Не успел Мечников рассказать об этом, как Бишофсгейм вытащил из кармана двести франков и попросил принять их для института на микротом. Миллионер, сделав при этом широкий жест рукой, сказал: «Каждый раз, когда у вас окажется подобное затруднение, прошу обращаться ко мне…»
В письме к Ольге Николаевне Мечников завершил эту историю такими словами: «Бишофсгейм перехитрил меня и оставил в дураках. От такого архимиллионера, как он, я рассчитывал получить не 200, а 200 000 франков. При случае расскажи эту смешную историю Ру…»
Но ничего смешного в этом, конечно, не было.
Проработав в Пастеровском институте 28 лет, Илья Ильич так и не принял французского подданства, хотя и постоянно представлял Францию на различных научных конгрессах и съездах. Исключительное внимание он уделял приезжающим к нему учиться русским медикам и биологам. Свыше тысячи соотечественников прошли обучение и стажировку у Мечникова в Пастеровском институте, и среди них почти все русские бактериологи того времени.
В научном мире активизировались исследования в области иммунитета, стали появляться работы, выводы которых не укладывались в стройную концепцию Мечникова. Р. Кох – признанный авторитет в области бактериологии – выступил с заявлением, что после открытия губительного действия сыворотки крови на болезнетворные бактерии фагоцитарная теория должна уступить место гуморальной.
Сторонники гуморальной теории иммунитета получили мощную поддержку после опубликования работ П. Эрлиха. В этой борьбе мнений Мечников оказался в роли «защищающегося». Но дискуссия шла с переменным успехом. Еще в 1901 году Илья Ильич писал: «Часто думают, что изложенная мной теория основным образом противоречит теории боковых цепей, или приемников, «рецепторов» Эрлиха. Я не могу с этим согласиться… Обе теории могут дополнять друг друга, но вовсе не противоречат по существу». Мечников оказался прав. В 1908 году И. И. Мечникову и П. Эрлиху была присуждена Нобелевская премия за исследования по иммунитету, что было самым наглядным подтверждением правоты русского ученого.
Но награды не влияли на научную активность Мечникова, он много экспериментировал, изучал природу таких заболеваний, как холера, сифилис, туберкулез, работал в очаге эпидемии холеры в Бретани, ставил многочисленные опыты на животных, прибегал даже к самозаражению, чтобы проверить свои предположения в отношении действия болезнетворных бактерий. Илья Ильич старался все свое время посвящать науке, он тяготился частыми приемами, посещениями гостей, официальными церемониями, делая исключение только в отношении съездов и конгрессов. На них он активно выступал, отстаивая свои взгляды, пользовался любой возможностью с трибуны поделиться результатами новых опытов, стараясь постоянно держать руку на пульсе науки.
В Париже Мечников сделал еще одно открытие, по своей важности, пожалуй, не уступающее фагоцитарной теории, но оцененное позднее. Его вечные оппоненты, сторонники гуморальной теории, тщательно изучили выработку организмом антител к микробам. Илья Ильич сделал следующий шаг: доказал, что антитела вырабатываются не только к микробам, но и к любым чужеродным клеткам. Эти антитела ученый назвал цитотоксинами. Трудно сказать, почему он не продолжил исследования – возможно, не видел практического применения своему наблюдению. Мечников счел открытие интересным, но не более того. (А через полвека медицина вплотную занялась аутоиммунными заболеваниями, при которых цитотоксины разрушают клетки собственного организма.)
Подходя с самых различных, часто совершенно неожиданных сторон к роли фагоцитов в жизни человека и животных, Илья Ильич давно заметил, что не все они имеют одинаковое строение и повадки. Одни фагоциты специализируются на борьбе с микробами, другие нейтрализуют яды микробов – токсины. Первые было принято именовать – микрофагами, вторые – макрофагами.
Мечников занялся изучением роли макрофагов. Его давно интересовала проблема атрофии отдельных органов у животных, например, куда исчезает хвост головастика? Илью Ильича это превращение головастика в лягушку занимало уже давно. Еще в Панасовке, сидя на берегу заросшего густой зеленью пруда, юный Илья думал о странной судьбе головастиков, из которых вырастают лягушки. И вот через полвека возник тот же вопрос. Тайна хвоста головастика была, наконец, раскрыта.
Оказалось, что фагоциты – макрофаги – пожирают хвост головастика. Систематически, клетку за клеткой, они уничтожают ненужный лягушке хвост. Мечников пошел дальше по пути научного исследования. Причина уничтожения целых органов или частей органов часто связана с деятельностью фагоцитов, которые съедают ослабевшие клетки этих органов.
От изучения атрофических процессов в связи с деятельностью макрофагов Илья Ильич перешел к проблеме старости. Известно, что седые волосы чаще всего – печальное «преимущество» старых людей. Почему человек седеет? Цвет волос определяется красящим пигментом, зерна которого в определенный момент становятся добычей макрофагов-фагоцитов. Набитые зернами пигмента, эти макрофаги становятся подвижными и покидают волос – человек седеет.
Макрофаги не только вызывают поседение волос у человека в старости, но также рассасывают и разрушают кости; они же разрушают нервно-мозговую ткань, ткани почек, сердца, печени, мышц. Фагоциты еще при жизни человека, оказывается, берут на себя роль могильщиков. Микрофаги спасают человека от болезней, а макрофаги к старости ускоряют его гибель.
Мечников сделал гениальное обобщение. Он заявил, что не только старость, изменяя физически и химически клетки, отдает их на съедение макрофагам, но что к аналогичным результатам приводят также алкоголизм, сифилис, различные инфекционные болезни, отравляющие и ослабляющие своими ядами ценные элементы организма. Склероз сосудов – грозная болезнь – считается нормальным явлением для старого человека. Мечников же считал, что не может быть физиологического «нормального» артериосклероза. Старость – это тоже недуг; со старостью нужно и можно бороться, старость надо отодвинуть.
«Человеческая жизнь свихнулась на полдороге, и старость наша есть болезнь, которую нужно лечить, как всякую другую», – говорил Илья Ильич.
Мечников занялся поисками «яда старости».
В кишечном канале здорового человека находится сто двадцать восемь триллионов самых различных микробов. Их сравнительно мало в тонких кишках, но толстые полны ими. Треть человеческих испражнений состоит из микробов! Эти микробы не могут не влиять на жизнь и здоровье человека. Врачи знают, какая опасность может возникнуть, если содержимое кишок попадет в брюшную полость. К счастью, микробы кишечника в обычных условиях лишены возможности путешествовать по нашему организму. Но можем ли мы сказать то же самое в отношении ядовитых продуктов жизнедеятельности микробов? Яды всасываются через стенки кишок и проникают в кровь. Кровь, насыщенная ядами кишечника, омывает в течение многих лет важнейшие органы человека и, ослабляя их, тем самым дает возможность макрофагам выполнять свою разрушительную работу. Старость есть отравление организма.
«Предположение мое о роли кишечной флоры (кишечных микробов) в обусловливании старости уже не есть гипотеза, как прежде, а научно установленный факт, – писал Мечников. – Систематические исследования, выполненные за последние годы в моей лаборатории, поставили вне всякого сомнения вредное влияние индола, фенола и масляной кислоты (продуктов кишечного гниения и брожения) на самые ценные ткани нашего организма… Род человеческий унаследовал от своих предков как толстые кишки, так и условия, благоприятствующие развитию богатой кишечной флоры. Он терпит, следовательно, неудобства этого наследия. С другой стороны, у человека мозг необыкновенно развился, а с ним и умственные способности, обусловливающие наше сознание старости и смерти. Наше сильное желание жить находится в противоречии с немощами старости и краткостью жизни. Это наибольшая дисгармония человеческой природы».
Изучая продолжительность жизни животных, Илья Ильич составил такую таблицу долговечности: лососи живут до 100 лет, щуки – до 267, карпы – до 150, черепахи – до 175, жабы – до 36 лет.
Среди птиц долго живут попугаи – до 117 лет, вороны – до 70, дикие гуси – до 80, страусы – до 30–45, коршуны – до 118, орлы – до 104, соколы – до 162 лет.
Среди млекопитающих предел продолжительности жизни также весьма различен. Так, слоны живут до 150 лет, лошади – до 40, быки – до 30, овцы – до 14, козы – до 27, собаки – до 22, кошки – до 12, кролики – до 10 лет.
Мечников считал, что верхний предел жизни человека значительно больше ста лет. Для подтверждения этого он собрал огромный материал о людях, достигших преклонного возраста. Илья Ильич говорил: «Во всяком случае, невозможно считать чистой утопией проекты сделать старость легко выносимой, а также продлить человеческую жизнь. И тем более, что нет недостатка в примерах долговечности».
В своих исследованиях Илья Ильич приводил многочисленные случаи исключительного долголетия. В 1724 году в Венгрии умер крестьянин Петр Кдартен, которому было 185 лет. Его старшему сыну было 155 лет, а младшему 97 лет. В 1670 году в Йоркшире умер Г. Дженкинс – 169 лет. Некий Томас Парр прожил 152 года трудовой крестьянской жизнью. В 120 лет он вторично женился на молодой вдове. Сын от этого брака дожил до 123 лет. Парр пережил девять английских королей. Приглашенный к королевскому двору, он умер от излишеств в пище и питье. Его анатомировал знаменитый английский ученый Гарвей, открывший кровообращение. В протоколе вскрытия отмечалось отсутствие каких-либо старческих изменений в органах.
В Норвегии в 1797 году умер Йозеф Суррингтон на 160-м году жизни. Упоминают в научной литературе об англичанине Томасе Карне, который, согласно официальным записям в церковных книгах, родился в 1588 году, а умер в 1795 году – следовательно, прожил 207 лет.
Член Французской медицинской академии Генио, проживший 103 года, в своей книге «Чтобы жить сто лет» живо рассказал о замечательном примере долголетия нескольких поколений одной семьи.