Ильза Янда, лет - четырнадцать — страница 18 из 23

После того как я все себе так хорошо объ­яснила, я повернулась и побежала в другую сторону – прочь от школы.

Сперва я рассматривала витрины на Глав­ной улице, потом свернула за угол и пошла к зоомагазину. Перед витриной зоомагазина я могу стоять часами. Когда погода хорошая. Но погода была плохая. Дождь все лил и лил, дул ветер, и мне было здорово холодно.

И опять я бродила от витрины к витрине по Главной улице, а потом возвращалась к зоомагазину. Время тянулось бесконечно медленно. Дождь прекратился, но мне ста­новилось все холоднее, потому что пальто мое насквозь промокло.

Я пошла в парк. Села на скамейку, но от этого стало еще холоднее. Я поднялась и решила все-таки пойти в школу.

Но только после второго урока, чтоб подой­ти как раз к большой перемене. Тогда это будет не так заметно. Я очень не люблю, ког­да на меня все глазеют. А если входишь в класс во время урока, то уж обязательно все глазеют.

У меня оставалось еще полчаса. Я медлен­но брела по переулкам, считала окна в домах и даже сделала вывод, что у большинства домов в этих местах по двенадцать окон. Я сама с собой заключала пари.

«До того вон угла мне встретится одна собака и один инвалид с палкой, спорим?» Или так: «До того вон угла мне встретятся две собаки и три малыша, спорим?» Про собак я обычно выигрывала, про детей и про палки проигрывала.

Не знаю... Неужели я пошла туда нарочно? На самом деле у меня не было такого намере­ния. Но вдруг я оказалась снова в Рюкертгассе. В переулке, где трактир «Золотой гусь». Я была еще далеко от «Золотого гуся», но у меня уже колотилось сердце.

А вдруг красная машина стоит перед до­мом? А вдруг этот человек в белом замшевом пальто тоже стоит перед домом? А вдруг сама Ильза стоит перед домом?

Я втолковывала себе, что всего этого – точно – нет, что это просто дурацкая фанта­зия и вообще я дура.

Но сердце все колотилось и колотилось.

Перед «Золотым гусем» стояла машина с пивом. Задняя стенка кузова была откинута, и два грузчика в зеленых комбинезонах мед­ленно скатывали бочку с пивом. Я встала у дверей «Золотого гуся» и смотрела, как они катят бочку.

Дверь в трактир была открыта. Медведь гризли вышел из трактира. На этот раз на голове его была красная вязаная шапка. За ним плелся Фердинанд.

Хозяин заговорил с зелеными грузчиками.

– Ну и погодка!

И еще он сказал им, что ему нужна хоть одна бочка темного пива. А семь ящиков пи­ва в бутылках – это ему уж слишком много. Потом он взглянул на меня. Он кивнул мне, и я с ним поздоровалась.

– Уроки уже кончились? – спросил он.

– Да-да, – пролепетала я.

– У учительницы сегодня корь! – крикнул один из грузчиков и захохотал. Большой пес подошел ко мне и дал мне себя погладить. Я с отчаянием думала о чем, как бы продолжить разговор с хозяином, но мне ничего не приходило в голову.

– Скажи-ка, откуда я тебя знаю? – спро­сил хозяин.

– Я вчера у вас ела сосиски.

– Ах, да, – рассмеялся хозяин. – С этим смешным толстяком. Он что, твой друг?

Я не знала, что отвечать – «да» или «нет». Я б хотела, чтобы Али-баба был моим другом, но ведь хозяин сказал слово «друг» как-то странно, с каким-то таким оттенком. Может, он решил, что мы с Али-бабой влюблены друг в друга? Поэтому я ответила:

– Нет!

Хозяин посмотрел вверх, на хмурое небо, и сказал, что сейчас опять пойдет дождь. Грузчик, который как раз вкатывал бочку в дверь пивной, ответил:

– А что тут удивляться? Дождь, он всег­да идет. Все лето шел дождь, ну а уж осе­нью – тем более. Да и зимой тоже дождь. И вообще...

Дальше я не разобрала, потому что он вка­тил бочку в трактир.

Другой грузчик подошел к хозяину с кви­танцией и шариковой ручкой. Хозяин взял шариковую ручку и хотел подписать наклад­ную, но ручка не писала.

– Вот и видно, что вы на этом пиве деньгу зашибаете! – пошутил он. – Что ни день, то весь стержень исписывают, подмахивая на­кладные! Ну, значит, дела у вас идут в гору!

Потом он полез в верхний карман клетча­той рубашки, достал другую ручку и подписал квитанцию. Я смотрела на его ручку не отрываясь. Сердце у меня замерло – в самом деле замерло! – потому что это была моя шариковая ручка. Ошибиться я никак не могла. Это была та самая ручка, которую мне в прошлом году подарили на день рождения. Она была не только такого же сиреневого цвета и в середине на ней – точно, как на моей, – зеленая полоска, нет, на ней еще бы­ла и моя монограмма! Э.Я. – две золотые буквы. Примерно месяц назад она у меня вдруг пропала. Я думала, ее прикарманил кто-нибудь из нашего класса, и мама жутко меня ругала: во-первых, мол, ручка эта очень дорого стоит, а во-вторых, почему я вообще не слежу за своими школьными при­надлежностями?!

– Какая у вас красивая ручка, – сказала я трактирщику и сама на себя разозлилась из-за мышиного писка.

Хозяин поглядел с удивлением сперва на меня, потом на ручку.

– Даже и не пойму, откуда она взялась, – пробормотал он. Он увидел мою монограмму: Э.Я. – Не знаю я никакого Э.Я. Видно, кто-то ее тут забыл.

Он хотел уже сунуть ручку обратно в кар­ман, но потом протянул ее мне, сказав:

– Если она тебе так нравится, вот, полу­чи!

Я вежливо поблагодарила его за мою ручку.

– Моя монограмма как раз и есть Э.Я., – сказала я, – меня зовут Эрика Янда.

 Хозяин очень обрадовался такому совпаде­нию. Он даже рассказал грузчику, который как раз выходил из трактира, про этот смешной случай. Мне стало ясно, что мое имя ему вообще ничего не говорит. Но у меня появи­лось чувство, будто его начинает удивлять, почему это я все стою и стою с ним рядом. Поэтому я целиком посвятила себя погла­живанию пса. Взрослые ведь считают, что все дети очень любят собак. И то, что девочка стоит и гладит собаку и не может оторваться от этого занятия, уже никого не удивит, дума­ла я. Хозяин и правда больше не удивлялся, но ему надоело стоять под открытым небом.

– Ну что, – сказал он псу, – ты остаешь­ся на улице, с этой молодой дамой, или идешь со мной?

Пес поглядел на хозяина, потом на меня. В общем было ясно, что он сделает выбор в пользу хозяина и теплого трактира.

– Жаль! – сказала я.

– Ему всегда зверски холодно, – сказал хозяин, указывая на пса. – А кроме того, – добавил он с гордостью, – всех больше он любит меня.

 Но когда хозяин с собакой уже входили втрактир, позади грузовика с пивом остановилась маленькая желтая машина.

– Почта, – сказал хозяин и вернулся на улицу.

Из маленькой желтой машины вылез почтальон.

– Приветствую, господин шеф, – сказал почтальон.

Он вынул из своей сумки целую пачку писем и передал ее хозяину. Между белыми, голубыми и желтыми конвертами торчала разноцветная почтовая открытка. Хозяин вытащил ее и начал рассматривать.

– Вот где надо сейчас быть! – сказал почтальон.

– Флоренция, – заметил хозяин.

– Там теперь тоже дождь идет, – злорадно сказал почтальон.

Хозяин перевернул открытку с видом Флоренции исписанной стороной вверх.

– Когда он писал открытку, дождя не было, – сообщил он и пояснил: – Мой брат! Проводит отпуск в Италии!

– Ах, ваш брат, – сказал почтальон. – Он ведь всегда далеко ездит!

Я подошла еще ближе к хозяину и встала с ним рядом, чтобы посмотреть, каким по­черком написана открытка. Почерк был мел­кий, довольно неразборчивый, но внизу стоя­ла вполне разборчивая подпись: Эрвин, а под «Эрвином» стоял знак +, и под знаком + стояло: Ильза. И это был точно почерк Ильзы!

– Ничего такого не пишет, – сказал хо­зяин. – Погода хорошая, но купаться, конеч­но, еще нельзя. Да во Флоренции и вообще-то нельзя купаться. Наверное, поедет в Рим.

Почтальон направился к своей машине.

– Когда же он теперь вернется, ваш брат?

Хозяин пожал плечами.

– У него никогда не узнаешь. Когда деньги кончатся, тогда, наверно, и вернется.

Хозяин рассмеялся. Не слишком весело.

– Он один поехал? – спросила я.

– Он никогда не ездит один, – хозяин опять невесело рассмеялся. – У него уж всег­да какая-нибудь!..

Он вдруг умолк, внимательно посмотрел на меня, нахмурил лоб и спросил:

– Почему все это так тебя интересует?

– Извините, пожалуйста, – пролепетала я. Потом сказала: – До свидания! – и убе­жала.

Мне и в самом деле стало стыдно. Я до­бежала до угла, потом обернулась – ни хозяина, ни собаки на улице уже не было.

Я побежала дальше. О том, что я собира­лась прийти в школу на большой перемене, я уже больше не думала. Опять пошел дождь. Сумка с книгами оттягивала мне плечо, мокрая прядь хлестала по глазам, но­ги я промочила, под ложечкой сосало от го­лода.

А кроме того, я была разочарована. Я зна­ла теперь, пожалуй что, все. Моя шариковая ручка! Знак + и подпись. Флоренция! «У него уж всегда какая-нибудь!..»

Я была разочарована, потому что вдруг почувствовала, что все это мне ни к чему. Ну и что из того? Ну, я знаю, что Ильза сейчас во Флоренции и, наверное, поедет в Рим и что она оставила мою шариковую руч­ку у хозяина трактира – мне это все ни к чему, вообще ни к чему! Но я уже это знала и просто так, взять да и забыть про это уже не могла. Особенно: «У него уж всегда какая-нибудь». Этого я вообще не смогу забыть. Я не хотела, чтобы моя сестра была с тем, у кого «уж всегда какая-нибудь». Я была уверена, что Ильза и представления не имеет, что у этого Золотого Гуся «уж всегда какая-нибудь». Я плохо разбираюсь в любовных делах, но я знаю: никогда бы Ильза не поехала с таким, у которого «уж всегда какая-нибудь». Если бы Ильза слы­шала, как говорит про это хозяин, думала я, никогда бы она не уехала с человеком в зам­шевом пальто! Как он это сказал: «У него уж всегда какая-нибудь!..» И вспомнить страш­но. Как будто сказал: «У него уж всегда с собой тюбик зубной пасты» или: «У него уж всегда с собой карманный фонарик». Сестра не зубная паста и не карманный фонарик!

Чем дольше я бежала под дождем, тем увереннее становилась: Ильза должна вер­нуться! Как можно скорее! Ильзе нельзя ос­таваться с тем, кто принимает ее за карман­ный фонарик! И вдруг я почувствовала: мне нужен кто-нибудь, кто поможет мне вернуть Ильзу!