.
– Я буду звать его так, как считаю нужным, – пылко отвечает он.
Я улыбаюсь. Ведь он всего лишь имаго.
– Мэм…
Я открыла глаза. За окном уже мелькали ухоженные домики, аккуратные палисадники, круглосуточные магазины.
– Вы просили разбудить. – Мужчина таращился на меня с такой неприязнью, словно я проспала его личное время.
– Спасибо.
На выходе я принялась наводить порядок в мыслях. Я Оливия Йеллоувуд, мне двадцать семь лет. Я официантка в «Бино». Меня укусил имаго, и теперь я уподобилась ему. Я не Королева. И не убиваю людей пачками. Да я вообще никого не убиваю… Яркие краски видения отступили и поблекли.
Автобус плавно затормозил на остановке. Здесь, в пригороде, было не так туманно – в воздухе висела непонятная дымка, не более того. Я хмуро оглядела знакомую обстановку: гладкие бетонные плиты тротуара, чопорные домики, неизменные в своем скромном великолепии. Красные, желтые и бурые листья смели в лохматые кучи у дороги, и мне захотелось пнуть одну из них. Разбросать, нарушить порядок – хоть как-нибудь разбавить безвкусный и унылый пунш обывателей горькой водкой моей жизни. Но вместо этого злодейства я лишь вздохнула и шаркающими шагами двинулась по улице, выискивая глазами дом Джейкоба.
Тридцать седьмой. Безмерно аккуратный, как и остальные домики на этой улице, само воплощение американской мечты; впечатление усиливал флаг, вяло повисший на вкопанном в землю флагштоке. Я поднялась на крыльцо и замерла, сверля взглядом бронзовые цифры три и семь. Мне показалось, что за идеально белой дверью с полосой красно-желто-зеленого витражного стекла в центре клубится тьма.
Я постучала в дверь, но она неожиданно подалась назад, жалобно скрипнув. Из полумрака холла на меня дохнуло сыростью.
Пахнет как в погребе. Или в гробу. Нет… как под крыльцом. Так пахнут мертвецы.
Я вошла и прикрыла за собой дверь – она с мягким щелчком отрезала меня от внешнего мира. Казалось, я попала в пещеру, где спит древний дракон: все вокруг пронизывала крутящаяся в свете пыль, воздух застыл как кисель. Происходящее напоминало кошмар. Только вот проснуться никак не получалось.
На полу что-то блеснуло. Я нагнулась, чтобы разглядеть это. В тусклом свете, падающем из окна, темнели свежие капельки крови. Что же тут произошло? Неужели Джейкоб спятил и…
Дальше я шла, ориентируясь по кровавым пятнам размером с цент, как Гензель и Гретель – по хлебным крошкам. В углу рядом с лестницей темнел еще какой-то предмет, оказавшийся сумкой с письмами. Долго, как во сне, я разглядывала нашивку в форме американского флага, прожженную дырочку и адрес почтового отделения, выведенный курсивом прямо посередине. На сине-серой ткани тоже чернели расплывшиеся пятна крови. В доме ужасно пахло, и это было странно: в доме Джейкоба Йеллоувуда всегда царила чистота, а тут вдруг такие ароматы, будто где-то сгнил целый грузовик картошки. И этот тонкий металлический запах крови на фоне миазмов…
С кухни послышался тихий смешок. Легким порывом ветра он пронзил меня и унесся прочь. Я почувствовала, как засосало под ложечкой: пол у порога кухни блестел от крови. Тихо, стараясь не наступать в жуткие лужи, я открыла дверь. Если сейчас я обнаружу смертельно раненных Холли и Шерил, придется срочно вызывать полицию. И санитаров.
Я замерла.
Посреди кухни стояла девушка. Почти с нежностью она обнимала со спины девочку-почтальона в форме. Бледная рука поддерживала безжизненное тело, обвиваясь вокруг талии, а вторая, вцепившись в волосы жертвы, оттягивала ее голову влево, чтобы ничто не мешало пить кровь из шеи. С убийственным спокойствием я отметила взглядом широкий разрез на горле девочки, похожий на гротескную пасть.
Девушка оторвалась от трапезы и улыбнулась окровавленными губами. Ее небесно-голубые глаза светились ярче, чем у меня, чем у Алекса. Ярче, чем у любого имаго в мире.
– Привет, Оливия, – улыбаясь, сказала Шерил.
Наверное, в таких случаях и говорят: «Застыл как статуя». Я вся окаменела, не могла двигаться – только смотрела, как Шерил аккуратно вытерла губы салфеткой. Вот так, просто, будто она только что съела тарелку пасты, а не человека.
– Так и живем, – вздохнула Шерил, разжав объятия. Девочка с тяжелым грохотом рухнула на пол. – Перебиваемся перекусами… и… – она ударила жертву кулаком по ребрам, раздался сухой треск, – случайными… – рука погрузилась в грудь девочки, – прохожими. Да, вот так.
Карие глаза девочки смотрели сквозь меня, пустые, как колодцы. Шерил задумчиво взвесила сердце в руке и, пожав плечами, швырнула его в раковину. – Ты… убила ее… – прошептала я.
– Убила? – изумилась Шерил. – Я? Нет. Я никого не убивала. Разве лев убивает антилопу? А волк убивает овец? Нет, Оливия. Я всего лишь приготовила себе завтрак. И своему любимому мужу.
Я все вспомнила, кусочки головоломки сложились. Истина была на поверхности, просто я отрицала ее до последнего. Тот отвратительный запах, ощущение опасности, когда я звонила в их дом, ужасный вид Джейка, фразы Холли о больном отце.
– Он стал частью чего-то большего, – улыбнулась Шерил. – Я хотела, чтобы он был со мной вечно, но ни сущность имаго, ни человеческий облик не могли этого дать.
– Где он? – просипела я, обретя, наконец, способность двигаться. – Где мой брат?
– Ему приходится сидеть на цепи. – Шерил легко подняла тело девочки и уложила его на стол. – Иначе он все ломает…
Я выскочила в холл, сопровождаемая сухим призрачным смехом Шерил. Я слышала его наверху, пока неслась по коридору; он перекрывал мои попытки позвать Холли и Джейкоба. Маленькая детская оказалась пуста: аккуратно заправленная постель и Тин, любовно укрытый пледом, выглядели невинно и буднично.
Я подошла к двери спальни Джейкоба и Шерил… и остолбенела, даже не прикоснувшись к ручке. Там, в комнате, что-то урчало и мурлыкало. Наверное, именно так поют мертвецы, разлагаясь в своей деревянной люльке, несущей их в вечность. Моя кожа словно покрылась ледяной коркой, глаза расширились от ужаса.
– Почему ты не смотришь? – прошептала Шерил, оказавшаяся за моей спиной. – Ты боишься?
В мозгу что-то взорвалось. В кровь будто впрыснули неизвестный яд. Все внутри меня загоралось всепоглощающим огнем ненависти. Мой брат мертв. Нет… хуже чем мертв – он обречен скитаться тенью по земле, разделять мысли и судьбу вампира. Я бросилась на Шерил, лязгнув зубами в сантиметре от белоснежной шеи. Она оттолкнула меня, впечатав в стену с такой силой, что на гипсокартоне осталась неглубокая вмятина. В груди раздался треск – несколько ребер сломались, как тонкие веточки.
– Удивительные вы твари, имаго, – сказала Шерил, картинно отряхивая когтистые руки от невидимой пыли. – Вроде скоро умирать… а все никак не успокоитесь!
Я встала на четвереньки и выдохнула от прострелившей бок боли. Шерил наблюдала за моими чертыханиями с искренним интересом – так ребенок смотрит на муравья с перебитой лапкой, устроившись на лужайке во дворе. Вот-вот подставит к солнцу лупу…
– Летите на свет, как мотыльки, – сказала она, подходя ближе, – потом обжигаетесь. Но все равно летите!
Нога в изящной туфельке врезалась в меня, послав в полет с лестницы. Падение было чересчур долгим, и, упав, я почувствовала, как внутренности превращаются в месиво. Шерил была уже тут как тут – широко и весело улыбаясь, она наступила на мой живот. Я вскрикнула и закашлялась, захлебываясь хлынувшей в горло кровью.
Шерил упивалась насилием: напевая какую-то вульгарную песенку, она топтала меня, как половик. Улучив момент, я схватила ее за ногу, стараясь сбросить с себя, но она четким ударом сломала мне пальцы. Теперь вся я состояла из боли. Из боли и осколков.
– Не волнуйся, милая, – прошептала Шерил. Ее безумные глаза были совсем рядом, горели ледяным, точно северное сияние, светом. – Имаго ведь не умирают от таких царапин! Я всего лишь поиграю с тобой. А после избавлю от этих ужасных страданий: вырву и съем на ужин твое сердце. Нет, даже лучше – я отдам его Джейкобу!
Рука онемела и словно стала тяжелее. Кожа мягко скользнула с уцелевших пальцев, превратив их в три острые пики. С превеликим удовольствием я вонзила когти в икру Шерил до самой кости. Она хрипло вскрикнула и, покачнувшись, рухнула на пол. Морщась, я встала настолько быстро, насколько позволяли полученные травмы.
– Хитрая сука, – прошипела Шерил.
Она бросилась на меня так стремительно, что я едва успела увернуться. Под рукой оказалась каминная кочерга, прислоненная к стене, и ею я ударила Шерил по голове. Раздался громкий хруст, и поверженная Королева рухнула на пол. Из ее ушей заструилась темная липкая кровь.
Подойдя поближе, я нависла над ней и взглянула в затуманенные глаза. Шерил улыбалась: она знала, что из любой схватки все равно выйдет победителем. Зарычав от беспомощности, я вонзила кочергу прямо в ее тело, пригвоздив к полу. Вытекающая из-под Шерил кровь смешивалась с кровью девочки-почтальона и источала гнилостный запах.
– Мама?
Я обернулась. На пороге дома стояла Холли, одетая в школьную форму. Мертвенно бледная, она прошла к своей едва дышащей матери и рухнула на колени.
– Лив? Она… – Холли осеклась.
Долго висела гробовая тишина. А когда Холли наконец очнулась, то закричала так громко, что я отшатнулась, а лицо Королевы исказилось от ужаса. Ее голос вознесся под потолок, зазвенел в подвесках люстры. На втором этаже раздался громкий стук: кто-то ломился в запертую дверь, и я вспомнила – Джейкоб. Не было смысла бежать проверять его, потому что даже отсюда я чувствовала мистические вибрации его утробы. Джейкоб стал Червем. Шерил убила его, и сейчас единственным важным существом здесь была Холли, кричащая так, будто в нее вселились все демоны ада.
– Холли!
Борясь с чувством вины, я сделала то, что должна была, – залепила ей звонкую пощечину. Это подействовало лучше, чем ласковые уговоры: Холли замолчала и уставилась на меня полными слез глазами.