– Серьезно?
– Да, – кивнул он. – Нам не хватает сотрудников в отделе по особо тяжким. Надеюсь, вы с пользой провели время в столичной полиции?
– Да, полагаю, то, чему я научился, окажет нам всем неоценимую помощь в будущем.
– Это здорово, Рой. Но есть ли еще причина, по которой вы хотели меня видеть?
Грейс рассказал о своих опасениях по поводу доктора Эдварда Криспа.
– Вы серьезно полагаете, что доктор планирует удрать из зала суда?
– Раз уж он сумел сбежать из французской тюрьмы, то да, не исключаю. Вот почему я хотел бы усилить охрану во время судебного заседания.
– Что вы имеете в виду?
– Нужно повысить меры безопасности при транспортировке в суд из тюрьмы и обратно. В зале суда у каждой двери следует разместить двух охранников, а у выхода на улицу по крайней мере одного полицейского, если не пару.
– Не уверен, что затраты на дополнительную охрану оправданны.
– Это дешевле, чем разыскивать сбежавшего подозреваемого. Не говоря уже о том, что мы выставим себя дураками в глазах общественности.
– Я не могу позволить снять людей с задания и превратить их в швейцаров, – покачал головой Пью. – Нет у нас тут такой роскоши. У нас недостаточно личного состава. Наверное, в лондонской полиции есть люди, но не у нас. Не получится. Забудьте. Если прокуратура хочет усилить меры безопасности, пусть свяжется со службой охраны. Я не стану выделять ресурсы на тех, кто уже содержится в нашей тюремной системе.
Рой помолчал пару секунд, прежде чем ответить.
– Что ж, сменим тему. Кассиан, полиция Суссекса начинает процедуру повышения до звания главного суперинтенданта на следующей неделе. Мне нужно хорошенько подумать; возможно, я выставлю свою кандидатуру.
Пью несколько мгновений смотрел на него.
– Правда? Рассчитываете, что я вас поддержу?
– Не рассчитываю, но если вы цените меня так сильно, как утверждаете, то, думается, я могу получить рекомендацию?
– Послушайте, Рой, знаю, что у нас с вами есть разногласия, – улыбнулся Пью. – И всякое бывало. Но я не хочу, чтобы вы уходили, честно, не хочу, вы мне нужны здесь, в команде. И я вас очень уважаю.
– Серьезно? Порой вы демонстрируете это странным образом, Кассиан.
Пью встал и обошел стол, раскрыв руки в дружеском жесте. Он обнял Роя за плечи и подвел его к угловому дивану:
– Садитесь. Может, чаю или кофе?
– Не надо, спасибо, – покачал головой Грейс.
Пью разместился рядом.
– Хорошо, давайте начнем сначала. Закопаем топор войны?
– Насколько глубоко? Ниже зоны действия локатора? – с холодной как лед улыбкой произнес Грейс.
Пью поморщился, явно уязвленный упоминанием о той поре в Суссексе, когда он был в одном звании с Роем Грейсом. Жена Роя, Сэнди, пропала, и ее родители, долго подозревавшие зятя в убийстве их дочери, настояли, чтобы Пью взял на себя смелость просканировать задний двор дома, где жили Рой и Сэнди.
Грейс так и не простил ни злобных родителей Сэнди, ни Пью за это оскорбление, хотя к Пью он относился чуть более снисходительно: тот действовал в соответствии с информацией, предоставленной родителями Сэнди, пусть и необоснованной.
– Вы же знаете, Рой, что у меня не было выбора, – сказал Пью. – На моем месте вы бы поступили точно так же.
Грейс подавил желание ответить, что у него хватило бы деликатности сначала предупредить Пью, а не проворачивать дело у него за спиной. Но если помощник главного констебля действительно протягивал ему оливковую ветвь, он не хотел бросать ее ему в лицо. Пока что не хотел.
– Конечно, – ровным тоном произнес Рой.
– Итак. – Кассиан Пью оживленно выпрямился. – Я поддержу вашу кандидатуру на звание главного суперинтенданта. И со следующего понедельника мы начнем все сначала. Может, мы и не станем закадычными друзьями, но хотя бы будем вести себя как коллеги, которые друг друга уважают.
– Звучит заманчиво, – осторожно согласился Грейс.
– В таком случае, – просиял Пью, – повлияйте у нас тут, в Суссексе, на статистику преступлений. Если уж представилась возможность что-то изменить, следует немедленно ею воспользоваться.
Грейс посмотрел на него, удивляясь, как всегда, откуда, черт возьми, Кассиан Пью берет всю эту корпоративную белиберду.
– Непременно, – ответил он.
Пью похлопал его по плечу и снова оживленно спросил:
– Вопрос закрыт?
– Закрыт.
– Вот и здорово! Рад, что вы вернулись.
25
9 мая, четверг
Когда люди впервые сталкивались с Ричардом Джаппом вне его рабочего окружения, большинство предполагало, что высокий, коренастый, похожий на плюшевого мишку мужчина лет семидесяти с редеющими седыми волосами и растрепанной бородой – учитель или, возможно, эколог, а может быть, даже какой-то местный политик. Никто и не предполагал, что это самый опытный судья в стране.
Под его располагающей внешностью скрывался человек, который мог, когда нужно, быть черствым, как сухарь, или добрым и человечным, как любимый дядюшка. Он был одним из трех судей в Суссексе, которым «выдали разрешение» – как это называлось на юридическом жаргоне – на рассмотрение дел об убийствах.
Он любил приходить с утра пораньше перед первым заседанием по важному судебному процессу, чтобы ознакомиться с документами и хорошенько подготовиться. В 7:45 он сидел в кабинете, примыкающем к залу № 3 Королевского суда Льюиса. Ему нравилось это викторианское здание: в нем размещались четыре зала, и все выглядели величественно, как и подобает суду, в отличие от современных помещений. И кабинет его по сравнению с сегодняшними судейскими комнатами выглядел просто замечательно: просторный, старомодный, больше напоминающий номер в роскошном, но видавшем виды отеле, чем офис.
На стенах цвета охры висели заурядные гравюры с пейзажами Льюиса в рамках; пол покрывал бледно-лиловый ковер с узором, высокие окна украшал затейливый ламбрекен, с которого ниспадали тяжелые, внушительного вида шторы. Мебель казалась скорее старой, чем антикварной. На просторном угловом письменном столе в беспорядке стояли книги по праву, ксерокс, ноутбук для проведения видеоконференций и коробка; рядом находился небольшой стол для совещаний. Был здесь и платяной шкаф, кресло пастельных тонов, несколько стульев с фиолетовой обивкой и беспорядочно расставленные растения в горшках. На полке лежала черно-золотая жестяная коробка с латунной ручкой, в которой хранился парик. Пару раз Джапп его забывал, когда отвлекался на какие-то вопросы, связанные с судебным разбирательством, и посылал секретаря сбегать за ним. Но во всех остальных отношениях голова у него хорошо варила.
Джапп погладил черно-белого спаниеля Бисквита, удобно устроившегося у него на коленях, в то время как другой его пес, Чарли, храпел в корзинке на полу.
«Джапп – отправь на этап». Так прозвали судью Ричарда Джаппа коллеги и барристеры, местные и прибывшие издалека – все, кто когда-либо выступал перед ним на стороне защиты или обвинения. Ему это нравилось, он прекрасно понимал, что обладает репутацией очень строгого, но справедливого судьи.
Рассматривая дело, он всегда четко давал понять обвиняемым, их адвокатам и присяжным, к чему склоняется. Если, по его мнению, из всех представленных доказательств явно следовало, что подсудимый виновен, он всегда делал все возможное, чтобы донести это даже до самых недалеких присяжных в своих заключениях и указаниях. И хотя многие из них соображали неплохо, боже, сколько же тугодумов он повидал на своем веку! А если у него возникали серьезные сомнения в виновности сидящего на скамье подсудимых, он с таким же усердием старался направить присяжных к оправдательному вердикту.
По его многолетнему опыту, проблема заключалась в том, что, хотя многие присяжные были весьма компетентны, сама форма суда присяжных имела недостатки. Кто среди них попадется – чистая лотерея.
К его досаде, в некоторых случаях присяжные принимали совершенно неверное решение. Существовало множество причин, способных склонить горстку неопытных людей с разным происхождением и взглядами к тому или иному пути. И иногда логику, которой они руководствовались, было тяжело понять. Все, что требовалось, – доверчивые присяжные и всего один неравнодушный человек, пусть и введенный в заблуждение, чтобы их переубедить.
После сорока лет выступлений в суде по обе стороны баррикад, Ричард Джапп понимал, что присяжные часто выносят обвинительный или оправдательный вердикт, базируясь скорее на эмоциях, чем на фактах. Он сравнивал суд присяжных с лотерейным билетом – никогда не знаешь наверняка, что тебя ждет.
Система была, конечно, не настолько плоха, как ее изображали много лет назад в телешоу с Тони Хэнкоком, гениальным комиком, ныне покойным, который весьма нравился Джаппу. В одном эпизоде безработный Хэнкок выступал в качестве присяжного заседателя. Хэнкок обнаружил, что присяжным заседателям платят по дневной ставке, равной пособию по безработице за целую неделю, поэтому каждый раз, когда остальные присяжные выносили тот или иной вердикт, он убеждал их его отменить, чтобы продлить судебный процесс и увеличить свой скудный заработок.
Шутки шутками, а порой в совещательных комнатах встречались реальные примеры эксцентричного поведения, из-за чего сценка казалась не такой уж надуманной. Например, после завершения судебного разбирательства по делу о двойном убийстве здесь, в Суссексе, выяснилось, что подвыпившие присяжные прибегли к помощи спиритической доски в отеле, куда они удалились, чтобы пообщаться с духами жертв убийцы и те помогли им вынести вердикт.
Неудивительно, что подобные случаи имели место, когда группа совершенно незнакомых людей, как правило непрофессионалов, оказывалась в сложной обстановке и должна была принять решение, способное изменить или вовсе разрушить жизни многих людей – как обвиняемых, так и жертв или их близких.
И, несмотря на заявления бульварных газетенок в их броских заголовках, тюрьма – это вам не база отдыха. По мнению Джаппа, большинство тюрем Великобритании напоминало кирпичный сортир, битком набитый отморозками. Омерзительное, пугающее заведение, где вас запирали с совершенно незнакомыми людьми, часть из которых, скорее всего, была по природе своей склонна к насилию. Заведение, где вас не просто лишали всех прав и удобств, которые вы прежде воспринимали как должное, а настоящий отель ужасов, где нет меню подушек, завтрака со списком блюд на ручке двери и возможности уединиться. Зачастую даже туалет оставляли открытым, и приходилось справлять нужду за полиэтиленовой шторкой, в нескольких дюймах от лица сокамерника. В тюрьме мало что нарушало однообразное, унылое существование и постоянно грозила опасность подвергнуться жестокому обращению со стороны других заключенных. Один неверный взгляд или неудачно подобранное слово – и вам располосуют лицо, выльют кипящую кашу на причинное место или еще что похуже.