела и затхлости. Значит, и за этой дверью кто-то был. Вообще с гигиеной в этом крыле как-то туговато, пришёл к неутешительному выводу Джек, чей бедный несчастный нос уже устал морщиться в постоянных рефлекторных спазмах. Видимо, заключённых здесь пациентов не только редко кормят, но и редко моют. Значит, все эти бедолаги действительно потеряны для общества. Никто их не ищет. И никто за них не вступится. Они обречены вечно прозябать в ограничивающих их пространство каменных склепах, и медленно хиреть от антисанитарии, сырости и дрянной пиши. Кому они нужны? Да и навряд ли, чтобы все эти люди заслужили лучшего отношения, учитывая отвратные злодеяния, что они, скорее всего, совершили. Но вроде бы их направили в Мерсифэйт на излечение. А получается, что они просто чахнут тут, как и в любой тюрьме. Возможно, Джек невольно сострадал всем им потому, что и сам всю свою недолгую жизнь балансировал на тончайшей грани закона и беззакония, и запросто мог оказаться на месте любого из них…
А может они просто все неизлечимы. И единственное, что им остаётся, так это считать витающих вокруг них призраков и биться головой о стены.
Джек бесшумно прижался к двери, высматривая в освящённом пятачке камеры хоть какие-нибудь признаки жизни. Его ладони упиралась в поверхность двери, он был готов в любой момент задать стрекоча. Не хватало ещё, чтобы его цапнули за нос.
– Э-э-эй, тут есть кто-нибудь? – негромко позвал Джек, понимая, до чего нелепо всё это выглядит и звучит. – Ау?
Ответом ему было недовольное ворчание. Будто бы он неосторожно разбудил завалившегося в спячку медведя. Вот только Джек по-прежнему никого увидел. Ну да и бог с ним. Ворчание точно не походило на женские голоса. Значит, остаётся последняя камера.
Внутренний хронометр Джека показывал, что времени у него остаётся в обрез. Не сейчас, так чуть позже хватятся пропавшего наверху Франсуа. Если уже не хватились. Или если пришедший в себя старый извращенец уже не переполошил пол больницы, со всей мочи ломясь с запертую Джеком дверь. Так что… Спунер боязливо стрельнул глазами в сторону оставшейся далеко позади приоткрытой двери. Не ровен час, в коридор ворвутся крепкие ребята с дубинками, и вот тогда ему точно выпишут такое успокоительное, что мало не покажется.
Оставшаяся неосмотренной камера-палата располагалась слева от Джека. Мальчишка так же крадучись подошёл к отсекающей камеру от коридора запертой на стальной засов двери и заглянул в окошко. Внутри он увидел очень странного человека. Тот стоял посреди каменной комнатушки и, пользуясь проникающим внутрь слабым светом, читал разложенную на согнутых руках книжку. Джек просто напросто оторопел. Он был настроен увидеть кого угодно – самого дикого и сумасшедшего пациента с торчащими из зубастой пасти изгрызенными человечьими костями, но книгу… Увидеть книгу? Здесь? Это было равносильно тому, если бы за одной из дверей он встретился нос к носу с Королём Георгом. То есть шансы нулевые. Однако ж ему не мерещилось. Этот странный человек действительно читал, едва шевеля губами, потрёпанную книжку и, похоже, ни на что другое не обращал ни малейшего внимания. Ну ничего, сейчас точно обратит.
Спунер заслонил своей взъерошенной головой и без того скудный свет, озаряющий старицы книги. Человек нахмурился, аккуратно закрыл книгу и, сунув её под мышку, наконец-то обратил на виновника непредвиденного затмения всё внимание. Джек, в свою очередь, с немалым любопытством рассматривал заключённого. К слову, в камере книгочея почти не воняло, соломенный тюфяк был цел, по полу не валялись заплесневевшие объедки и фекалии. Даже находясь с застенках, этот странный человек оставался джентльменом.
Он был дольно стар. Моложе обжёгшегося о железо старика, но ненамного. Впрочем, Спунер с лёгкой руки зачислял в глубокие старики всех, кому перевалило за сорок. Высокий, коротко стриженный. С проблёскивающей в тёмных волосах густой сединой. Вытянутое умное лицо, спокойный уверенный взгляд. Спунер не мог разглядеть какого цвета у него глаза, но то, что мелькнувшие в приоткрывшемся рту зубы находились в хорошем состоянии, увидел. С виду вполне себе адекватный и непроблемный пациент, которому самое место было на верху, в общем крыле для самых привилегированных больных. Почему же Аткинс засунул этого человека сюда? Но вместе с тем, разрешил взять с собой книги. Джек заметил аккуратно сложенную возле матраса стопку книжек. Очень странно…
– Э-э-э… Доброй ночи, сэр, – негромко сказал Джек, решив, что немного учтивости всяко не помешает. Старик ответил полным достоинства кивком и словами:
– И вам того же, молодой человек.
Джеку голос удивительного старика понравился. Он соответствовал его внешности. Такой же спокойный, собранный и невозмутимый. Голос уверенного в себе человека. Будто он и не находился в тёмном холодном узилище городской психушки.
– Меня зовут Джек и я ищу своих знакомых. Двух девушек. Они такие же нормальные люди, как и я. Их силой удерживают в этой больнице. Я проник сюда, чтобы вызволить их, – неожиданно для самого себя Спунер выдал целую речь. – Вы не видели никого в последние время похожего на них? Одна золотисто-рыжая, вторая тёмненькая. Симпатичные, молоденькие, не больше двадцати каждой. И повторюсь, совершенно нормальные. Они не сумасшедшие. И я тоже!
Пожилой джентльмен слушал Джека очень внимательно, не перебивая, с самым участливым видом. В душе воришки забрезжила надежда. Ну неужели в конце пути ему хоть немного да повезёт? Он уже достаточно насмотрелся. На полжизни вперёд. И идти дальше вслепую, рискуя увидеть ещё больше, чем он в состоянии вынести, как-то особо не хотелось. Только бы знать, что он идёт по правильному следу. Чтобы риск был оправдан.
– Полагаю, что вы порядком впечатлены всем увиденным, – интеллигентного вида старик словно прочёл мысли Спунера. – Но поверьте, вы увидели лишь самую малость. Будем считать, что на самом деле вы не увидели ничего. А в этом здании сокрыто много больше… Я знаю. Пожалуй, я бы мог вам помочь…
Джек весь подался вперёд, всем телом налегая на железные двери, ощущая грудью проклёпанные железные полосы.
– Я был бы вам очень признателен, сэр! Только умоляю, поспешите – у меня практически нет времени…
– Одну. Я видел одну девушку, – сузив под косматыми бровями глаза, произнёс старик. – Этим коридором нижние уровни не заканчиваются. Они простираются много глубже. И за каждым новым поворотом можно увидеть всё больше необычного. Я бы настоятельно вам не рекомендовал ходить туда.
Старик кивнул налево щетинистым подбородком, указывая на запертую дверь.
– Несколько дней назад туда провели одну девушку. Правда. Новую пациентку. Я плохо её рассмотрел, но волосы у неё были тёмные…
– Одна? Только одна?!
– О второй мне ничего не известно, – старик придержал зажатую под локтем книгу. – Скажу только, что кто бы ни попал на ту сторону, обратно он уже никогда не возвращается. Следующий уровень Мерсифэйт – это билет без возврата, в один конец.