– Только в том клубе я смог тебя разглядеть. Ты была живой. В тот момент я хотел обладать лишь тобой… но жажда дала о себе знать. Я не собирался оставлять тебя в живых. Тогда. Но не смог убить из-за уз.
Алекс жадно поцеловал меня, медленно расстегивая пуговицы на рубашке. Шершавые ладони скользнули по моей коже. Ненависть превратилась в отчаяние; мы оба двигались в одном направлении, но до сих пор сопротивлялись этому. Мы сломали друг друга, чтобы осколками соединиться во что-то одно.
– Оливия, давай попробуем снова? Я хочу начать все заново. В ванной ты смыла с меня не только грязь, но и прошлое. Оно теперь там, в канализации.
Я слабо улыбнулась. Алекс навис надо мной: все еще мокрый и взволнованный воспоминаниями, он был красив. И с его суровым мужественным великолепием завораживающе гармонировал кроваво-красный блеск глаз.
– Ты все еще считаешь меня жутким? – поинтересовался он, стаскивая футболку.
– Бесконечно жутким, но мне все равно, – призналась я.
Алекс моргнул и обворожительно улыбнулся в ответ.
Лежа в темноте, я переживала каждое мгновение заново. Алекс лениво чертил большим пальцем на моем предплечье призрачные овалы. Великолепные и немного грустные моменты угасания – наши тела снова остывают, взгляды пустеют, а мышцы расслабляются, словно и не было никакой близости. Это все потому, что душа возвращается в тело, – так однажды сказала Джи. Я коротко вздохнула и уткнулась носом в грудь Алекса. Он похлопал меня по плечу.
– Загрустила? Тебе не понравилось?
– В том-то и дело, – глухо ответила я, – что мне слишком понравилось.
Алекс промолчал. Я опустила руку на его живот и принялась накручивать черные жесткие волоски на палец. В этот раз все было по-другому. По-настоящему. Люди занимаются сексом по разным причинам: продолжение рода, похоть, страсть, скука, самолюбие – да сколько еще может быть причин, чтобы один человек снял трусы, а второй раздвинул ноги? Я осознала, что до сих пор никогда не занималась любовью: все это было механическими фрикциями, тупым актом, завершающимся одним и тем же – моим отчаянием, холодным, никому не интересным. Алекс же говорил со мной на языке тела, он не гнал до конца, упрямо нажав на газ. Как могут имаго – ужасные существа, убивающие людей и пьющие кровь, – любить настолько искренне и отчаянно, будто каждый раз – последний?
– Я думаю о твоей племяннице. Раз Королева теперь знает, кто ты такая, она непременно найдет нас. Спрятаться от нее сложно, а учитывая, что мы забрали ее ребенка, – и подавно. А когда она нас найдет…
Я вспомнила хруст костей, с которым Шерил (стоило ли продолжать называть ее так? Было ли у Королевы вообще какое-нибудь имя?) сломала грудную клетку девочки-почтальона, и влажный шлепок сердца, брошенного в раковину.
– Что она сделает с Холли?
– Тебе лучше не знать. Поэтому я и говорю, что нужно уезжать. У меня остались средства; я могу выгрузить остатки крови в мини-холодильник… – Алекс пустился в пространные размышления. – Холли потребуется еда, но это не проблема. Купим провизии на ближайшее время…
– Это все отлично, но куда мы поедем? – поинтересовалась я, приподнявшись на локте и глядя на него. – У тебя хотя бы примерный план есть?
– Пока девочка не пробудилась окончательно, я не могу ничего сделать. И никто не может. Печать почти сорвана, спровоцировать взрыв может что угодно.
Я вспомнила испуганные глаза Холли, ее слезы в темноте. «В моем классе есть мальчик… он мне нравится». Бедная девочка даже не подозревала, что этот самый Питер никогда не видел ее по-настоящему. Мерно тикали часы, за окном по темному небосводу улиточным шагом ползли звезды. Или это мы ползли вдоль Вселенной?
– То есть ты предлагаешь колесить по стране, в прятки играть? – недоуменно спросила я.
Алекс встал с дивана, наскоро завязывая шнуровку штанов, и вышел в коридор. Я рассеянно слушала, как он что-то ищет там и копается в вещах.
– Вот, – на кофейный столик легла карта Соединенных Штатов, – сейчас мы здесь… – Он воткнул в обведенный штат Вашингтон красную булавку. – Мы, конечно, можем уйти подальше от побережья, но вообще я слышал, что Игла…
– Какая Игла?
– Неужели ты настолько невнимательно читала? – возмутился Алекс, вновь раскрывая фолиант. – Ведь это и твоя история тоже!
– Я читала по диагонали! – огрызнулась я.
Алекс принялся раздраженно листать страницы. Дойдя до главы о Пророчестве, он остановился и ткнул пальцем в искусное изображение оружия: внешне похожее на католический крест, оно все было усеяно завитушками и письменами.
– Меч?
– Стилет, – отозвался Алекс. – Выкован в семнадцатом веке Джованни Федеричи. Серебро, опалы.
Я провела пальцем по чернильным буквам, идущим вертикально по нарисованной рукояти клинка.
– Sicut mater, ita et filia eius… Что это значит? – спросила я.
– «Какова мать, такова и дочь». – Алекс хмыкнул, распутывая сбившиеся в клубок буквы и фразы в тексте. Увидев мое вытянувшееся лицо, он спохватился: – Библия. Иезекииль, глава шестнадцатая, стих сорок четвертый. «Вот всякий, кто говорит притчами, может сказать о тебе: какова мать, такова и дочь». Это на латыни…
– Хорошенькая цитата. Кем был этот Джованни?
– О нем написано совсем немного, – пожал плечами Алекс. – Судя по тексту, он был возлюбленным одной из имаго, той самой, что владела книгой на тот момент. Я плохо понимаю по-итальянски, но из того, что все же прочел, можно узнать кое-что. Девушка рассказала ему всю историю. Вместе с ее отцом, священнослужителем, кузнец Джованни создал клинок, которым дочь якобы может победить Королеву, как когда-то ее мать победила Древнего.
– Да-да… серебро, которое очищает, форма креста… они действительно верили, – протянула я. – Жаль кузнеца, ведь его возлюбленная все же умерла.
Алекс захлопнул Книгу. Его глаза вспыхнули лихорадочным огнем кладоискателя:
– Игла – это как иголка в шприце, как шарик в острие шариковой ручки. Сколько бы ты ни рвал Королеву когтями, она все равно восстанет, сильная, как раньше. Но яд матери и дочери опасен друг для друга, как гласит легенда. Если обмазать Иглу ядом, задача Юной облегчится.
– Но почему именно Игла Федеричи?
– Потому что мало на свете оружия, способного удержать яд вампира. Укус не позволит впрыснуть смертельную дозу, – просто ответил Алекс. – Я долго копался в мыслях других. Знаний у меня и на связное предложение не наберется, но ясно одно: Игла Федеричи пропала в конце девятнадцатого века. Богатому коллекционеру, владевшему ею, перерезали горло. Но в тысяча девятьсот пятьдесят третьем об Игле вновь услышали в Париже, затем в Амстердаме… и опять тишина.
– Но где она сейчас? – нетерпеливо спросила я, обрывая экскурс в историю.
– Ты не поверишь, – Алекс самодовольно усмехнулся. – Вегас.
Я замолчала. Голова шла кругом. Ну, Париж. Ну, Амстердам. Я бы поняла, если бы артефакт оказался в Лондоне, Санкт-Петербурге, Берлине. Но в Вегасе? Это все равно что найти Туринскую плащаницу в коробке с новогодней гирляндой.
– Значит, Невада? – прошептала я.
Алекс кивнул. Было видно, как перспектива двигаться вперед воодушевила его: он даже расправил плечи, будто ветер надежды раздул невидимый парус.
– Значит, – поднял он зеленую булавку, – отправляемся завтра на закате?
– Да, но сначала мне необходимо заглянуть к Джи. – Я вздрогнула, вновь почувствовав на себе липкую ладонь Предчувствия.
Зеленая булавка воткнулась в нарисованную Неваду.
Глава 16
– Это все так странно.
– Согласна, – пробормотала я, тщательно отглаживая форму Холли.
– Королева… – Она вздрогнула, наверное, вспомнив картинки в Книге. – Вы думаете, это моя… мама?
– Ну да. – Я выругалась сквозь зубы, когда обнаружила отутюженную складку на вороте рубашки. – Именно так и есть.
– Но это… – Холли вздохнула. – Этого не может быть!
Я повесила рубашку на плечики и завязала желтый галстук под ее воротом. Холли критически взглянула на плоды моих трудов.
– Ты пропустила складку.
– Не может быть! – воскликнула я, тыча пальцем в мятый участок ткани. – Я же все тут прогладила!..
В гостиной послышался грохот. Я заглянула туда и увидела, как Алекс смущенно замер над разбитой рамкой с фотографией.
– Все в порядке, – промямлил он, – я просто немного устал.
Сегодня на рассвете Алекс показал, какой ценой имаго может остаться бодрствовать днем: глядя в окно на розовую полоску зари, он прижал к сгибу локтя кухонный нож.
– То, что ты увидишь, может напугать тебя, – прошептал он, – но знай: все будет хорошо.
Когда в оранжевой дымке показался золотистый краешек солнца, Алекс вонзил острие ножа в бледную плоть и повел по направлению к запястью. Я завороженно смотрела, как из вспоротой руки ручейком заструилась кровь.
– Вот и все. – Алекс замотал руку бинтом, который тут же начал багроветь. – Надеюсь, этого хватит до заката.
– А это не опасно?
– Имаго обычно не умирают от подобной ерунды. Впрочем, наш мозг работает, сердце работает, значит, от таких повреждений живой организм может скончаться. Хотя, конечно, раз на раз не приходится. Были случаи, когда имаго придавливало камнепадом, но он выползал и восстанавливался в безопасном месте.
Я вздрогнула. Рядом взметнулись светлые волосы – Холли подскочила к Алексу и присела рядом. Он враждебно покосился на нее, но ничего не сказал; только я знала, каких усилий ему стоило сдержаться. Наверное, Холли почувствовала негативные флюиды, исходящие от Алекса. Взяв кусочек стекла, она осторожно перенесла его на бумагу.
– Вот так… сейчас мы все уберем…
Я улыбнулась про себя, пытаясь расправить ненавистные складки на рубашке. За спиной раздался короткий сухой вдох. Холли поднесла руку к лицу. Как в замедленной съемке я увидела багровую бусинку крови, выступающую на бледном безымянном пальце. Она блеснула в свете солнца, скатившись вниз, капнула на пол и мгновенно впиталась в ковер. Алекс почесал затылок.