– Что ж, я не против, – подумав, сказал Мечников, – давно пора закончить все это. Безвозвратно уходят учебные часы.
Оба сидевших, ректор университета Ярошенко и попечитель Одесского учебного округа Лавровский, встали, чтобы пожать Мечникову руку.
Мечников направился к студентам.
Он чувствовал подвох. Подвох сверкал в мосластых лицах ректора и попечителя, в обстановке, в интонациях.
После убийства Александра II начался период реакции. В университет назначили нового ректора, которому было указано, что его основная задача – либо вытеснить вольнодумных профессоров, либо привлечь их на свою сторону.
Искусная мимикрия сулила повышение, протекцию и помощь в исследованиях. Бездари поднимались вверх. Невежество поощрялось кандидатскими степенями. Лояльность обеспечивала командировочные и карт-бланш в университетских делах. Научные работы, в которых были положительно задеты идеи социализма, не рассматривались как научные.
Мечников чувствовал подвох, но у него не было выбора. Нужно сделать что просят. Они же в конце концов честные люди. Разве способны на такой откровенный обман? Пока не просят примкнуть к реакционной партии, роптать нет смысла.
Занятия возобновились. Прошла неделя. Ни одно из обещаний выполнено не было. Две недели. Никаких подвижек. Три. Студенты засомневались, что что-то изменится.
Мечников пошел к ректору.
– Я не могу отстранить декана. Попечитель тоже не облечен такой властью. Это может сделать только министр просвещения. А он хороший друг нашего декана. Так что отстранение невозможно. Вы меня, наверное, неправильно поняли в прошлый раз.
Мечников вышел из кабинета ректора, и в голове у него была только одна мысль: нужно уходить.
И. И. Мечников среди преподавателей и студентов Новороссийского университета, 1880 г.
23
Вечер. Волны разбиваются о приземистый мол. Последние рыбаки в спешке собирают сети и уносят лодки. В небе беспокойно кружат бакланы и чайки.
Мессина встретила старого знакомого штормом.
Перед отъездом он провел несколько дней со студентами.
Один из них спросил его:
– Любимый вами Дарвин учит, что в ходе естественного отбора побеждают сильные и несправедливые. Разве это называется прогресс? Несправедливость и сила – это прогресс?
Мечников сам часто думал об этом. Ответил он так:
– Законы Дарвина не распространяются на человеческое общество. Наша борьба порождена экономическим неравенством. Неправ Мальтус, который считает проблемой перенаселение. И вслед за ним неправ в этом вопросе Дарвин. Земля способна кормить в тысячу раз большее количество живых существ. Естественный отбор у людей – это социальная несправедливость. Наука помогает понять, как сделать так, чтобы социальная несправедливость была устранена.
Теперь он сидел и думал об этом, и не только об этом. На днях он стал снова заниматься блуждающими клетками, о которых и думать забыл после ссоры с Лейкартом. Ему казалось, что он на что-то наткнулся.
Едва рассвело, он пошел на море и поймал парочку губок, несколько медуз и морских звезд. Он продолжать вести наблюдение над внутриклеточным пищеварением. Монотонные простои у микроскопа давали свои плоды: отсмотрев сотню организмов, Мечников выстроил подобие эволюционной линии.
Внутриклеточное пищеварение встречается у простейших животных, у губок, кишечнополостных и плоских червей. У примитивных многоклеточных есть пищеварительная полость. Далее, по мере развития, животные обзаводятся пищеварительной системой (печень, кишечник, желудок, пищевод, поджелудочная железа) – это самый продвинутый вид внутриклеточного пищеварения.
Усложнение организмов продолжается. Появляется внеклеточное пищеварение. Еда переваривается не клетками, а непосредственно в полости, в пищеварительном канале. Клетки, которые в более простых организмах осуществляли пищеварение, в организме сложном никуда не пропадают.
Клетки носятся по организму, как казацкая конница. Зачем?
Мечников поймал для опыта личинку морской звезды. Она прозрачна, а значит, все внутренние процессы прекрасно просматриваются. Но клетки тоже прозрачные и сливаются с остальным организмом. Мечников ввел в личинку кармин (красный порошок) и приклеился к микроскопу. Зерна кармина двигались по пищеварительному каналу, а навстречу им спешила македонская фаланга блуждающих клеток. Инородные тела были в несколько секунд истреблены.
Мечников вышел на крыльцо. Слева, у веранды, ютился небольшой палисадник. Он подошел к клумбе с розами, сорвал одну и пошел в лабораторию.
Блуждающие клетки, соприкоснувшись во время борьбы с зернами кармина, окрасились в ярко-красный цвет. Теперь их невозможно не заметить.
Он воткнул в личинку шип, вынутый из стебля розы, и с удивлением отследил невероятную сопротивляемость клеток. Армия клеток устремилась к месту поражения и окружила источник раздражения. Начался воспалительный процесс. Клетки убили врага.
И. И. Мечников в 1880-е.
24
В Одессе готовился съезд естествоиспытателей. Мечникову было предложено выступить с докладом.
Он сформулировал теорию фагоцитов и теперь адаптировал ее для устного выступления. В докладе он следовал старой медицинской линии, начавшейся с Гиппократа, продолжившейся Галеном и Парацельсом. Все они говорили, что болезни лечит природа, врач лишь помогает. Фагоциты подтверждали эту позицию.
Съезд решили провести на театральных подмостках. В партер съехались все мыслимые и немыслимые чиновники и дворяне, в бельетаж сели гости из близлежащих городов. Был аншлаг.
Мечников вышел на сцену и встал за трибуну. Произнес благодарственную речь, сделал лирическое отступление и стал рассказывать о целебных силах организма:
«…Амебы, живущие в помойных ямах, кишащих бактериями, не только не боятся их, но процветают, поедая страшных врагов огромными массами. Удобство этих одноклеточных корненожек и инфузорий заключается в том, что они целиком или почти целиком состоят из вещества, способного есть и переваривать; на какую бы часть их тела ни падала бактерия, она везде будет задержана и съедена.
Ученые давно обратили внимание на тот факт, что люди, несмотря на то что ежеминутно проглатывают и вдыхают миллионы болезнетворных бактерий, не всегда заболевают, заражаются. Видимо, и в теле человека имеются клетки, похожие на амеб, которые способны поедать и тем обезвреживать наших врагов. Эти клетки живут в крови человека и известны под именем белых кровяных телец. Проникнут ли бактерии и их споры через легочные пузырьки, стенку кишечного канала или пораненное место кожи, везде они рискуют быть захваченными подвижными клетками, способными их уничтожить, то есть съесть и переварить. Но не всегда эти клетки, наши защитники, находятся на высоте своего призвания; тогда плохо приходится человеку: он заболевает.
Поскольку мы говорим о болезнях, причиняемых бактериями, то есть микроскопическими твердыми телами, постольку и целебные силы организма являются в виде свойств блуждающих клеток есть и переваривать этих паразитов.
Против бактерий наш организм высылает армию подвижных клеток – фагоцитов…»
Речь была принята аплодисментами. Теория была великолепна своей простотой и стройностью.
Но это была Одесса.
В Европе теорию встретили скептически.
25
Издалека скопление шестигранных ячеек походило на початок кукурузы. Сквозь смотровое стекло – на социализм.
Начиналась весна. Пчелы выходили из зимнего сна и принимались за работу.
В метре в тени деревьев стояли Ковалевский и Мечников.
Они молчали. Ковалевский привел Мечникова посмотреть свое дачное увлечение, пчелиные ульи со стеклянным фасадом.
Мечников, конечно, не мог думать о чем-либо, кроме теории фагоцитов. Ему нужно было понаблюдать это явление снова, но на других существах. Тогда, возможно, получится доказать то, что пока представляется слепым пятном.
Он лишил себя регулярного питания, продолжительного сна и привычного моциона. Ковалевский еле выволок его из лаборатории. Когда мысль утыкается в стену, необходимо отвлечься. Это помогает.
Архимед сел в ванну, Ньютон – под яблоню. Случайность поставила финальную точку в их теоретических построениях. Ковалевский и сам закончил одно из своих исследований, когда удил рыбу в Неаполитанском заливе.
Они ходили с Мечниковым по саду и говорили на отвлеченные темы.
Ковалевский показывал, что выращивает, рассказывал, зачем. Так проходили часы.
Они хорошо обедали, затем ходили к озеру, спали восемь часов. Так проходили дни.
Дома у Ковалевского был аквариум с очень богатой фауной. Подолгу Мечников стоял и смотрел на его жильцов. Так же, часами, он, бывало, смотрел в микроскоп.
Помимо рыб, в аквариуме жили дафнии – водяные блошки. У них были прозрачные тела. В течение дней он заметил, что у некоторых из них кристальная прозрачность сменилась мутностью. Мутные дафнии становились менее активными и отличались от прозрачных, как старик отличается от мальчика. Проходило время, и мутные дафнии шли ко дну. Умирали.
Мечников вытащил мутную блошку и поместил под окуляр микроскопа. В теле были споры грибка-паразита. Споры имели форму игл, проникая в организм, прокалывали кишечник дафнии и размножались. Прораставшие ядовитые грибки убивали дафнию.
В микроскоп было видно, как на споры набрасывались клетки, обволакивали их и уничтожали. Иглы истончались и растирались в порошок.
Зачастую спор было много, и клеткам не хватало сил убить их.
Главное было ухвачено. Иммунитет водяной блохи зависел от фагоцитов.
26
На ферме Пулье-ле-Флор скверно пахло. Впрочем, люди, собравшиеся здесь, терпели это без особого стоицизма.
Сколоченная наспех дощатая эстрада. Стоячие места. Вокруг звучало слово «спектакль».
Пришедшим это не нравилось. Им сказали, что здесь на их глазах произойдет научное чудо. Такие вещи обычно означают цивильное местечко с массивной сценой, зрительный зал. А здесь было хозяйство. Свиньи, коровы и куры.