{396} Рассказ о столкновении Колги, Ярополка и Владимира явно воспроизводит известную историю борьбы русских князей Святославичей в 70-х годах X века. Однако Папроцкий, связывая это повествование с некими «анналами русскими и польскими», датировал происходившие события 861 (6370) годом.
Иначе излагалась история русского беглеца в небольшом трактате по генеалогии рода Жеротинов — «De origine baronum a Zierotin», написанном Яном Амосом Коменским (1592–1670) в 1618–1621 годах, когда тот проживал в Моравии и состоял в числе приближенных Карла Старшего из Жеротина. Рукопись эта до нас не дошла, но содержащиеся в ней данные о Руси были использованы в появившемся в 1677 году сочинении историка Томаша Пешины из Чехорода (1629–1680) «Mars Moravicus». Согласно известиям Коменского и Пешины, беглеца из Руси звали Олегом (Olegus) и появился он в Моравии в первой половине X века. Олег был племянником князя Ярополка, но Пешина допускал, что он мог быть и братом Ольги, жены Ярополка (?), отца «Jori» (Игоря?). При этом Пешина сообщал, что Коменский использовал материалы некой «древней русской летописи».{397}
Еще позднее историк Ян Стржедовский (1679–1713) внес сходные с имеющимися у Я. А. Коменского и Т. Пешины известия в свою книгу «Sacra Moraviae Historia sive Vita SS. Cyrilli et Methudii» (1710). Стржедовский был твердо уверен в том, что русский беглец Олег являлся сыном Вещего Олега и родственником Игоря. Отметим, правда, что среди трудов, которые Стржедовский указывал в качестве своих источников, были «Записки о Московии» Сигизмунда Герберштейна, посла императора Священной Римской империи, посещавшего в начале XVI века Россию. В них, как известно, содержались рассказы по русской истории, в том числе о Вещем Олеге и Игоре и об усобице сыновей Святослава, извлеченные из русских летописей. Поэтому сообщение Стржедовского о родстве Олегов могло быть всего лишь его предположением. Также Стржедовский активно ссылался на Коменского и Богуслава Бальбина (1621–1688), писавшего в 1660-1680-х годах.
Беглец Олег (сын Вещего Олега) оказался в Моравии, спасаясь от преследований Игоря, сына Рюрика. Обстановка здесь была сложная. После пресечения династии Моймировичей Моравией некоторое время управляли германские короли. Наконец в 936 году моравские вельможи избрали своим государем чешского князя Вацлава (Венцеслава, или Вячеслава), но вскоре тот был убит старшим братом Болеславом, правившим в это время в Чехии. Болеслав хотел нераздельно владеть обеими землями — и Моравией, и Богемией (Чехией). Но он просчитался. Германский король, позднее император, Оттон I поднял в 939 году мораван против тирана. В 940 году знатнейшие мораване при поддержке Оттона I избрали своим правителем русского беглеца Олега. Болеслав собирался было воевать с Олегом и его подданными, Моравия готовилась противостоять Богемии, но столкновения удалось избежать. А после неудачного похода на Византию в 941 году князь киевский Игорь помирился с Олегом. Всё вроде бы складывалось удачно для нового правителя Моравии, но в 947 году венгры напали на мораван. Олег, получивший помощь из Польши и Руси и выступивший с войском против неприятеля, был разбит на берегу реки Моравы. Венгры заняли южную Моравию со столицей государства Велеградом. Попытка Олега в 948 году отбить Велеград не увенчалась успехом. В этой части Моравии утвердился венгерский вождь Токсис. Олег засел в Оломоуце, ожидая помощи из Польши и Руси. В 949 году война продолжилась. После некоторого успеха Олег был разбит в трехдневной битве при городе Брюнне. Отступая, он ушел в Польшу к своему союзнику князю Земомыслу. Сюда бежало и много моравских вельмож, священнослужителей и простых христиан. Их появление способствовало христианизации Польши. Моравия досталась венграм. В 950 году, воспользовавшись тем, что основные силы венгров отправились и Италию, а оставшиеся в Моравии кочевники были заняты вспыхнувшим конфликтом с герцогом Баварии Генрихом, Олег попытался отвоевать Моравию. Собрав остатки своих войск и соединившись с поляками, он вступил в Северную Моравию. Решающую роль должна была сыграть русская помощь, которую обещал Олегу Игорь. Но киевский князь был убит своими подданными (в 950 году!), и русское войско в Моравию не пришло. Олег потерпел поражение и бежал в Польшу. На этом сведения Пешины прерываются, а по версии Стржедовского, оттуда под давлением венгров Олег ушел на Русь. Здесь он был с почетом принят Ольгой, которая тогда правила в Киеве. Вместе с Олегом в Польшу и на Русь бежало множество христиан из Моравии, которые и способствовали распространению христианства в этих странах. Именно мораване основали на Руси христианскую общину, а Олег убедил Ольгу креститься. Умер князь на Руси в 967 году.{398}
Как известно, дошедшие до нас русские летописи отражают историческую действительность, мягко говоря, не полностью. Тем более если речь идет о Руси X века. А раз так, почему бы не допустить, что в каких-то не дошедших до нас источниках мог существовать сюжет о неком русском князе-беглеце, покинувшем Русь, боясь расправы?{399} Даже первое знакомство с известиями об Олеге в сочинениях Папроцкого, Пешины и Стржедовского показывает существенные в них расхождения. Разумеется, игнорировать информацию о том, что у князя Олега Святославича был сын, бежавший во время расправы над его отцом за границу, нельзя. Однако рассказ тех авторов, которые приурочивают деятельность Олега к первой половине X века, представляется более логичным, последовательным и, главное, четко вписывается в общеевропейскую хронологию событий. Труды Константина Багрянородного и Козьмы Пражского этим материалам также не противоречат. Константин Багрянородный, например, не указывает, сколько времени прошло между войной Моймировичей и приходом «турок» (венгров). Император пишет о том, что Моравия «совершенно уничтожена» венграми, как о событии, которое произошло в недавнем прошлом или происходит в настоящее время, то есть в 40-х годах X века. Любопытно, что в источниках приход захватчиков (прежде всего, венгров) является не причиной, а следствием упадка Моймировской династии. Козьма же Пражский сообщает лишь, что сыновья Святополка короткое время после смерти отца владели государством. Их власть могла пасть не только из-за прихода венгров, но и по иной причине — например, в результате мятежа местных князей. Известно, что даже в период своего расцвета при Святополке I Моравская держава не была централизована и не имела единой системы управления. Святополк владел лишь собственно моравской территорией, на остальных же управление осуществляли местные князья, правда, подчинявшиеся Святополку и выплачивавшие ему регулярную дань, а также выставлявшие по его требованию военные отряды. Да и на собственно моравской территории власть верховного князя была далеко не абсолютной. В Моравии насчитывалось более сорока городов, каждый из которых был своеобразным центром местной знати. Свои позиции эта знать во многом сохранила даже после завоевания территории венграми. Можно предположить, что могущественная местная знать вполне могла на определенном этапе предложить моравский престол чешскому князю Вячеславу (Вацлаву) как наиболее близкому соседу, а после его убийства выбрать верховным князем знатного беглеца из Руси. С другой стороны, Олег Моравский мог стать правителем не всей Моравии, а лишь одной из ее областей, достаточно упорно сопротивлявшейся венграм.
Что ж… предположения, предположения и снова предположения… Повествование об Олеге Моравском, как кажется, позволяет наполнить содержанием практически «пустую» русскую и великоморавскую истории первой половины X века. А раз так, соблазн слишком велик. В конце концов, причину молчания об Олеге Моравском известных на сегодняшний день русских источников можно попытаться объяснить путаницей в летописных известиях об Олеге, о чем писал еще М. Г. Халанский. В них Олег — то князь, то воевода; то действует один, то сообща с Игорем. И если «Повесть временных лет» помещает сообщение о его смерти под 6420 (912) годом, то по версии Новгородской Первой летописи младшего извода, еще в 6428 (920) году Игорь и Олег совершают совместный поход на греков, причем в роли старшего предводителя выступает Игорь, а не Олег. Отметим, что, согласно «Повести временных лет», первый поход Игоря на греков имел место лишь в 6449 (941) году. Летописный образ Вещего Олега выходит сложным, вероятно, «впитавшим» в себя образы нескольких героев, — недаром его могилы указывались в разных местах, а могила, как и любой другой материальный памятник, является объектом, вокруг которого накапливаются всевозможные предания. Такого рода топонимические легенды и предания в значительной степени послужили основой летописного повествования о князьях IX–X веков. Так что расхождения между «Повестью временных лет» и Новгородской Первой летописью — возможное свидетельство того, что в образе одного летописного персонажа, известного нам как Вещий Олег, соединились два совершенно разных персонажа — князь и воевода, жившие в разное время. Почему же в последнем не могли найти свое отражение воевода Олег из проложного Жития Владимира и Олег Моравский, выполнявший при Ольге, по версии Стржедовского, обязанности ближайшего помощника, фактически воеводы?
Замечу, что в позднем летописании возникла тенденция сближения образов Ольги и Олега Вещего, приписывания княгине подвигов, которые «совершил» Олег. В частности, это выразилось в перенесении древлянского похода Ольги на Царьград (!), который она якобы берет при помощи подожженных птиц, как и древлянский Искоростень.{400} В XII веке многие на Руси были твердо уверены в том, что такой поход Ольги имел место. Так, новгородский архиепископ Антоний, путешествовавший в Константинополь в конце того века, видел в Софийской церкви золотое блюдо, подаренное Ольгой во время посещения ею столицы Византии; говоря о нем, Антоний выразился так: «…и блюдо злато служебное Олгы русской, когда взяла дань ходивши ко Царюграду». Из этого наблюдения русского паломника следует, что в народном воображении мирное путешествие Ольги в Царьград перепуталось с походами Олега и Игоря.