– А потом у меня будет своя? – пробормотала Холли, позволяя стянуть с нее гольфы.
– Все, что захочешь. – Я подхватила ее и понесла в спальню. Мне вспомнился труп в кровати, но Алекс действительно вынес Алису: постель была убрана и застелена чистым покрывалом.
Я уложила Холли и накрыла пледом. Она неотступно следила за мной, словно боялась, что я брошу ее в темноте одну.
– Пусть твои глазки сладко-сладко спят и не размыкаются до рассвета, – прошептала я, целуя ее теплые дрожащие веки.
Холли слабо захихикала, но смех тут же перерос в стон. Я сжала ее руку, жалея, что больше ничего не могу сделать, и просто подождала, пока она уснет.
…Затворив дверь в спальню, я прислушалась. Алекс все еще не вернулся. Вспомнив о даре телепатии имаго, я решила заглянуть в его мозг – просто чтобы удостовериться, что его не слопали Черви. Я постаралась сконцентрироваться на том, где он мог быть. Сидит, наверное…
…в баре, слушаю музыку, барабаню пальцами по стакану. Виски со льдом, который все равно не выпью. Рядом красивая девушка. Ей около восемнадцати, не больше, – об этом довольно красноречиво говорят наивный взгляд и незрелая попытка выглядеть сексуально. Красные волосы подстрижены до плеч, глаза влажно поблескивают в тени ресниц. Люси, так ее зовут… Протягиваю «Маргариту», которую сам же и оплатил. Люси, кокетливо стрельнув глазами, обхватывает розовыми губами полосатую трубочку. Я чувствую в ней биение жизни так явственно, будто вся девушка – один большой, непрерывно пульсирующий орган.
Родители уехали на выходные, впереди долгое, полное свободы воскресенье… и субботняя ночь еще не завершилась. Я тащу ее за руку из бара, борясь с раздражением и жалостью, а она щебечет что-то о ключах в сумочке, которую забыла на стойке. Идем обратно за сумочкой.
Дома Люси борется с застежкой на сапогах, и я сам подхватываю ее, отношу в спальню, следуя игривым указаниям. Комната отвратительна: повсюду плюшевые игрушки, особенно много зайцев. Люси пытается мне понравиться – облизывает губы языком с серьгой, играет бровями, и почему-то меня тошнит от этих ужимок. Я грубо отстраняю ее и зарываюсь носом в кошмарные красные волосы. От тонкого девичьего запаха я ловлю кайф, но Люси думает, что эрекция вызвана именно ее внешним видом.
Я потрясла головой и, пытаясь прогнать наваждение, ущипнула себя за щеки. Чары рассеялись, но в темной комнате я все равно услышала хруст ломающихся костей и отдаленный протяжный крик.
Несколько часов прошли быстро. Обрывочные видения говорили о том, что Алекс вот-вот вернется: шагающие ноги, свет фонарей, темные переулки – все это напоминало просмотр фильма на пьяную голову. Видимо, Алекс настолько устал, что не запоминал маршрут, отдавшись «автопилоту», встроенному в каждую человеческую голову.
Когда дверь в квартиру отворилась, я даже не обернулась. Раздались тихие шаги, диван рядом просел. В нос ударил целый букет запахов: от Алекса несло кровью и потом, сексом и мертвечиной. Я все-таки взглянула на него.
– Ты охотился?
Тишина. Кажется, он усмехнулся. Раздался сухой шорох – с головы сполз капюшон.
– Нет. Зашел в «Макдональдс», съел два чизбургера, выпил молочный коктейль и заказал салат с тунцом.
– Врешь. – Я вздохнула и откинулась на спинку дивана. – У тебя на рыбу аллергия.
– И вправду… – вздохнул Алекс. – Я так давно не ел рыбы, что совсем забыл.
Он сгорбился и нахохлился, поджимая к груди колени. В целом он выглядел сейчас довольно жалко. Я хмыкнула:
– Алекс?
– М-м?..
– От тебя воняет.
Он поднял голову и уставился на меня. Его глаза блестели в слабом свете уличных фонарей; на щеке залегла ямочка – то ли от ухмылки, то ли от недоуменной мины.
– Тебе надо помыться, – повторила я. – Пойдем.
Он молчал. Я схватила его за мокрую липкую руку и потянула на себя, стараясь не перепачкаться в приторно пахнущей крови.
– Я не хочу, – запротестовал он, но замолчал, получив тычок в спину.
Я завела его в ванную комнату и заперла дверь. В безжалостном свете лампы Алекс выглядел ужасно: усеянная багровыми пятнами и грязью одежда, кровавый след от подбородка к горлу. Он изумленно следил за тем, как я протираю большой губкой ванну, смывая с нее волоски и грязь.
– Ты так и будешь действовать мне на нервы? – рассердилась я, увидев, как он застенчиво ссутулился.
Алекс упирался. Я схватилась за бегунок на молнии его толстовки и потянула вниз. За распахнутой толстовкой последовали футболка и джинсы. Теперь Алекс стоял передо мной почти голый, неуютно поджимая пальцы ног.
– Трусы-то снимешь сам? – сурово поинтересовалась я, трогая воду в ванне локтем. – Или опять как ребенка раздевать?
Белье отправилось в корзину вслед за остальной одеждой, а сам Алекс осторожно сел в ванну, упираясь в бортики руками.
– Горячо!
– Не выдумывай! – Я намылила мочалку-варежку и грубо растерла ему плечи, смывая грязь. – Сиди смирно.
Алекс замер, низко опустив голову и завесившись волосами, пока я старательно его терла, требуя вытянуть то одну руку, то другую. Ничего интимного – я хотела смыть с него не только грязь и кровь, но и последствия этого ужасного дня. Этой ужасной жизни.
– Знаешь, – произнес Алекс, – в последний раз меня вот так мыла мама, когда мне было четыре года. Ты на нее очень похожа.
Я ополоснула потемневшую мочалку под струей проточной воды в раковине. Когда алчное хлюпанье слива стихло, я обернулась и задала вопрос – один из тех, что задают на первом свидании. Ну, обычные люди задают.
– Расскажи мне о себе.
– В человеческой жизни я работал в транспортной компании. Следил, чтобы автомобили и вагоны достигали пункта назначения максимально в срок. – Алекс послушно поднял голову, когда я принялась намыливать его волосы. – Мне нравилась эта работа – упорядочивание, распределение и планирование…
– Звучит отвратительно.
– А ты так и работала официанткой?
Я с силой скребнула ногтями по голове Алекса. Он вздрогнул.
– Не всегда. До того как стать девочкой на побегушках, я была секретарем в одной бумажной конторе.
Алекс усмехнулся и посмотрел на меня. Я не улыбнулась в ответ, но было что-то в его взгляде, от чего ледышка в сердце подтаяла.
– Бумажной?
– Ну… – взмахнула я мокрой рукой. – Одна из тех, в которых все что-то делают, а что – непонятно. Меня уволили, чтобы принять на мое место другую. Кажется, это была дочь коммерческого директора.
Алекс невесело засмеялся. Я смыла шампунь с его волос и вытерла руки. Он поднял голову; его глаза покраснели – не как у вампира, совсем как у простого человека.
– Ты плачешь?
– Нет, – раздраженно потер он глаза, – тяжело все это вспоминать. Будто было только вчера… но на самом деле – в прошлой жизни.
– Каждое вчера – это прошлая жизнь.
Алекс задумчиво кивнул и глянул в воду. Вместе с темными струями в сточную трубу ускользали плохие мысли и переживания, грязный пот и кровь той несчастной девушки Люси, всего-то желавшей поразвлечься. Когда-то и я желала того же.
Когда с водными процедурами было покончено, а Алекс стоял на заскорузлом коврике, стряхивая с волос воду, я протянула ему темно-синие спортивные штаны и худи, найденные по его указанию в комоде. Алекс помедлил.
– Похоже, теперь мне придется помнить, что в доме ребенок.
– Неужели ты больше не зовешь ее кровососущей тварью? – мрачно отозвалась я. – Что там в твоей голове за эти часы поменялось?
Мы вышли из ванной в гостиную. Ночью она казалась уютней и даже красивее, чем на самом деле. Алекс сел на диван и откинул влажную челку.
– Извини меня, – сказал он, – за те слова. Наверное, это было грубо.
– Неужели извинился.
Я села рядом. От горячей кожи Алекса пахло мылом и материей полотенца; волосы источали острый аромат. Алекс устроился поудобнее и, положив руку на спинку дивана, уставился на меня.
– А теперь твоя очередь.
– Мыться? – улыбнулась я.
– Рассказывать. Про работу я уже знаю, а что насчет остального?
– Нечего, собственно, говорить. Скоро мне исполнится двадцать восемь, я родилась в пригороде. Мама умерла от аневризмы, а папа – от рака легких, когда мы с Джейкобом уже разлетелись по собственным гнездам. Джейкоб в восемнадцать лет влюбился в Шерил, то есть в Ее Величество Королеву, – я сцепила руки в замок и потрясла ими с притворным торжеством, – после у них появилась Холли…
– Насколько я понял из твоего рассказа, Джейкоб стал Червем. Это так?
Я коротко выдохнула. Жестокий вопрос, в самое сердце. Алекс промолчал. Его глаза ничего не выражали.
– Сочувствую.
– Какая теперь разница…
В носу защипало. Я подняла голову и часто заморгала, чтобы прогнать слезы, но Алекс заметил мой маневр. Протянув руку, он мягко взял меня за подбородок.
– Я ворвался в твою квартиру, надеясь застать тебя там, – мягко сказал он, – чтобы оборвать эти мучения, узы. Я не хотел никого, кроме Алисы. А тут появилась ты. Живая. Яркая. Я видел, как ты шла домой с этим мужчиной из кафе. Видел, как ты сидела после смены и таращилась в темноту – уже тогда я хотел тебя прикончить. Мучился… изводил себя… ранил… и все только затем, чтобы днем выиграть время на слежку!
В карих глазах блеснуло что-то недоброе. Что-то, от чего внутри все скрутило. Злоба? Презрение?
– И все это не от большой любви, Оливия, – прошептал Алекс, – а от большой ненависти.
Тяжелый взгляд пригвоздил меня к дивану, и я вдруг почувствовала себя жалкой и маленькой. Ярость Алекса снова поднялась из-под слоя пережитых эмоций, и мне впервые стало страшно. Это не он разрушил мою жизнь, это я разрушила его.
– Но после того как я разнес твою квартиру, меня вдруг охватило отчаяние. Узы говорили за меня: «Зачем? Для чего? Как же так?» Я продал ценности Алисы, оставив немного побрякушек на черный день, и купил тебе новые вещи.
Алекс облизал губы.