Многовековое противостояние Османской и Священной Римской империй выразилось в бесчисленных вооруженных конфликтах, периодически перераставших в тяжелые и кровопролитные войны. Одной из таких войн стала так называемая Долгая война, начавшаяся в 1591 году нападением боснийского паши Хасана, одного из вассалов турецкого султана Мурада III, на крепость Сисек в Хорватии. Обе стороны искали союзников — турки в Персии, а австрийские Габсбурги у христианских государей Европы. К началу 1594 года усилия Габсбургов увенчались успехом — благодаря активной поддержке папы Климента VIII возникла Священная лига, включавшая помимо огромной Священной Римской империи и папской курии еще и Трансильванию, Молдавию, Валахию, некоторые немецкие и итальянские государства. В войне наметился перелом в пользу христиан. И в этот решительный момент, к радости императора Рудольфа II (бывшего также чешским и венгерским королем), запорожские казаки предложили ему свои услуги. Их эмиссар Станислав Хлопицкий явился в Прагу (столицу империи) и сообщил, что казаки, проведав о больших военных приготовлениях вассальных Турции крымских татар, готовы всячески им вредить и, в частности, обещают не допустить переход татар через Днепр у места впадения этой реки в Черное море. Хлопицкий также предложил императору набрать в австрийское войско восемь-девять тысяч казаков. И хотя было совершенно непонятно, откуда предполагалось взять такое количество народа (при том что реальная численность запорожцев в тот момент достигала лишь трех тысяч), Рудольф II, наслушавшись историй о военной доблести вольного «рыцарства», решил поощрить удальцов и послал в дар казакам знамя и значительную сумму денег. На роль посланника император выбрал дворянина Эриха Лассоту.
Жизнь Лассоты — потомка древнего онемеченного моравского рода — богата на приключения. В его биографии были и обучение в университетах Лейпцига и Падуи, и участие в качестве наемника в завоевании испанцами Португалии, и, уже на службе у Габсбургов, секретные миссии в Польше, и путешествие в Россию, которое в случае успеха могло бы иметь крайне неблагоприятные последствия не только для Польши, но и для Швеции. К несчастью, капитан корабля, на котором плыл Лассота, заблудился, так что секретный агент со всеми сопровождающими лицами оказался в руках у шведов в Нарве, откуда был переправлен в Швецию, где несколько лет провел в заключении. Наконец, по возвращении на родину Эрих Лассота в январе 1594 года прибыл в Прагу, где ему и было передано тайным советником фон Горнштейном вышеуказанное поручение императора.
Сразу скажу, что, как и следовало ожидать, никакого проку эта миссия для Священной Римской империи не имела. Хлопицкий оказался самозванцем, которого никто не уполномочивал на ведение переговоров с императором. Забрав у Лассоты деньги и знамя, вдоволь накричавшись на своих сходках, запорожцы решили было обратиться за помощью к русскому царю Федору Ивановичу, но потом всё же пообещали императорскому послу выставить какие-то силы для отражения набегов татар на Молдавию и Венгрию. Когда же казаки явились для соединения с силами молдавского господаря, тот, изучив состав и настроения прибывших, отказался действовать с ними заодно, предложив запорожцам самостоятельно разорять какие-нибудь турецкие города. Таким образом, в растянувшейся на 15 лет войне великих империй казаки значительной роли не сыграли. Зато съездивший к ним наблюдательный Эрих Лассота оставил подробное описание своего путешествия, некоторые детали которого здесь необходимо привести как можно более подробно.
Итак, три дня — 7, 8 и 9 мая 1594 года — императорский посол провел в Киеве. «Киев, — пишет он, — некогда был главным городом особенного княжества, коего владетели, имевшие титул царей или князей, были из роду нынешних князей русских или московских. Город этот весьма обширен, укреплен и был украшен прекрасными церквами и зданиями, как можно ныне еще заметить по древним развалинам и по стене, построенной на высотах, окружающих его, и простиравшейся, как говорят, на девять миль. Главным же украшением Киева была великолепная церковь св. Софии, не имевшая, как говорят, равной себе по громадности; она построена царем Владимиром, по образцу Софиевской церкви, находящейся в Константинополе Хотя пришла она в ветхость, тем не менее ныне еще сохранилась. Верхние своды, в особенности по середине, мозаичной работы; пол устлан красивыми разноцветными камешками, на хорах сделаны прислоны (перила) между столбами из больших плит синего прозрачного камня. В одной из этих плит, как раз над алтарем, проделано круглое отверстие, вышиною в половину локтя, но теперь замазано известью. Говорят, что тут в старину находилось зеркало, в котором, посредством магического искусства, можно было видеть все, о чем думали, хотя бы даже это происходило на расстоянии нескольких сот миль. Когда раз киевский царь выступил в поход против язычников и долго не возвращался, то супруга его каждый день смотрела в зеркало, чтобы узнать, что с ним случилось и чем он был занят. Но увидевши однажды его любовную связь с пленницею из язычников, она в гневе разбила самое зеркало. Затем еще в верхней части церкви находится темная комната, в которой Владимир будто бы велел замуровать одну из своих жен; далее от хоров ведет витая лестница к небольшой башне, где, как говорят, происходили заседания совета Владимира. Эта т. н. „Stolicza“ Владимира есть небольшая светлая комната. В церкви этой показывают еще гробницу княгини Juulza, матери Владимира; далее — в деревянном гробе тело митрополита, казненного татарами, которое сохранилось в целости, в чем я лично убедился, потому что через полотняный плат, его покрывавший, я дотрагивался до его руки и головы. Еще показывают склеп, где в железном гробу похоронена царская дочь, а в часовне (вероятно, в приделе церкви. — Прим. пер.) находится гробница князя Ярослава Владимировича и его супруги, из прекрасного белого алебастра. Памятник этот вышиною в рост человека, еще уцелевший, имеет почти такой вид (вероятно, тут был приложен рисунок в рукописи. — Прим. пер.). В другом приделе церкви была гробница Eliae Morowlin, знаменитого героя или богатыря (Bohater), о котором рассказывают много басен. Гробница его ныне разрушена, но в том же приделе сохранилась гробница его товарища».{293}
Из других достопримечательностей Киева внимание Лассоты также привлекли развалины Золотых ворот и церковь Святого Михаила. И далее: «В одной четверти мили от города, вниз по Днепру, на горе находится Печерский монастырь, в котором живет русский митрополит, с своим собором из монахов, называемых чернецами. Церковь этого монастыря каменная, красивая… От этого монастыря тянется вниз по горе сад с большою ямою или пещерой, прорытою в глиняной горе, с ходами, из которых одни вышиною в рост человека и более; другие же столь низки, что в них человеку нельзя прямо стоять, а ширина их такова, что два человека могут проходить в них один мимо другого. В старину был обычай погребать здесь усопших, тела которых, тут лежащие, по большей части остаются еще нетленны. К числу многих почивающих здесь и мною виденных принадлежат, между прочими: св. Дионисий, св. Алексей, св. Марк. Далее, великан и богатырь, названный Чоботком (Czobotka), на которого, как говорят, когда-то внезапно напали неприятели как раз тогда, когда он надел было один из сапогов своих. Не имея под рукой другого оружия, он в то время оборонялся от них другим сапогом, еще неодетым, и перебил им всех своих врагов, почему и был назван Чоботком. Еще лежат там в каменном гробе два мужа, которые, когда были в живых, условились, как говорят, избрать для себя общую обоим гробницу, с определением стороны, на которой каждому из них приходилось в ней лежать. Когда же один из них, уехавший на время, возвратился и узнал о смерти своего товарища, последовавшей за три года пред тем, то, пришедши ко гробу сего последнего и заметивши, что тот лежит не на условленной для него стороне, потребовал, чтобы умерший его товарищ подвинулся на свое место, что сей, действительно, и исполнил, и тогда этот, живой еще товарищ его, лег возле мертвого, тут же скончался, и поныне лежат они здесь оба. Далее можно видеть длинное узкое корыто с телом, приплывшим в нем по течению Днепра из Смоленска и здесь остановившимся; далее 12 строителей монастыря и также человека, который, пораженный пред Киевом выстрелом из большого орудия, добрался до этого места, где немедленно скончался и был погребен. Далее против головы Чоботки лежат отец и сын; оба очень большого роста; волосы и борода у них еще видны. В этой пещере два алтаря, в которых служат обедни по субботам».{294}
Без сомнения под именем знаменитого героя и богатыря Eliae Morowlin, «о котором рассказывают много басен» и о чьей «ныне разрушенной» гробнице упоминает в своих киевских заметках любознательный Лассота (который столь старательно изучал обстановку Софийского собора, что не преминул пощупать руками мощи святого Макария, митрополита Киевского, действительно, убитого татарами в 1497 году), подразумевается наш великороссийский Илья Муромец. Как видно, приставленные к посланнику императора Рудольфа киевляне достаточно развлекали его подобного рода «баснями» о князе Владимире и его богатырях, если он приписал построение киевской Софии Владимиру, хотя видел в соборе и гробницу настоящего ее строителя Ярослава Мудрого. Обращают на себя внимание сказки про волшебное зеркальце (сюжет относится к категории так называемых «бродячих», встречающихся в разные времена у многих народов), про замурованную в «темной комнате» жену Владимира (не сомневаюсь, что о женолюбии этого князя Лассоте также рассказали) и про «светлую комнату», в которой собирался княжеский совет. Несколько раньше (в 1585 году) Киев посетил поляк Станислав Сарницкий, также зафиксировавший большую популярность среди русских (как мы понимаем, тогда украинцев как нации еще не существовало) историй «о своих чудесах и героях, которых зовут богатырями, т. е. полубогами».