– Какого хера ты ушел без меня? – поинтересовался он, оказавшись рядом с Милягой.
– Я искал тебя, но тебя нигде не было видно. Я думал, ты решил жениться на Хои-Поллои.
– Ну уж нет! – сказал Понедельник. – Знаешь, у этой телки в башке слишком много всяких завиральных идей. Сказала мне, что хочет меня представить какой-то рыбе. Я ей ответил, что вообще-то рыбу не очень люблю – кости застревают в глотке. А что, разве не так? Люди каждый день дохнут, подавившись этой треклятой рыбой! Ну так вот, она вытаращила на меня свои косые гляделки, словно я пернул со всей мочи, да и говорит, что лучше мне, пожалуй, все-таки пойти с тобой. А я ей говорю, что даже не знал, что ты куда-то идешь. Ну, значит, она находит мне этого маленького пидора... – Он с размаху хлопнул мула по боку. – ...и показывает мне, куда ехать. – Он оглянулся на город. – Знаешь, по-моему, классно, что мы оттуда смотались, – сказал он, понизив голос. – Честно говоря, там слишком много воды. Видел там, у ворот? Ебитская сила, что за фонтан!
– Нет, не видел. Наверное, он только что появился.
– Я же говорю! Весь город скоро затопит. Давай-ка поскорее делать ноги. Заскакивай.
– Как зовут животное?
– Толланд, – ответил Понедельник, широко ухмыльнувшись. – Куда едем-то?
Миляга указал на горизонт.
– Не видно ни хера.
– Стало быть, направление выбрано верно.
Будучи по натуре своей прагматиком, Понедельник не забыл захватить с собой еды. Сделанный из рубашки мешок был до отказа набит фруктами, которыми они и питались на протяжении всего путешествия. Наступила ночь, но они продолжали двигаться дальше. На муле они ехали по очереди, чтобы не истощать его силы, и давали ему по крайней мере столько же фруктов, сколько съедали сами, плюс огрызки от своих порций.
Оседлав мула, Понедельник тут же погружался в сон, но Миляга, несмотря на усталость, был слишком озабочен проблемой составления карты пустыни, чтобы позволить себе уснуть. Подарок Хуззах был постоянно зажат у него в руке, потевшей так сильно, что несколько раз в чашечке его ладони даже собиралась небольшая лужица. Обнаружив это, он в очередной раз убирал камень в карман, но через несколько минут пальцы сами, без его ведома, доставали его и вновь принимались вертеть.
То и дело он оглядывался на Изорддеррекс, и вид, надо признать, был впечатляющий. Погруженные во тьму склоны города были усыпаны сверкающими точками – это воды, текущие по его улицам, превратились в идеальные зеркала, отражающие свет звезд. Но не один Изорддеррекс был источником этого великолепия. И земля у ворот города, и дорога, по которой они двигались, тоже посверкивали отраженным светом небес.
Но с наступлением зари все эти чудеса исчезли. Город давно уже скрылся вдали, а впереди на небе сбились в кучу темные грозовые облака. Их зловещий синевато-багровый цвет был Миляге уже знаком – точно такие же облака они видели с Тиком Ро над небом Первого Доминиона. Хотя стена Просвета пока еще отгораживала сгнившее тело Хапексамендиоса от Второго, исходившая от него скверна была слишком сильна, чтобы не дать о себе знать, и чем дальше они продвигались, тем сильнее вспухал синяк неба, заполняя весь горизонт и подбираясь к зениту.
Однако были и хорошие новости. Когда на горизонте показались обломки лагеря Голодарей, стало ясно, что одиночество им не грозит. Группа людей человек в тридцать несла свою вахту у Просвета. Один из них заметил приближение Миляги и Понедельника и поделился своим открытием с остальными. В тот же миг еще один человек вскочил и со всех ног кинулся им навстречу.
– Маэстро! Маэстро! – кричал он на бегу.
Разумеется, это был Чика Джекин. Появление Миляги привело его в настоящий экстаз, но после того как поток приветствий иссяк, разговор принял мрачный оборот.
– В чем была наша ошибка, Маэстро? – спросил Чика. – Ведь все должно было быть иначе, верно?
Миляга устало объяснил, попеременно ввергая Чику то в удивление, то в ужас.
– Так Хапексамендиос мертв?
– Да, мертв. Весь Первый Доминион был Его телом, и теперь оно разлагается.
– А что случится, когда рухнет Просвет?
– Кто знает? Боюсь, с той стороны достаточно гнили, чтобы отравить Второй от края до края.
– И каков же ваш план? – поинтересовался Чика.
– У меня его нет.
На лице Чики отразилось полное смятение.
– Но вы проделали такой огромный путь, чтобы попасть сюда! Ведь что-то вас сюда привело?
– Мне жаль тебя разочаровывать, – ответил Миляга, – но дело в том, что мне просто некуда больше пойти. – Он перевел взгляд на Просвет. – Хапексамендиос был моим Отцом, Люциус. Должно быть, в глубине души я верю, что мое место рядом с Ним, в Первом Доминионе.
– Прошу прощения, Босс, могу я вставить словечко... – вмешался Понедельник.
– Да.
– По-моему, то, что ты говоришь, – это чушь собачья.
– Если вы войдете туда, то войду и я, – сказал Чика Джекин. – Хочу все посмотреть своими глазами. Повидать мертвого Бога – это не пустяк. Будет о чем рассказать детям, а?
– Детям?
– Ну у меня ведь только два выхода: заводить детей или писать мемуары. Но на второе у меня не хватит терпения.
– Это у тебя-то? – спросил Миляга. – У человека, который прождал две тысячи лет? У тебя нет терпения?
– Было, да все вышло, – сказал Чика. – Я хочу жить, Маэстро.
– Тебя нельзя за это упрекнуть.
– Но сначала я хочу увидеть Первый Доминион.
К этому моменту они оказались уже совсем рядом с Просветом, и пока Чика Джекин пошел объяснять своим товарищам, что они собираются сделать вместе с Маэстро, Понедельник вновь принялся высказывать свое мнение по поводу предстоящего мероприятия.
– Не делай этого, Босс, – сказал он. – Ты этим ничего не докажешь. Я знаю, что ты разозлился на этих козлов, из-за того что они не устроили гулянку в твою честь в этом вшивом Изорддеррексе, но знаешь что, давай-ка трахнем их в жопу, или нет, лучше не стоит. Пусть трахаются со своими рыбами...
Миляга положил руки Понедельнику на плечи.
– Не волнуйся, – сказал он. – Я не собираюсь кончать жизнь самоубийством.
– Так куда ж тогда спешить? Ты как выжатый лимон, Босс. Поспи. Поешь чего-нибудь. Наберись сил. А завтра поглядим.
– Я в полном порядке, – сказал Миляга. – К тому же со мной мой талисман.
– Какой талисман?
Миляга разжал ладонь и показал Понедельнику синий камень.
– Какое-то трахнутое яйцо?
– Яйцо, говоришь? – сказал Миляга, подбросив камушек на ладони. – Что ж, может, ты и прав.
Он во второй раз подбросил его в воздух, и оно взлетело куда выше, чем можно было ожидать, исходя из силы броска. В верхней точке траектории оно застыло, на мгновение бросив вызов силе тяготения. Падая вниз, оно принесло с собой легкий дождь мельчайшей водяной пыли, охладившей их поднятые кверху лица.
Понедельник застонал от удовольствия.
– Дожди из ниоткуда, – сказал он. – Я помню этот фокус.
Миляга оставил его смывать грязь со своего лица и двинулся к Чике Джекину, который к тому времени уже закончил свои объяснения. Его товарищи отступили назад, с тревогой наблюдая за двумя Маэстро.
– Они думают, что мы погибнем, – объяснил Чика.
– Вполне возможно, что они не ошибаются, – спокойно сказал Миляга. – Ты уверен, что действительно хочешь пойти со мной?
– Абсолютно.
После этого они ступили на ничейную землю, лежащую между твердой реальностью Второго Доминиона и пустотой Просвета. Один из друзей Джекина стал что-то отчаянно кричать им вслед. Его вопли были подхвачены еще несколькими людьми, но в поднявшемся гвалте невозможно было разобрать ни единого слова. Джекин приостановился и обернулся на своих товарищей. Миляга не стал подгонять его и, не обращая внимания на крики, ускорил шаг. Облако Просвета сгустилось вокруг него, и запах разложения ударил ему в ноздри. Однако он оказался к этому готов и вместо того, чтобы задержать дыхание, вдохнул зловоние полной грудью.
За спиной у него раздался еще один крик, который на этот раз исходил от самого Джекина и был полон не столько тревоги, сколько изумления. Это пробудило его любопытство, и он обернулся, стараясь отыскать Чику, но пустота Просвета уже разделила их. Миляга нетерпеливо двинулся дальше. Какая-то неудержимая сила, природы которой он не понимал, влекла его вперед. Его усталая поступь неожиданно стала легкой, а сердце забилось быстрее.
Впереди в белой пустоте начали проступать первые смутные очертания бывшего Доминиона Хапексамендиоса. За спиной вновь раздался крик Чики:
– Маэстро? Маэстро! Где вы?
Не замедляя шага, Миляга крикнул в ответ:
– Здесь, Люциус.
– Подождите меня! – крикнул Джекин. – Подождите! – Через несколько секунд он появился из пустоты и ухватился за плечи Миляги.
– В чем дело? – спросил Миляга, оглядываясь на Джекина, который неожиданно сбросил груз прожитых лет и вновь превратился в мальчика, вспотевшего от благоговейного ужаса перед таинством магии.
– Воды... – выдохнул он.
– Что такое?
– Они пришли за вами, Маэстро. Они пришли за вами.
И после этих слов они действительно пришли. О, что это было за зрелище! Сверкающие ручьи обвились вокруг его щиколоток и голеней и, словно серебряные змейки, принялись подскакивать к его рукам. А точнее – к камню, который он сжимал в своей ладони. Видя их буйную радость и их пыл, он вновь услышал смех Хуззах и ощутил легкое прикосновение ее пальцев, передавших ему синее яйцо. У него не было ни малейших сомнений в том, что она знала, к чему приведет ее дар. Скорее всего, знала об этом и Юдит. Что ж, он побывал подручным своей матери, а теперь ему довелось стать исполнителем их воли. При мысли об этом отзвук смеха Хуззах невольно сорвался с его губ.
Подчиняясь зову яйца, сверху пошел мелкий дождик, на протяжении нескольких секунд превратившийся в настоящий всемирный потоп. Ярость его была столь велика, что белый сумрак Просвета стал понемногу редеть, и Маэстро увидели свет, впервые проникший сюда, с тех пор как Хапексамендиос окружил свой Доминион стеной пустоты. В его лучах Миляга заметил, что радостное возбуждение Джекина уступило место панике.