– Больно!
– Прости, малышка, – зашептала я, обняв ее, – ш-ш-ш…
– Мама…
– Не смотри на нее, не надо. – Я повернула Холли так, чтобы она видела мое лицо. – Слушай внимательно: сейчас ты пойдешь наверх и соберешь все вещи, которые тебе нужны. Ничего лишнего, ясно? Потом сразу спускайся сюда.
– Но мама…
– Беги скорей!
Холли послушно побежала вверх по лестнице, сдавленно всхлипывая. Полные ненависти голубые глаза смотрели на меня внимательно, не мигая. Шерил. Кто бы мог подумать? Самая большая мразь в моей жизни – это по совместительству еще и самая большая мразь в мире.
– Не думай… – захрипела Шерил, – не думай, что ты спрячешься от меня! Найду… раздавлю… как таракана…
– Посмотрим, – ответила я, – во всяком случае, я спрячусь раньше, чем ты вытащишь эту штуку из своего тела.
Шерил усмехнулась и откинула голову. Ее глаза мигнули и потухли, по бледному подбородку скользнула багровая капля.
Холли снова появилась на лестнице: теперь на ее плечах гремел объемный рюкзачок, из которого торчала грустная мордочка Тина. Она странно посмотрела на труп матери – так, словно та могла броситься на нее.
– Я готова, – тихо произнесла Холли, пряча глаза. – Куда ты меня отведешь?
– К одному хорошему другу. – Я протянула ей окровавленную руку.
Сантиметр. Еще сантиметр.
Лежа на полу, она вытягивала кочергу из своего тела, как копье. Это не боль – так, ерунда. Настоящая боль бывает только от голода… и от осознания, что Юная почти пробудилась. Королева отшвырнула кочергу в сторону; раздался звон разбитого стекла. Она брезгливо вытерла руки об испачканное домашнее платье и посмотрелась в зеркало. Тонкие пальцы скользнули по лицу, поправляя помаду и стирая осыпавшуюся под глазами тушь. Капля крови на бледной коже уже запеклась. Не отрывая взгляда от своего отражения, Королева медленно облизала ладонь. Кровь Оливии еще не испортилась, в ней чувствовались пахучие нотки человека.
Королева устало опустилась на пуф и усмехнулась:
– Ну и ну! Кто-то все же обратил ее. А жаль, я сама хотела это сделать… Ну ничего, – добавила она, и ее улыбка стала страшной, – с этой переменной задачка становится еще интереснее.
Глава 15
Алекс хохотал. Я бы не поверила, если бы не видела, как вздрагивает его кадык и как широко раскрыт рот. Когда он вытер выступившие слезы, я поняла: это истерика. Алекс только что услышал, как многовекового врага, могущественного монстра победили кочергой, как какую-то ведьму из сказок. Я оглянулась через плечо. Холли сидела в гостиной, и ее состояние, мягко говоря, беспокоило меня. Глядя остекленевшими глазами перед собой, она монотонно пинала ножку кофейного столика, время от времени шмыгая носом.
– Значит, она – наша надежда? – сиплым от смеха голосом произнес Алекс.
Я вспылила, но тут же сникла. Не время ругаться, да и смысла нет. Это для меня Холли всего лишь восьмилетняя девочка, которая любит смотреть мультики, боится клоунов и мечтает стать ветеринаром. Для Алекса она – дочь Королевы, которой суждено совершить матереубийство.
– Лив…
Теперь Холли стояла на пороге кухни, опустив голову и нервно теребя рукава пиджака, – она так и не сняла свою школьную одежду. Эта маленькая девочка в желто-черной форме выглядела дико странно посреди грязной квартиры Алекса – как хрупкий крокус на городской свалке.
– Что произошло? – тихо спросила Холли. – Что случилось с мамой?
Алекс смотрел на нее с опаской. Глаза его бессмысленно опускались, едва он поднимал взгляд до уровня ее лица. Имаго не могут видеть Королеву такой, какая она есть. Но почему тогда я могу?
– Милая, – я опустилась на колени и обняла Холли, – тебе нужно очень много всего узнать…
– Мама мертва? – Она сверкнула глазами.
– Холли…
– Что бы там ни было, – дрожащим голосом произнесла она, – рассказывай мне все! Надоело быть в стороне. Сначала папа, потом мама… а теперь еще и ты!
Я не успела ответить: Алекс присел на корточки и подался к лицу Холли так близко, что она попятилась. Мгновение карие глаза сверлили ускользающим взглядом широко распахнутые голубые, потом резким движением Алекс поднялся и открыл холодильник. На пол упал красный пакет с мелко напечатанной на нем информацией: резус-фактор, группа, фамилия донора.
– Пей, – холодно сказал Алекс.
Холли испуганно таращилась то на пакет, то на него. Ее дыхание стало частым и прерывистым, я тайком отметила нездоровый блеск, вспыхнувший во взгляде. Она облизнула пересохшие губы и вскинула руки к лицу:
– Я не…
– Пей, – повторил Алекс, захлопывая холодильник. – Мне нужно, чтобы ты выпила это.
– Это же…
Алекс фыркнул, вновь распахнул холодильник и вытащил второй пакет. Зубами он вырвал из него кусок полиэтилена и принялся высасывать содержимое. Холли, мертвенно бледная, не могла отвести глаз от этого зрелища. По подбородку Алекса побежала багровая капля и, вихляя ярким хвостом, застряла в жесткой щетине. Он швырнул пустой пакет в раковину. Темные прежде глаза источали зловещее сияние.
– Холли, – прошептала я, – нам нужно, чтобы ты выпила это.
Нужно ли это? В этом ли мы нуждаемся на самом деле? Алекс говорил, как важно сломать печать, хранить Юную Королеву и подталкивать ее к осуществлению пророчества… но неужели это верный путь? В кухне повисла пауза, нарушаемая хриплым дыханием, вырывающимся из вздымающейся и опадающей груди Холли. Яростно тряхнув головой, она закричала: «Я не хочу!» – и умчалась обратно в гостиную. Я услышала приглушенные рыдания. Нити, протянутые от моего сердца к ее, возмущенно завибрировали. По телу побежала неприятная дрожь, на душе стало гадко.
– Что на тебя нашло? – угрожающе тихо спросила я.
– Она не человек, Оливия. – Алекс поднял с пола пакет и пихнул его обратно в холодильник. – То, что ты скакала вокруг нее восемь лет, не значит, что я присоединюсь к этим хороводам. Кровь – единственное, что ей нужно.
– Неужели нельзя помедленнее? – процедила я. – Нельзя выждать хотя бы день?
– У нас нет времени! – рявкнул Алекс, саданув кулаком стену. – Ни дня, ни часа, ни минуты лишней! Как ты не можешь понять, Оливия: нет уже никакого завтра. Завтра ты можешь сдохнуть – ты впадешь в спячку, тебя задерут Черви, ты рассыплешься. Сейчас эта девочка – единственное, что может спасти всех, потому что только она может убить Королеву! А она не пробудилась до конца, следовательно, толку от нее в этой войне столько же, сколько от детского пластмассового ножика!
– Перестань на меня орать! – закричала я, стиснув руками голову.
Мы замолчали, сверля друг друга гневными взглядами. Я впервые увидела, как холодный рассудительный Алекс вышел из себя. В стене темнела круглая вмятина, от которой разбегались маленькие трещины…
– Ты ничего не понимаешь, – сказал он севшим голосом. – Все думаешь, что это игра…
– Я пытаюсь сохранить то, что у меня осталось, – зло прошептала я, глядя на него исподлобья. – А ты?
Алекс вдруг сорвался с места. Громко хлопнула входная дверь, и в маленькой квартире воцарилась тишина. Ушел. Неизвестно куда. Я молча вошла в гостиную. Холли сидела в углу комнаты и тихо плакала, уткнув голову в поджатые к груди колени.
– Холли… – Я села рядом и неловко заерзала. – Тебе удобно вот так сидеть?
– Какая разница? – пробурчала Холли, не двигаясь. – Я же не человек. Только людям бывает удобно.
Я вздохнула и погладила ее по голове. Волосы, заплетенные в две французские косички, казались темными в полумраке. Холли наконец взглянула на меня, и я нежно улыбнулась: под ее глазами чернели подтеки туши.
– Ты что, красилась?
– В моем классе есть один мальчик, – прошептала Холли, вытянув ноги, – его зовут Питер. Он… мне нравится.
– Расскажи о нем, – попросила я.
Холли застенчиво улыбнулась сквозь слезы и шмыгнула носом.
– Он несколько раз провожал меня до дома… и мороженое покупал. Я хотела быть красивой, поэтому взяла у мамы тушь утром… пока она не видела.
Для Шерил пропажа туши явно стояла на последнем месте в списке проблем.
– Лив… – Холли вытерла ладонями глаза и щеки. – А я буду нравиться ему сейчас?.. Нет, подожди. Не так. Я увижу его снова?
– Я не знаю, – ответила я.
Не было смысла врать ей – Холли сейчас предстояли лишения гораздо серьезней. Лучше сразу начать готовить ее к этому, чем успокаивать иллюзиями.
– Понятно, – просто отозвалась она.
За окном сгущался мрак, загорались звезды. Взрослая женщина и маленькая девочка сидели вместе на холодном деревянном полу, не говоря друг другу ни слова. Пару раз Холли снова всплакнула, но я ничем не могла ей помочь. Каждой из нас необходимо было пережить этот закат в одиночку.
– Когда я была девчонкой, был один парень. Не красавец, но из тех, кто вроде и не особенно привлекателен, а все равно чем-то манит к себе. Мы частенько пересекались на испанском в старшей школе – сидели через одну парту. Я засматривалась на его волосы – такие русые локоны… не кудри, а именно кольца, как у Купидона. И зеленые глаза с желтым ободком вокруг зрачка. Эх, как я сохла по нему…
– А что случилось потом? Вы были вместе?
Я ностальгически улыбнулась. Рассказами о своей бурной юности я увлекла Холли настолько, что она даже смогла приоткрыть створки своей раковины грусти. Мы сидели на полу в комнате – я пила молоко, а Холли уплетала китайскую лапшу. Она все еще была печальна, и я подозревала, что безысходность в ее глазах останется насовсем.
– Когда я наконец-то решилась признаться ему в своих чувствах, то узнала, что он переехал в другой город, в семидесяти километрах от меня.
– Ого!
– Тогда я сказала Джейкобу, что уезжаю, а он посмотрел на меня и сказал: «Я всегда знал, что ты сумасшедшая, но чтоб настолько!» Я уехала к своей любви на стареньком велосипеде… Жаль, у нас ничего не вышло. А теперь тебе пора спать. Держи мою футболку – она достаточно длинная, подойдет на первое время вместо пижамы.