— Ну дак, — надулся от гордости командир «Днепра» майор Береза. — Тэпэр ось захопымо Иловайськ и зробымо там колорадам козью морду.
Накануне, в числе других командиров, он получил приказ об очередном штурме окруженного города и уже предвкушал победу.
Захотелось примазаться к ней и представителям «цэнтру». Они тоже не сомневались в успехе. Тем более что под Иловайск каратели стянули значительные силы: шесть механизированных и танковых бригад, полки спецназа, инженерного обеспечения и связи, а к ним в придачу пять территориальных батальонов нацгвардии.
Сигнал на штурм был дан утром 19 августа, и в тот же миг артиллерия оккупантов открыла по Иловайску и позициям ополченцев массированный артиллерийский огонь с использованием реактивных систем «Град» и минометов. После артподготовки на город с четырех сторон двинулась бронированная армада. Впереди, лязгая траками в синей дымке выхлопных газов, ползли танки, за ними на броне следовала многочисленная пехота, а во втором эшелоне, на автомобилях управления и передвижных радиостанциях в клубах пыли двигались отцы-командиры. Эфир был забит бодрыми командами и первыми победными реляциями о прорыве линии обороны сепаратистов. Пульсирующие вспышками городские окраины становились все ближе.
— Ну, ось! — подпрыгивая на жестком сиденье «Кугуара», обернулся к сидящим сзади Деркачу с эсбэушниками Береза. — Щэ трохы и Иловайск будэ наш! — И радостно стал вопить по рации команды.
Внезапно что-то изменилось. Впереди раздался вселенский гул, покрывая звуки боя, и все вокруг полыхнуло мертвенным светом. «Кугуар» подбросило вверх, он стал заваливаться на бок, раздался скрежет металла и вопли находившихся в боевой машине. Вынеся головой боковую дверь, Деркач кубарем покатился на землю, краем глаза увидев, как машина вспыхнула факелом, из центра которого выметнулись двое в горящем обмундировании и с диким воем.
— А-а-а!!! — присоединился к звериному вою «прэставнык», убегая на четвереньках в сторону, и тут же свалился в еще дымившуюся воронку.
Там, ломая на руках ногти, он попытался закопаться глубже, а когда неподалеку рванула еще серия разрывов, в ужасе затих, скрючившись в позе эмбриона. Спустя минут пять, когда огневой налет закончился и в воздухе опять возникла далекая стрельба, Деркач заставил себя развернуться, подвывая, выглянул из воронки, и перед его глазами возникла апокалипсическая картина.
По всему вспаханному разрывами дымящемуся полю, рвотно воняющему тротилом, порохом и жареным мясом, там и сям черным жирным пламенем горели танки с бронетранспортерами, в промежутках между техникой валялись разбросанные тела, а с низкого неба, кружась, вниз опадали хлопья сажи и копоти. Из перевернутой неподалеку вверх днищем БМП, с еще гремящими отполированными землей траками, кто-то рыдающим голосом звал на помощь, а прямо у кромки воронки, в которой спасался Деркач, валялась оторванная голова сопровождавшего его полковника.
— Божэ, шо робыть? Шо робыть? — зацокал он зубами.
В поле его зрения попала толпа солдат, улепетывавших в сторону, откуда началась атака, и несколько пятящихся туда бронемашин, огрызавшихся огнем в сторону Иловайска. Выбравшийся из укрытия «прэдставнык» тут же пристал к бегущим, и вскоре все поспешили скрыться в ближайшей балке.
Когда спустя час, едва двигая ногами, потный и в изодранном обмундировании Деркач приковылял в числе оставшихся в живых карателей на исходную позицию, там царили страх и неразбериха. Находящиеся в тылу стратеги пытались организовать новое наступление, вышедшие из боя отказывались, вопя «нас зрадылы!», все это сопровождалось бестолковой суетой, тасканием друг друга за грудки и черным матом. Наконец из штаба поступил приказ о следовании в соседний квадрат для перегруппировки, весь табор погрузился на остатки бронетехники, и колонна двинулась в направлении, указанном командной мыслью.
Сражение за Иловайск продолжалось почти неделю — ополчение не сдавалось, переходя в контратаки, а потом вся штурмовая группировка оказалась в окружении, потеряв треть личного состава с техникой. В котел попали добровольческие батальоны «Днепр», «Донбасс», «Херсон», «Свитязь» и «Миротворец», а также подразделения 17-й и 93-й бригад вооруженных сил Украины. Часть отцов-командиров, бросив личный состав, драпануло, боевое управление нарушилось, и возник хаос. Одни группы оккупантов еще палили куда придется, другие метались в поисках выхода, третьи поднимали руки и сдавались.
Деркач сбежать не успел: штабные выкинули его из машины, и тогда он решился на хитрость. Потому как знал, что ополченцы пленных не убивают. Для этого он переоделся в армейский камуфляж, стянув его с мертвого солдата, а свой натовский закопал в землю, уничтожил все личные документы, а когда наступила ночь и стрельба поутихла, уполз на нейтральную полосу, где затаился у подбитого орудия.
Наутро после огневого налета ополченцы в очередной раз пошли в атаку. Деркач переждал, пока их боевые порядки уйдут вперед, а затем сдался трофейной команде, собиравшей оружие.
— Ты гляди какой мордастый, не иначе командир, — пробурчал старший, пожилой дядька в кубанке с красным верхом и карабином на плече, обыскивая стоявшего с поднятыми руками пленного.
— Та ни, — дернул кадыком Деркач. — Я Микола Опанасэнко, селянын з-пид Овруча. Мэнэ насильно мобилизувалы.
— В нас стрелял? — подошел к ним еще один ополченец с перевязанной головой.
— Боронь боже, — замотал головой Деркач. — Я був водием.
— А это мы сейчас поглядим, — хмыкнул тот. — Сними куртку.
Пленный дрожащими пальцами расстегнулся и сделал, что сказали. На правом плече виднелся синяк. От приклада автомата.
Трах! — впечатался в скулу Деркача кулак, свалив его на бок.
— Это тебе, чтобы не брехал, — харкнул на землю ополченец.
Спустя час «сэлянын» шаркал берцами в толпе сдавшихся украинских вояк, подгоняемых конвоем, по разбитому вдрызг городу, от которого мало чего осталось. На небольшой, усеянной воронками площади ближе к центру пленных остановили, а затем, пересчитав и записав фамилии, свели в подвал полуразрушенного здания. Там уже вповалку лежали или сидели, опустив голову на руки, еще несколько десятков таких же пленных, грязных и обросших щетиной.
Ночь прошла беспокойно: одни орали во сне, другие молились, третьи хлюпали носом, а наутро всех вывели наверх, построив перед зданием. Со стороны окраин еще доносилась стрельба, но здесь было тихо. На площади стояли закопченный танк, пара бэтээров и дымила полевая кухня, у которой весело переговаривались ополченцы. В небе летали голуби.
— Значит так! — обведя строй глазами, сказал, подойдя к унылым шеренгам, один из ополченцев, по виду командир. — Всей украинской группировке кирдык! А вам, считайте, повезло. Жить будете. Сейчас всех накормят, и пойдете разбирать завалы. Понятно?
Пленные недоверчиво косились на него и тупо молчали.
— Я спрашиваю, понятно?! — напряг горло командир, а боец из охраны щелкнул затвором автомата.
— Понятно… ясно… зрозумило… — прошелестело по рядам, и в них кто-то громко зарыдал. Там ожидали иного.
Два дня Деркач вместе с другими ударно трудился, ожидая обмена пленными, который, по слухам, должен был вскоре начаться, а на третий попался как кур в ощип. Его опознали.
Когда вечером колонну гнали на ночевку в подвал, ей навстречу попалась очередь женщин с ведрами и бидонами у автоцистерны с водою. Они хмуро скользнули взглядами по оккупантам, шаркающим по асфальту, а потом одна, пожилая, уронив ведро, закричала «Попался, сволота!» — и набросилась на Деркача с кулаками.
— Женщина, прекратите! — стали оттаскивать ее конвойные. — В чем дело?
— Это каратель! — вырываясь, плюнула она в лицо пленного. — По весне наезжал со своей бандой к нам в поселок под Славянском. Арестовал парторга с зоотехником. Потом их нашли в балке повешенными.
— Цэ якась помылка, то був нэ я, — побледнев, забегал бандеровец глазами.
— Ты, ты, гад! — ткнула в него пальцем женщина. — Здесь, в городе, есть еще несколько семей из нашего поселка, который спалили ваши!
— Так, с тобой все ясно, — покосился начальник конвоя на Деркача. — Малой!
— Я! — шагнул к нему рослый ополченец.
— Отведешь этого героя вместе с женщиной в штаб, пусть там разберутся.
— Давай, укроп, топай, — вытолкнул тот пленного из строя.
Спустя полчаса его допрашивали в штабе ополчения. Поначалу Деркач запирался и все отрицал, но, получив пару раз в морду, стал давать показания. Назвал свою настоящую фамилию, должность и миссию, с которой прибыл в зону ΑΤΟ. Допрашивавшие переглянулись.
— Да ты, пан, я смотрю, важная птица, — сказал один, бородатый и в выцветшей казачьей фуражке.
— Отправим тебя в контрразведку, в Донецк, — добавил второй, из-под камуфляжа которого синела тельняшка.
В полдень вместе с ранеными ополченцами Деркач под охраной трясся в кузове трофейного «Урала», следовавшего в столицу шахтерского края. В полях чернела сожженная и брошенная украинской армией техника, навстречу по дороге гнали очередную колонну пленных.
Глава 6Тишина над степью
Отгремел Иловайский котел, и каждому было воздано по заслугам.
Народное ополчение Донбасса превратилось в грозную военную силу, с самородками-командирами, умелыми бойцами и захваченными в боях оружием с техникой; около тысячи украинских оккупантов нашли там свою позорную смерть или бесславно сдались в плен; остальные были выпущены по гуманитарному коридору в «нэзалэжну». Подобно стаду баранов.
Киевская же хунта в лице Порошенко, Яценюка и еже с ними, пытаясь в очередной раз выдать поражение за победу, достойно наградила оставшихся в живых «гэроив».
— Да, чудны дела твои, Господи, — закончив читать вслух киевскую газету, смял и выбросил ее в окно Шубин.
— Складно брешут укропы, — сказал сидевший рядом за рулем Свергун, а кто-то из бойцов сзади крепко матюгнулся.
После Саур-Могилы Луганское подкрепление приняло участие в боях за Иловайск и теперь возвращалось обратно в несколько меньшем составе. Во время ликвидации котла погибло немало ополченцев и среди них Веселов, сгоревший вместе с экипажем в танке. На трофейную машину он пересел после того, как был подбит бэтээр группы Шубина, возглавив успешную атаку на отступавших карателей.