Tesla и SpaceX, чтобы приступить к реализации намеченного плана.
“Сейчас в Twitter две с половиной тысячи программистов, – сказал Маск. – Если бы каждый из них писал хоть по три строки кода в день, что до смешного мало, в год должно было бы выходить три миллиона строк, а этого достаточно для целой операционной системы. Ничего такого не происходит. Здесь что‐то в корне неверно. Я словно в цирке оказался”.
“Менеджеры по продукту вообще не разбираются в программировании, но постоянно заказывают новые и новые функции, не зная, как их создавать, – сказал Джеймс. – Они напоминают генералов от кавалерии, которые в жизни не сидели на коне”. Маск и сам нередко использовал это сравнение.
“Я установлю планку, – заявил Маск. – В команду по разработке автопилота у нас входят сто пятьдесят инженеров. Я хочу дойти до такого же числа в Twitter”.
Даже учитывая, что Маск считал производительность труда в Twitter очень низкой, при мысли о сокращении более 90 % инженеров большинство присутствующих на встрече вздрогнули. Милан Ковач, которого Маск пугал уже не так сильно, как на заре работы над Optimus, объяснил, почему компании нужно больше инженеров. К осторожности Маска призвал и юрист Алекс Спиро. Он полагал, что некоторые позиции в Twitter не требуют гениальных компьютерных навыков. “Я не понимаю, почему каждый человек, работающий в компании, которая управляет социальной сетью, должен набирать сто шестьдесят баллов в тесте на коэффициент интеллекта и работать круглые сутки”, – заметил он. Одни должны уметь продавать продукт, другие – обладать эмоциональными навыками хороших руководителей, а третьи – просто загружать пользовательские видео, не хватая звезд с неба. Кроме того, при сокращении штата до минимума возникал риск, что система откажет, как только кто‐нибудь заболеет или пресытится работой.
Маск не был с этим согласен. Он нацеливался на масштабные сокращения не только из финансовых соображений, но и потому, что хотел насадить в компании хардкорную и фанатичную культуру труда. Он был готов – и даже жаждал – рисковать, отказавшись от всякой страховки.
Джеймс, Эндрю, Росс и Дхавал начали встречаться с руководителями Twitter и просить их избавиться от 90 % своих подчиненных в соответствии с намеченными Маском целями. “Они совсем не обрадовались, – говорит Дхавал. – Они утверждали, что компания просто рухнет”. Он и другие мушкетеры давали им стандартный ответ: “Об этом просит Илон, и он всегда так работает, поэтому нам нужно составить план”.
Вечером в воскресенье, 30 октября, Джеймс отправил Маску официальный список, куда они с остальными мушкетерами включили лучших инженеров, которых имело смысл оставить в компании. Остальных можно было уволить. Маск готов был сразу спустить курок. При проведении сокращений до 1 ноября компании не пришлось бы выплачивать положенные в это время премии и гранты на покупку опционов. Но руководители отдела кадров Twitter воспротивились такому сценарию. Они хотели изучить список на предмет этнического и культурного многообразия. Маск отверг их предложение. Но другое их предупреждение заставило его взять паузу. При незамедлительном увольнении сотрудников на компанию наложили бы штрафы за невыполнение обязательств по трудовым договорам и нарушение калифорнийского трудового законодательства. Это обошлось бы на много миллионов долларов дороже, чем увольнение сотрудников после выплаты премий, которые причитались им в соответствии с условиями их контрактов.
Маск неохотно согласился отложить массовые увольнения до 3 ноября. О них сообщили тем же вечером в письме без подписи: “В стремлении развернуть Twitter в верном направлении мы проведем сложную процедуру по сокращению нашего штата в различных точках земного шара”. Под сокращение попали около половины сотрудников компании из разных стран и почти 90 % некоторых групп обслуживания инфраструктуры, и всем им тотчас перекрыли доступ к рабочим компьютерам и рабочей электронной почте. В дополнение к этому Маск уволил большинство сотрудников отдела кадров.
И это был лишь первый раунд, а впереди всех ждала настоящая кровавая бойня в трех действиях.
Глава 84Модерация контента
Совет из одного человека
Музыкант и модельер Йе, ранее известный как Канье Уэст, дружил с Маском – правда, по‐своему, в том странном смысле, в каком слово “друг” порой применяется к звездным приятелям. Вы заглядываете на одни и те же вечеринки, пребываете на одной волне и привлекаете к себе примерно одинаковое внимание, но при этом никакой особой близости между вами нет. В 2011 году Маск провел Йе экскурсию по заводу SpaceX в Лос-Анджелесе. Через десять лет Йе посетил Starbase на юге Техаса, а Маск прилетел к нему в Майами на вечеринку в честь альбома Donda 2. У них было кое‐что общее – например, ни один из них не стеснялся говорить, что думает, – и их обоих считали полупомешанными, хотя в случае с Йе этот эпитет впоследствии выглядел точным лишь наполовину. “Вера в себя и невероятное упорство позволили Канье стать тем, кто он есть сейчас, – сказал Маск в интервью журналу Time в 2015 году. – Он целеустремлен и планомерно борется за свое место в культурном пантеоне. Он совершенно не боится, что в процессе его будут высмеивать и осуждать”. Маск мог точно так же рассказать о себе.
В начале октября, за несколько недель до закрытия сделки о покупке Twitter, Йе и его модели вышли на подиумный показ в футболках с надписью “Жизни белых имеют значение”, что спровоцировало в социальных медиа настоящий пожар, кульминацией которого стало опубликованное в Twitter заявление Йе: “Когда проснусь, перейду в смертельный режим третьего уровня против ЕВРЕЙСКОГО НАРОДА”. После этого Twitter заблокировал его аккаунт. Через пару дней Маск твитнул: “Поговорил сегодня с Йе и сказал ему, что меня тревожит его недавний твит, и он, похоже, прислушался к моим словам”. Но аккаунт музыканта так и остался заблокированным.
С Канье Уэстом в SpaceX
История Йе с твиттером в итоге преподнесла Маску несколько уроков о тонкостях свободы слова и сложностях, которые возникают, когда политические решения принимаются импульсивно. Помимо вопросов о сокращении штата, в свою первую неделю в Twitter Маск также решал вопросы о модерации контента.
Он размахивал флагом свободы слова, но начинал понимать, что у него слишком упрощенный взгляд на эту проблему. В социальных сетях ложь может облететь полмира, пока правда и шнурков не завяжет. Проблема дезинформации стояла не менее остро, чем проблемы криптовалютного мошенничества, жульничества и риторики ненависти. Кроме того, возникали и финансовые трудности: пугливые рекламодатели не хотели размещать рекламу своих брендов в выгребной яме, залитой ядовитыми твитами.
В начале октября, за несколько недель до запланированной покупки Twitter, в одном из наших разговоров Маск упомянул о создании совета по модерации контента, который и будет решать все перечисленные вопросы. Он хотел, чтобы в совет входили разные люди со всего мира, и описал, кого в нем ожидает. “Пока не будет создан этот совет, я не стану принимать решений о том, кого следует разблокировать”, – сказал он мне.
Во всеуслышание он заявил об этом в пятницу, 28 октября, на следующий день после закрытия сделки о покупке Twitter. “Пока совет не собран, никаких значимых решений о контенте и разблокировке аккаунтов приниматься не будет”, – твитнул он. Маск, однако, не склонен уступать кому‐либо контроль над ситуацией и вскоре принялся купировать идею. Он сказал мне, что решения совета будут носить лишь “рекомендательный” характер. “Последнее слово будет за мной”. Переходя в тот день из одной переговорной комнаты в другую и обсуждая сокращения и различные характеристики продукта, он явно терял интерес к созданию совета. Когда я спросил его, не решил ли он, кого ввести в состав, он ответил: “Нет, сейчас это не главный вопрос”.
Йоэль Рот
Когда Маск уволил начальника юридического отдела Twitter Виджаю Гадде, разбираться с модерацией контента и разбираться с Маском – что было ничуть не проще – пришлось несколько педантичному, но жизнерадостному и моложавому Йоэлю Роту, которому тогда был тридцать один год. Он был не идеальным кандидатом на эту должность. Демократ левого толка, Рот не раз критиковал республиканцев в своих твитах. “Я никогда прежде не жертвовал деньги на президентскую кампанию, но только что отправил 100 баксов Хиллари ради Америки, – написал он в 2016‐м, через год после того, как пришел работать в команду по обеспечению доверия и безопасности. – Нам нельзя и дальше страдать х*ней”. В день выборов в 2016 году он посмеялся над сторонниками Трампа, твитнув: “Без обид, но все же мы не просто так даже не заглядываем в те штаты, которые проголосовали за эту расистскую мандаринку”. Когда Трамп стал президентом, он написал: “НАСТОЯЩИЕ НАЦИСТЫ В БЕЛОМ ДОМЕ”, – и назвал Митча Макконнелла “бесхарактерным мешком дерьма”.
Йоэль Рот
Тем не менее Рот был наделен оптимизмом и энтузиазмом, так что надеялся сработаться с Маском. Впервые они встретились днем в тот безумный четверг, когда Маск спешно закрывал сделку о покупке Twitter. В пять часов вечера у Рота зазвонил телефон. “Привет, это Йони, – сказал звонивший. – Можешь, пожалуйста, прийти на второй этаж? Нам нужно поговорить”. Рот не знал, кто такой Йони, но пробился к выходу с печальной хеллоуинской вечеринки, которая была в разгаре, и пришел в просторный вестибюль возле переговорных комнат, где сновали Маск, его банкиры и мушкетеры.
Там Йоэля встретил энергичный Йони Рамон, невысокий и длинноволосый инженер Tesla по защите информации. Рамон родился и вырос в Израиле. “Я сам израильтянин и понял, что он тоже из Израиля, – говорит Рот. – Но вообще понятия не имел, кто он”.