Комнат в квартире было шесть, не считая просторной кухни, двух отделанных бронзой и малахитом ванных, а также, с видом на Днепр, эркера.
— Ну, прямо палац! — восхищенно сказал Мороз, оглядев все это великолепие, и остановился у одной из картин в гостиной. — Файна дивка, — поцокал языком. — Схожа на одну мою знайому.
— То «Даная» Рэмбранта, — подошел к нему Джура, бывший в прошлом фотографом. — Дуже гарна копия.
На кухне, встроенный в стену, обнаружился красного дерева бар со множеством разнокалиберных бутылок, Деркач извлек одну и прочел наклейку — «Хеннесси».
— Ну шо, хлопци, выпъемо по чарци? За мое нове житло у Киеви.
— Святэ дило, — уселся первым за стол Джура, а Мороз снял с полки три хрустальных бокала.
Деркач свинтил с посудины колпачок и набулькал в них янтарного напитка.
— Щоб у хозяина було щастя и прыбуток! — провозгласил тост сотник, и все дружно задергали кадыками.
— Гарный напий, — утер рукавом губы Мороз. — Алэ до ровэнського самогона йому далэко.
— Ну а тэпэр пановэ повэртайтэ до сотни, — убрал в бар бутылку Деркач. — Та скажить водию, шоб завтра о восьмий подав сюды машину.
— Слухаэмося, панэ провиднык, — встали со своих мест боевики.
Оставшись один, новый владелец еще раз внимательно осмотрел жилище. Найдя в одной из спален платяной шкаф, извлек оттуда новый атласный халат, а из нижнего ящика комода достал пушистое полотенце.
После ванны он прошлепал хозяйскими тапками в зал, где уселся в одно из мягких с вензелями на спинке кресел. Обнаружив на стоящем рядом ломберном столике пульт, взял его в руку и навел на висящий на стене огромный плоский экран японского «панасоника».
Я иду по улице словно чумачечий,
От солнца, шоб не жмуриться, я натянул очечи!
А в стеклах отражаются девочки-конфетки,
За наглость не сочтите, угостите сигареткой! —
возник на экране популярный на Украине певец Остап, а потом рядом с ним сексапильно затрясла сиськами его жена Настя.
Пришла и оторвала голову нам чумачечая весна,
И нам не до сна,
И от любви схожу я с ума!
Чумачечая весна пришла и крышу нам с тобой снесла,
Чумачечая весна пришла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-лала-ла-ла! —
дружно заорала пара, и Деркачу захотелось секса.
— А почему нет? — подумал он и отыскал сотовый телефон.
Спустя полчаса в прихожей затиликал домофон, и наружная камера высветила у входной двери дома прибывшего из ресторана гонца с несколькими пакетами.
— Видкрываю! — пробасил Васыль и вскоре получил все то, что было заказано: горячую, истекавшую соком, курицу-гриль с армянским лавашом и зеленью, упакованный в облатку сыр «Эдем», бутерброды с красной икрой, а к ним банку кофе и «Киевский» торт с каштанами на коробке.
Когда он, накрыв стол, поставил на него две бутылки (одну початую, с виски, а вторую с итальянским «Кьянти»), домофон снова ожил — прибыла заказанная в интим-салоне ночная фея.
После короткого знакомства, сопроводившегося возлияними и тихой музыкой, в одной из спален бодро заскрипела кровать.
Поутру уставший, но довольный Деркач, сидя рядом с водителем, мчался на «форде» в штаб Майдана.
Революция продолжалась.
Глава 4Пир после чумы
С приходом весны начались боевые действия националистов в отношении восставшего против них Донбасса, названные «Антитеррористической операцией». Для участия в ней в Киев были доставлены «солдаты удачи». В числе группы, насчитывающей три сотни бойцов, прибыли и Блад с Залесски.
— Ну вот, Джек, — сказал майор, когда их разместили на одной из армейских баз вблизи столицы. — Сбылась твоя мечта повоевать с русскими.
— Но ведь те, которых здесь называют сепаратистами, вроде тоже украинцы?
— Один черт, — ухмыльнулся Залесски. — Все они здесь русские. Кстати, среди прилетевших с нами парней есть один, который из тех мест. Зовут Серж Рубин, раньше служил в Иностранном легионе.
— Он что, русский? — удивился Джек.
— Самый настоящий. Воевал в спецназе на Кавказе, а потом выехал в Европу, став «солдатом удачи».
— И что этот парень рассказывает?
— Тот регион, что предстоит зачистить, именуется Донбасс, а сепаратисты — шахтеры.
— Шахтеры крепкие ребята, — тяжело ворочая челюстями, сказал Джек. — Но у них нет боевой выучки.
— Не скажи, — нахмурился майор. — Серж рассказывал, что многие из них служили в армии, причем в элитных войсках: десантниками, морпехами и пограничниками.
— Все равно это сброд, — выдул Джек изо рта пузырь. — Мы разнесем всех этих сепаратистов в клочья.
— Это само собой, — согласился Залесски. — И, главное, неплохо заработаем.
На следующий день они собрались ознакомиться с украинской столицей. А в качестве гида пригласили того самого Сержа, оказавшегося разбитным и компанейским парнем. К тому же он когда-то окончил здесь военное училище и обещал интересную экскурсию, а заодно знакомство с местными красотками, жратвой и напитками. Выехали утром, сразу после завтрака, на военном «хаммере» из американской гуманитарной помощи.
Клев удивил повидавших многое наемников своею неповторимой красотой и величием.
— Колосаль! — не переставал восхищаться устроившийся рядом с Бладом на заднем сиденье французский легионер Поль Готье. — В этом городе есть шарм!
— А крыши церквей из чего? — поинтересовался у сидящего за рулем Сержа практичный Залесски, когда перед ними открылись купола Киево-Печерской лавры.
— Из золота, майор, — небрежно ответил тот. — У нас его много.
— В 41-м мой дед победоносно вошел в этот город, — глядя в окно, сказал напросившийся с ними пятый «турист» — австриец по фамилии Рунге. — Дед был командир танковой роты.
— А потом? — обернулся Серж.
— Сгорел под Прохоровкой.
— Ты приехал мстить? — покосился на немца Блад.
— Именно. Ненавижу русских и коммунистов.
У монумента Богдану Хмельницкому, привлекая внимание зевак, наемники сфотографировались на память, а потом внедорожник покатил на Майдан, им было интересно взглянуть на революционеров.
Площадь тоже впечатлила своей грандиозностью и архитектурой, задымленными, обложенными покрышками баррикадами, палатками «сотень» и «куриней»* с табличками, а также сновавшими кругом людьми в полувоенной форме, многие из которых были при оружии. Тех сразу же привлек американский военный автомобиль и прибывшие на нем гости.
— Мы вас щиро витаемо, пановэ! — подошел к вышедшим наружу наемникам рослый сотник. В пятнистом камуфляже, с длинным оселедцем на бритой голове, окруженный десятком подчиненных. — На экскурсию? — разгладил вислые усы. — Ласкаво просымо.
Состоялось короткое знакомство. Тимош (так звали сотника) и его бойцы весьма обрадовались, узнав, откуда родом Серж, и незамедлительно организовали гостям экскурсию по площади. В ярких красках Тимош обрисовал прошлые события, рассказал, как его и другие сотни геройски сражалась с «Беркутом», после чего заверил, что украинский народ будет бороться с москалями и жидами до конца, вместе с западными братами. Как водится в таких случаях, герой Майдана пригласил наемников в гости в свой куринь. Отведать украинского самогона и сала.
— О, самокон гут! — толкнул Блада в бок Рунге. — Я его пробовал в Югославии.
Все шестеро (остальных Тимош отправил нести службу) сидели на раскладных стульях в просторной, армейского типа палатке, наблюдая, как его молодая сподвижница Маричка — фигуристая и тоже в камуфляже — шустро накрывает стол, стреляя в гостей карими глазами.
— Она что, тоже воюет или ты ее трахаешь? — нагнувшись к хозяину, тихо спросил сидевший рядом с ним Серж.
— И тэ и другэ, — разливая по граненым стаканам пахучий самогон из четверти, подмигнул ему Тимош, а затем встал и огласил тост «За Вильну Украину!».
Земляк перевел, сотник поднял стакан и со словами «будьмо!» заглотил напиток одним махом. Его поддержали остальные, включая молодичку. Западные друзья, выпучив глаза, осторожно выдохнули, а Рунге, просипев «май гот!», стал лапать рукою бутылку с минералкой. Это вызвало дружный смех остальных, а порозовевшая Маричка нежно пропела «проше, панове».
Как и самогон, сало оказалось выше всяческих похвал: снежно-белое, с розоватой прорезью в три слоя и легким запахом чеснока, одним словом — цимус*. Понравились наемникам и пупырчатые соленые огурцы на смородиновом листе, а еще больше залитые смальцем кольца домашней колбасы из банки.
Спустя примерно час в палатке появился еще один гость. Это был уже известный читателю сотник Палий (близкий приятель Тимоша), зашедший «на огонек» с гостинцем. Он водрузил на стол извлеченную из вещмешка четверть ровенской сливянки.
— Оцэ старовынный козачий напий, пановэ амэриканци, — обращаясь к гостям, разлил он издающую медовый аромат жидкость по стаканам.
Затем Палий тоже произнес тост — Тимош рявкнул «будьмо!», и все в очередной раз чокнулись и выпили.
Поль Готье стал понимать украинский язык, Залесски тоже, Блад гладил под столом колено сидевшей рядом Марички, а охмелевший Рунге пытался затянуть песню «Хорст Вессель».
— Слышь, земляк, — обратился к сотнику заплетающимся языком Серж. — Я тут ребятам обещал хороших баб, где тут у вас приличный бордель? Мне нужен адрес.
— То нэ вопрос, — ухмыльнулся Тимош и кому-то позвонил по сотовому телефону. — У мэнэ у сотни е хлопэць, — подмигнул Сержу, — вин займаеться цим бизнэсом.
Через пять минут в палатке нарисовался молодой хлыщ с прической ирокез и шевроном «Дивизия СС Галычына» на рукаве натовского камуфляжа.
— На Мюллер, прымы, — сунул ему сотник стакан, а когда тот выпил, изложил суть проблемы.
— У мэнэ на Подоли е точка з гарнымы дивчаткамы, — покосился на веселящихся гостей хлыщ. — Зараз затэлэфоную мамци*, и усэ будэ гаразд.
— Давай, — благосклонно кивнул сотник. — Потим мэни скажэшь.