Итак, два независимых свидетельства, отстоящие друг от друга на два десятилетия, происходящие с территории одного государства, но разделенные огромным расстоянием, дают довольно схожую форму имени Ильи — «Муравленин» (Филон Кмита Чернобыльский) и «Моровлин» (Эрих Лассота). Это показывает, что былины о русских богатырях еще во второй половине XVI века были популярны на западнорусских землях — иначе как бы кастелян Троцкий понял, что подразумевает оршанский староста. Это самые ранние упоминания об Илье, имеющиеся в распоряжении ученых. Остается признать, что, по крайней мере в XVI веке, на территории нынешних Украины и Белоруссии нашего богатыря прозывали Муравленином, Моровлином, но не Муромцем.{337}
Исследователей несколько смущало соединение в сообщении Кмиты двух несоединимых былинных персонажей — Соловья Будимировича (о котором известно только как о роскошном женихе, явившемся откуда-то в Киев на Соколе-корабле и добившемся благосклонности племянницы Владимира-князя) и защитника земли Русской Ильи Муромца. Былины о них относятся исследователями к разным типам — новеллистическим и героическим. Было даже высказано предположение, будто Кмита что-то перепутал и вместо Соловья Будимировича в его письме должен был стоять другой Соловей — Соловей-разбойник. Есть-де в некоторых вариантах былины о их столкновении с Ильей необычный финал: Илья не крошит Соловья на мелкие кусочки, а по совету Владимира отпускает в монастырь, после чего разбойник, конечно, должен начать приносить пользу. Есть и варианты, в которых, спасая по дороге в Киев Чернигов от осадившей его силы, Илья использует в качестве помощника плененного им Соловья, которого на время освобождает.{338} Но все эти былины относятся к числу поздних переделок — судя по накалу страстей в противостоянии Ильи и Соловья, никакой помощи от него богатырь принять не мог, ни на какие компромиссы с ним идти не собирался. И вообще былинный принцип известен: враг должен быть изничтожен окончательно. Так что Соловей Будимирович в письме оршанского старосты стоит на том месте, на котором и должен стоять. Следует согласиться с догадкой А. Н. Веселовского (который и ввел послание Кмиты в научный оборот), что в письме имя Соловья Будимировича «явилось случайно, на место любого другого богатыря, и вне внутренней связи со значением Ильи». Впрочем, в сознании Кмиты могло произойти и сопоставление двух никак не связанных былин, в которых фигурирует великолепно украшенный Сокол-корабль. На нем прибыл в Киев Соловей Будимирович, но на Соколе-корабле, как известно из казачьих былинных песен, плавает по Хвалынскому морю атаман Илья Муромец.{339}
Гораздо больше нас интересует, что означают эти прозвища — «Илия Муравленин» и «Елия Моровлин»? Проще всего, кажется, разобраться, почему Лассота называет Илью Елией. Дело, наверное, в выговоре киевлян. Иностранец уловил в начале имени йотированный звук «и» («ï» — буква в современном украинском алфавите), то есть — «йи». Лассоте послышалось не Илья, а Йилья, и он, как мог, передал это при написании. Но как быть с «Муравлениным» и «Моровлином»? Ни в украинском, ни в белорусском, ни в польском словарях, насколько мне удалось выяснить, таких слов нет.
В разное время учеными предлагались довольно оригинальные объяснения. Например, вышеупомянутый А. Н. Веселовский выдвинул гипотезу о том, что слова эти происходят от слова «мирмидон» — так византийцы называли представителей племен, «поочередно появлявшихся на юге России».{340}
В. Ф. Миллер попытался вывести прозвище Ильи из названия черниговского города Моровска (Моровийска), недалеко от которого находился и древний город Карачев (= Карачарово?). Из Моровска, казалось, Илье было проще, чем из Мурома, добраться до Чернигова и далее до Киева.{341} Это мнение обрело некоторую популярность, хотя было явной натяжкой — использовалась былина, говорившая о Муроме, но ее действие переносилось на другую, обнаруженную на карте созвучную местность, которая могла похвастать лишь тем, что ее название было чуть ближе по написанию с именем «Моровлин». Историк Д. И. Иловайский писал в связи с этим, что «Муром и в Суздальскую, и в Московскую эпоху даже особенно выдвинулся своими легендами и книжными сказаниями (о Петре и Февронии, Юлиании Лазаревской и др.); во всяком случае, он не чета какому-нибудь Моровийску. Наконец, позднейшее и более точное приурочение Ильи к селу Карачарову еще более подтверждает, что прозвание его не произошло вследствие смешения Мурома с Моровийском, так как Карачарово или Карачаево лежит под самым Муромом, есть его подгородное селение. И тут сложились разные местные предания, связанные с именем Ильи».{342} Что же касается пути Ильи из родительского дома в Киев, то не следует забывать, что былина — не путеводитель, а литературное произведение. Д. С. Лихачев (другой авторитетный сторонник «исторической школы», но уже советского времени) пришел к выводу, что и в основе географических расчетов В. Ф. Миллера лежит недоразумение: «Чернигов находился как раз на обычном пути из Мурома в Киев: так обычно ездили в XI и XII веках. К тому же Муромо-Рязанская земля в древнейшую пору входила в состав Черниговского княжества, поэтому путь Ильи из Мурома в Киев через стольный город Черниговского княжества был вполне естественен. Моравийск же, или Моравск, находился на половине пути между Черниговом и Киевом, и ехать из него в Киев через Чернигов было невозможно».{343} М. Г. Халанский предлагал объяснять «Моровлин» из «мурманский, урманский или норманский».{344} Наконец, обращалось внимание на то, что прозвище «Муравленин»-«Моровлин» можно объяснить через «Муравский шлях» (путь), который шел когда-то «до самого Крыма через „чистое поле“, мимо Змиевых курганов, Каганского перевоза, Святых Гор, мимо города Карачева и речки Соловой» — это всё названия, не лишенные значения «для объяснения исторических и местных основ былинных песен об Илье Муромце и о других богатырях».{345}
В советское время к имеющимся версиям прибавилось любопытное предположение В. П. Аникина о происхождении западнорусского прозвища Ильи из «муравы». Как известно, «мурава» — это зелень, трава на корню, а от нее происходит «муравленый» (постоянный эпитет печи, покрытой обливными, темно-зеленого цвета изразцами с «травяным» орнаментом). А раз так, то просидевший три десятилетия на печи Илья «Муравленин»-«Моровлин» логично превращается в Илью «Запечного», или «Печного», «подобно герою русских сказок Ивану-запечнику». Получалось, что в неких поздних «каличьих обработках былин», под воздействием сказок, произошло переименование Ильи, занесенное затем каликами в Киев и Оршу. В великорусских же былинах «возобладало исторически ясное и определенное прозвище Ильи как „Муромца“ — богатыря родом из муромской земли».{346}
Предпринимались и попытки вывести «Муромец» из «Муравленин» (или «Моровлин»), Для этого отыскивались некие «промежуточные» формы. Вот, например, в 1792 году испанец Луис де-Кастильо, посетивший Россию с целью изучения русского языка и проживший в нашей стране четыре года, отметил, что «в народе еще сохраняется несколько древних романсов… например, об исполине Ilia Muravitz и о других».{347} А в финских сказках об Илье, опубликованных А. Н. Веселовским в 1890 году, то есть почти через сто лет после книги Луиса де-Кастильо, богатырь назван «Muurovitsa».{348} Наконец, знаменитая пинежская сказительница М. Д. Кривополенова исполняла былины об «Илье Муровиче и Калине-царе», «Илье Муровиче и чудище», о «Молодости Добрыни и бое его с Ильей Муровичем».{349} «Мурович» — чем не переходная форма? Так называли Илью и в казачьих районах. Правда, О. Э. Озаровская писала, что «звук ч» у Кривополеновой «звучит очень мягко, похоже на ц, большей частью ближе к ч, а иногда ближе к д. В духовных стихах, которые она выучила от матери, чаще звучит явное ц, вместо ч, в старинах — реже».{350} Так, может быть, «Мурович» — это тоже «Муровиц»? В былинных вариантах, записанных на Пинеге, откуда была родом Кривополенова, довольно распространено прозвище Ильи в форме «Муровиц». Собирателям, кстати, попадались и варианты, в которых произносится «Муровец».{351} О. Ф. Миллер даже связал эту форму с «островом Муровцем, упоминаемым в протоколе межевой комиссии для решения спора о границах между Межигорским монастырем и киевскими мещанами 1713 г.», и предположил: «не выводился ли первоначальный Илья-богатырь из местности южнорусской и не был ли Муровец принят за Муромца только позже, по перенесении былин на северо-восток (так что в таком случае местные муромские предания об Илье были бы только следствием позднейшего приурочения этой эпической личности к местности Суздальской)».{352} Между тем появление слова «Муровец» является, скорее всего, результатом невнятного произношения «Муромец», услышанного в том числе испанцем и финнами. Все эти формы отражают время, когда «Муравленин»-«Моровлин» уже точно стал «Муромцем». Кстати, старое название киевского острова «Муровец» в наши дни благополучно превратилось в «Муромец».