Те спасибо нонь, Дунай да сын Ивановиць,
Не оставляешь свой шатёр без угроз ты молодецких,
Те спасибо, Добрынюшка Микитич млад,
Не боишься ты угроз молодецких.
В общем, оба молодцы с точки зрения этики русских богатырей! Так история поединка Добрыни и Дуная излагается в варианте, записанном Н. Е. Ончуковым в апреле 1902 года в селе Замежном Усть-Цилемской волости (на реке Пижме) от Анкудина Осташова (78 лет).{93} А спустя несколько десятилетий, в июле 1929 года, А. М. Астахова записала в селе Усть-Цильма (там же, на Печоре) от Дмитрия Дуркина (83 года) другой вариант этого сюжета.{94} Здесь Добрыня, наевшись-напившись, поехал было в Киев-град, но Дунай настиг его и начал предъявлять претензии: что это за невежа, нанес убытки, не спросив «ни дедины, и ни вотчины, и не хозеина». О поединке речи не идет — поживший в заморских странах Дунай переводит дело в юридическую плоскость, он, по прибытии в столицу, обращается к Владимиру. Богатыри зашли к князю, а там сидит старый казак Илья Муромец. Он встречает конфликтующих благодушным вопросом: «Откуда взелись да таки молоццы?» Начинаются взаимные жалобы. Зачем все съел и выпил? Зачем оставлял шатер с угрозой? И в этом варианте Илья далек от проблем Дуная. Он принимает решение:
Помиритесь, согласитесь вы,
Делить вам нечего:
Один оставил шатёр с угрозою,
А другой хоть попил-поел — не унес ничего.
Завершается былина всеобъясняющим и всепримиряющим сообщением: «У князя пир идёт уж трое суточки». В общем, не до судов ему, пошли праздновать!
В варианте из мезенского собрания А. Д. Григорьева, записанном в 1901 году от 35-летнего Артемия Петрова в деревне Долгая Гора Дорогорской волости, Дунай все-таки добирается до князя. Результат оказывается плачевным:
Говорит князь Владимир да таково слово:
«Да поэтому, Дунаюшко, ты неправ будёшь!»
Говорит туту Владимир-князь таково слово:
«Уж вы слуги, вы слуги да мои верные,
Мои верные слуги да неизменные!
Вы возьмите Дуная да за белы руки,
Поведите Дуная да во цисто полё,
Вы копайте Дунаюшку глубок погрёб!
Вы возьмите-тко двери да все железные,
Вы возьмите-тко замки да все три крепкие.
Вы замкните Дуная да крепко-накрепко!»
Верные слуги проделывают с Дунаем всё, что им было велено князем, приговаривая:
Не бывать тут Дунаю да на белом свети,
Не видать тут Дунаю да свету белого!{95}
У Владимира своя логика — нечего русскому богатырю служить чужеземному государю!
В данной былине Илья — далеко не главное, но довольно важное действующее лицо. В Киеве к мнению Ильи прислушиваются. Он, как ясно следует из истории его поединка с Добрыней, может составить протекцию при дворе. Знают о нем не только в «Рязанюшке», но и в «Нижной Малой Галице», что в «Корелочке богатоей» (опять диковинная былинная география!). Отсюда выезжает в Киев-град молодой Дюк Степанович — хочется ему посмотреть на князя Владимира. Но мудрая матушка — зовут ее, как и всех матерей былинных богатырей, Омельфой Тимофеевной — соглашается отпустить сына после третьей просьбы. Боится она, как бы Дюку, который никогда никуда не выезжал, не сделали зла столичные люди, а потому так напутствует сына:
Когда ты приедешь в стольный Киев-град
И будешь на честном пиру, —
Княженевски пиры злы-омманчивы —
Дам тебе я перстяночки барановы,
Подари ты старому казаку Илье Муромцу.
Дюк Степанович интересуется, как ему узнать Илью Муромца. У матушки и на это вопрос есть ответ — надо зайти в божью церковь, отстоять «службу воскресенскую», а потом подойти к дверям церковным:
Пойдет народ из Божьей церквы:
Сперва пойдут мешана пригородныи,
Затем пойдут хрестьяна православныи,
Затем купцы, люди торговые,
И тогда пойдут руськие богатыри,
Позади всех идет стар казак Илья Муромец,
Перстянки эти ему в любы придут;
Тогда, куда он пойдет,
Туда тебя за собой поведет.
Прибыв в Киев, Дюк отправляется в «Божью церковь», встает на правый клирос, где у него происходит небольшое столкновение со знаменитым бабником и щеголем Чурилой Пленковичем. Наконец обедня заканчивается, Дюк подходит к Илье Муромцу и дарит ему «барановы перстяночки» (перчатки), они богатырю понравились, и старый казак принял неотесанного провинциала под свое покровительство. Вместе они направились на «почесен пир» к князю Владимиру. Илья занимает место рядом с князем. Как принято, гости становятся «пьянешиньки» и «веселешиньки», поддается общему на строению и молодой Дюк Степанович. Правда, ничего-то ему в столице не нравится:
Сидит он — колачик бел-крупищетый поламыват,
Середочку колачика закусыват,
Верхню корочку на стол кладет,
Испонню корочку под стол кидает
И говорит таково слово:
«У нас во Нижной Малой Галиче,
Во Корелочке богатоей,
У матушки родимоей,
Честной вдовы Омельфы Тимофеевны,
У нас — колачик ешь, другой хочется, третий просится;
Подики у нас менные,
Дровца были соломенны,
У вас верхняя корка пахнет сосенкой,
А исподня пахнет гнилкою».
Случилось то, чего боялась Омельфа Тимофеевна — после неосторожных слов к Дюку пристает его недоброжелатель Чурило Пленкович. Если уж Дюк Степанович такой богач, что и княжеская еда ему плоха, то не хочет ли приезжий побиться с ним, с Чурилой, «об велик заклад» о своих буйных головах — у кого «платье цветное» более щегольское? За Чурилу поручились «бояры толстобрюхие», а за Дюка — Илья Муромец. Привезенное Дюку из Нижной Малой Галицы платье оказывается роскошнее Чурилиного. Голова Чурилы во власти Дюка, но Илья Муромец советует своему подопечному: «Во первой вины Бог простит». Дурило не успокаивается и предлагает новый «велик заклад» — скакать через «Непр-реку». Ставка все та же — голова проигравшего. Дюк легко выигрывает и это состязание. Вновь Илья смягчает гнев Дюка: «Во первой-то вины его Бога простил, / Во второй вины ты прости». И вновь Чурило предлагает заклад: кто из них богаче? Для того чтобы перечислить имущество Чурилы, понадобилось бумаги на 500 рублей, а чернил — на тысячу. Приехавшей в Нижнюю Малую Галицу комиссии этого не хватило даже на то, чтобы описать конюшенный двор Дюка и его матушки. Омельфа Тимофеевна заявляет приехавшим: «Заложит пущай солнышко Владимер-князь стольной Киев-град / И тогда приедет животы мои описывать». Дюк Степанович вновь допытывается у Ильи: «Что я буду над Чурилою теперь делати?» Илья Муромец примиряет противников: «Пусть он будет меньшой брат, а ты старшой, / А впредь не хвастает».{96}
И снова Илья в пути. Во время скитаний «по чисту полю» он вдруг попадает в какие-то Святые горы, где наезжает на богатыря, мирно дремлющего в седле. Илья решает испытать, что это за богатырь такой, которому не спится, как положено, «во белом шатри». Он нагоняет его и наносит удар такой силы, от которого никакой богатырь усидеть в седле не смог бы. Однако чудесный богатырь даже не проснулся. Илья испытывает на нем свою силу во второй, третий раз — наконец тот пробуждается, хватает Илью правой рукой и кладет в карман. Из этого следует, что богатырь-противник Ильи — великан. Двое суток Святогор (так зовут великана) таскает Илью в кармане, на третьи сутки конь Святогора, начавший спотыкаться от усталости, взмолился:
Вожу я третьи суточки
Двух сильниех могучиех богатырей,
Третьёго вожу коня да богатырского.
Святогор, как видно, только в этот момент понявший, что спросонья засунул кого-то в карман, извлекает Илью на свет божий, ставит, как положено, шатер белополотняный и братается с Муромцем крестами. Так в варианте, записанном А. Ф. Гильфердингом на Кенозере в августе 1871 года от Петра Меншикова (52 года).{97}
Иначе описано знакомство богатырей в прозаическом варианте, записанном в 1860 году П. Н. Рыбниковым от семидесятилетнего Леонтия Богданова в селе Кижи Петрозаводского уезда. Повествование Богданова осложнено наличием у Святогора жены, что вносит в былину некий эротический элемент. В роли сони здесь выступает Илья Муромец, а с наезда Ильи на колоссальных размеров шатер начинается история его взаимоотношений со Святогором. В шатре Илья видит огромную кровать — «долиной кровать 10 сажен, шириной кровать шести сажен».{98} Наш богатырь, не смущаясь, заваливается спать на эту чужую кровать и просыпается только на третий день — и то лишь потому, что его будит «добрый конь», услышавший «великий шум с-под сиверныя сторонушки: мать сыра земля колыбается, темны лесушки шатаются, реки из крутых берегов выливаются». Илья отпускает коня в чисто поле, а сам спасается, забравшись «во сырой дуб». Появляется богатырь «выше лесу стоячего, головой упирает под облаку ходячую, на плечах везет хрустальный ларец». В ларце помещается жена Святогорa — красавица, какой «на белом свете не видано и не слыхано: ростом она высокая, походка у ней щепливая, очи ясного сокола, бровушки черного соболя, с платьица тело белое». Святогор с женой пообедали и отправились в шатер «прохлаждатися, в разные забавы заниматися».{99} (Сказитель, судя по всему, не слишком задумывался над тем, как могли «забавляться» великан и женщина, которую он привез в ларце на плечах.) Наконец утомленный «занятиями» в шатре Святогор уснул, но его жена, как видно, не почувствовала усталости и отправилась гулять «по чисту полю». Заметив Илью «в сыром дубу», она требует, чтобы и он тоже с ней «любовь сотворил», угрожая в противном случае разбудить Святогора-богатыря и нажаловаться ему, будто Илья насильно ее «в грех ввел». Илья уступает и делает «дело повеленное». Вот тут-то красавица и прячет его «во глубок карман» мужа, будит Святогора и помещается в золотой ларец, который наивный великан запирает на золотой ключ. Как видно, коварная женщина предполагает и в дальнейшем принуждать Илью к соитиям, однако конь Святогора не выдерживает свалившейся на него тяжести. Святогор извлекает Илью из кармана, узнает всю правду и убивает изменщицу. Илья становится его младшим