От этого я проснулся и протяжно выдохнул, зная, что теперь не усну. Я погладил её по голове, надеясь успокоить. Это не помогло, и я открыл рот, чтобы узнать, в чём дело, но не смог произнести ни звука. За её объятиями я не сразу заметил новое ощущение. Странное, непривычное прикосновение, которое я сперва даже не осознал. А затем хватка сжалась. На мгновение язык, горло и лёгкие онемели, перестав мне подчиняться. Я оцепенел на вдохе, неспособный шевельнуть и пальцем.
– Что-то не так… – с трудом выдавил я.
Я не мог дышать, тело не слушалось, пока я силился отцепить руки сестры от себя, но делал это так вяло, что она не поняла моих мотивов и замотала головой, капризничая. Иногда я не хотел её объятий, потому что это мешало спать, особенно в летний период при набирающей обороты жаре. К счастью, тогда ночи ещё оставались свежими, но я задыхался, будто не ощущал кислорода вовсе.
Я всё-таки отстранил Теялу и в поисках глотка воздуха скатился с кровати. Меня не волновали ни боль от удара, ни грохот от падения. Меня захлестнула паника, словно я оказался под водой и мне необходимо было выплыть на поверхность.
– Илос, что случилось? – Сестра села в кровати, с испугом глядя, как я пытался отползти.
Несмотря на скудное освещение от наружных факелов, пробивающееся через окно, в комнате было сумрачно. Сестра не видела себя со стороны, но я растерянно наблюдал, как тени тянулись из меня к ней, впитываясь в её кожу. Моё сердце зашлось в болезненном ритме, я захрипел, делая скупой свистящий вдох, меня била крупная дрожь, пока тело стремительно покрывалось потом. Сестра потянулась ко мне, но я резко отпрянул, напугав её. Я уверен, что на моём лице была гримаса ужаса, потому что глаза Теялы испуганно распахнулись.
– Илос, что происходит? – Её голос дрожал, но сестра переборола первое замешательство и спустилась на пол.
Теяла касалась моего лица прохладными ладонями, а моя собственная тень билась в агонии. Я не мог разобрать последующие мольбы и вопросы сестры из-за звона в ушах, я даже не мог объяснить, что и почему у меня болит, однако был уверен, что эти чувства похожи на приближающуюся смерть. Мне казалось, что кто-то сдавил мне не горло, а саму тьму внутри меня. Мне хотелось кричать, но, когда хватка усилилась до предела, тьма, как и свойственно бесплотному сумраку, распалась на дым и выскользнула из чужого захвата.
Я снова задышал, хрипло втягивая воздух.
Тени расползлись в стороны, сливаясь с обычным сумраком комнаты.
Теяла плакала, слёзы обильно текли по её щекам, но, оцепенев от страха, неспособная закричать, она лишь безмолвно разевала рот. Сестра с отчаянием трясла меня за плечи, а я, развалившись на полу, вдыхал и выдыхал воздух, вначале рвано и жадно, но постепенно медленнее и глубже. Я развернулся, упираясь рукой в пол, и закашлял. Тело продолжало бесконтрольно дрожать от пережитой паники.
– Твоё лицо… всё… побелело, – всхлипывая, заговорила сестра, она заразилась моей дрожью и тряслась всем телом.
– Что… что ты сделала, Тея? – Горло саднило, как если бы меня действительно едва не придушили.
– Я не знаю, я не хотела… просто было так хорошо и спокойно. Будто я вдыхала ночной воздух… – Она обхватила себя руками, а я с трудом, но смог сесть. – Все тревоги ушли, я чувствовала умиротворение. Мне так понравилось, что хотелось завернуться в это ощущение целиком. Тебе было больно… это сделала я?
Её нижняя губа затряслась, она смотрела на меня с нарастающей паникой. Теяла страшилась своего Дара и того, что, узнав о её способностях, я начну её ненавидеть или же избегать. К тому мгновению я уже достаточно успокоился и, чтобы она не корила себя, не рассказал, насколько ужасными были мои ощущения.
– Кто знает. Может, у тебя очередной побочный Дар причинять людям боль? – Я попытался пошутить, даже выдавил натянутую улыбку, но в ответ сестра несильно врезала мне кулаком в плечо.
– Не смешно, Илос! Ты меня напугал!
– Похоже, ты эмоциональная пиявка и высосала из меня слишком много, – с притворным смешком предположил я, силясь скрыть страх от непонимания произошедшего.
Второй удар вышел больнее, и я преувеличенно ахнул, хватаясь за плечо.
– Я не пиявка! – хлёстко защитилась Тея, прекращая дрожать и плакать.
– Тогда докажи и не делай так больше, ладно?
– Я вообще не буду тебя трогать. От моих сил одни проблемы!
– Значит, впредь не будешь занимать мою кровать? – не смог удержаться я.
Сестра замешкалась. Я улыбнулся увереннее и обнял её, утешая. Теяла порывисто обхватила меня в ответ. Утыкаясь носом ей в волосы, я закрыл тему и, пока сестра не видела, подавил в себе тревогу от возможности повтора произошедшего.
После я ещё несколько раз чувствовал схожие прикосновения, словно Теяла трогала мою тьму прохладными руками, но боли больше не было. Тени, узнавая опасность, сразу проскальзывали сквозь пальцы сестры. Именно поэтому я прекратил придавать произошедшему значение, а воспоминания о боли потеряли былую яркость, становясь смазанными.
Лишь годами позднее я осознал – то был второй сигнал к приближающейся катастрофе, и, наверное, при следующем я смог бы предотвратить беду. Но его не было. Вскоре заявившаяся в наш дом трагедия решила лишь дважды предупредительно постучать в дверь, прежде чем распахнуть её.
Глава 12
Прошло десять лет с окончания Чёрной Зимы. Намечался грандиозный праздник. Масштабнее всех предыдущих. Люди приезжали в Астару даже с дальнего севера, чтобы в очередной раз показать нам, что все подписанные договоры о мире в силе. Последний поход дал свои плоды: торговля и экономика налаживались, культура и зодчество процветали. Исар развернул серьёзную подготовку для похода на юг, запланированный на конец зимы. Теяла была не в восторге от этой идеи, она не желала вновь расставаться с нами, но слухи, что там кто-то мог выжить, приводили её в восторг.
Мы решили, что празднование окончания Чёрной Зимы и будущая свадьба Исара с Эйлин станут завершающими праздниками перед походом. Совещания между отцом, Исаром, министрами и учёными участились, они прорабатывали все необходимые вопросы и возможные проблемы. К ним изредка присоединялись я, Каид и Шейн. Тогда мы не знали, что планам не суждено сбыться и все обсуждения станут впустую потраченным временем.
Наступил Хокхан. Веселье в городе началось с самого рассвета, потому что окончание Чёрной Зимы знаменовали возвращением солнца. В Хокхан люди веселились весь день, купаясь в солнечном свете, а с приходом сумерек уходили в свои дома и таверны, зажигали многочисленные свечи, отбирая у тьмы как можно больше пространства, и продолжали праздновать.
Весь дворец был украшен бумажными фонариками и бронзовыми колокольчиками, устраивающими мелодичный перезвон при каждом порыве ветра. Большинство слуг, стражей и помощников двое суток до этого трудились над угощениями и украшениями к предстоящему празднику, поэтому им было позволено отдохнуть. Они встречали утро с семьями в своих домах за праздничным завтраком.
Ближе к вечеру они должны были вернуться, но до тех пор им был дан заслуженный выходной, поэтому в момент трагедии обычно многолюдный дворцовый комплекс умиротворяюще опустел.
Стоило в тот день солнцу встать в зенит, как неясное предчувствие, сродни резкому порыву ветра, толкнуло меня в спину. По дороге к тренировочному полю, где я намеревался обсудить с Каидом его планы на праздничный вечер, меня накрыло беспокойство. Оно ударило с такой силой, что я сделал несколько торопливых шагов вперёд, чуть не упав, а когда выпрямился, тело залихорадило. Я слепо озирался вокруг, сглатывая желчь паники вместе со слюной, выискивал врагов среди цветов и кустов. Тени от деревьев и ближайших павильонов изменились, сдвинулись и потянулись в сторону главного дворца. Я моргнул, наблюдая за их попытками мне что-то сказать.
Сердце пропустило удар, и на мгновение боль в груди ослепила.
Я бросился бежать.
Бежал к главному павильону так быстро, как мог, волосы хлестали по лицу, а ветер задерживал меня, дёргая за праздничную золотую накидку. Я взбежал по ступеням, перепрыгивая через одну или две за раз, подгоняемый быстрыми ударами собственного сердца, которое лихорадочно билось о рёбра. Я мчался так быстро, что, когда распахнул двери и замер, оглядывая основной зал, собственная грохочущая в ушах кровь оглушала. Внутри никого не было. Это сбило с толку, я почти решил, что разум помутился и можно радоваться, что на пути практически не было свидетелей моего эмоционального порыва, вызванного испугом.
Однако вместо того, чтобы успокоиться, я побежал дальше вглубь и оказался в коридоре. Я пересёк его до конца, свернул за поворот и увидел приоткрытую дверь, ведущую в одну из комнат. Это место мы использовали в качестве общей гардеробной: с зеркалом, комодами и нарядной одеждой для особенных дней. Поэтому там не было окон, только светильники.
Мне стоило дать себе хоть секунду, чтобы подготовиться, но можно ли быть готовым к виду трёх искалеченных тел своих родных, с которыми смеялся за завтраком буквально несколько часов назад?
Первой на пороге гардеробной я увидел маму. Её тело дергалось в судорогах, кожа на левой руке посерела, будто покрытая пеплом, а большая часть её прекрасных медных волос стала белой. Ладони покрывали волдыри, как если бы она голыми руками схватилась за что-то горячее. Заметив вазу, я бросился направо, схватил её и, не раздумывая, разбил о край ближайшего комода. Самым крупным осколком я порезал себе ладонь и с трудом, но смог разжать маме зубы и дать ей свою кровь. Пришлось зажать ей нос, чтобы она проглотила. Секунды показались мне вечностью, прежде чем судороги прекратились и мама успокоилась. Ожоги на её ладонях медленно начали пропадать, но не успел я с облегчением выдохнуть, как услышал стон. Я взглянул немного дальше – там лежал Шейн. Обе его руки до локтей были в красных и чёрных ожогах. Намного серьёзнее, чем у мамы. Даже рукава его накидки были обожжены и распались на части.