еке, чтобы разбудить. Приятно щелкнул замок, и, когда дверь открылась, меня обдало приятным запахом сандала, хвои и кондиционера для белья.
– О-о-о… – хрипло протянула Холли, погладив темно-красное покрывало на кровати.
Бросив рюкзак, она сняла с крючка на стене толстый вафельный халат и скрылась в ванной. Раздался стук экрана душевой кабинки, мерное капанье воды превратилось в монотонное шипение. Я сел на кровать и уставился на искалеченную руку, теперь больше напоминающую клешню. Сплошные неудобства. «Зато ничего не болит», – усмехнулся я.
Мягкая постель так и манила. Как же хотелось уснуть! Просто закрыть глаза и поспать, наслаждаясь каждой секундой дремы, а не впадать в кому на рассвете. Я схватил подушку и, уткнувшись в нее, закричал что есть сил. Когда хлопковая наволочка стала влажной от слюны, а голос сел, я отнял подушку от лица и увидел Холли. Стоя на пороге ванной, она с вялым любопытством наблюдала за мной; с длинных волос капала на пол вода. Я заметил, какой высокой она стала. Когда мы встретились впервые, Холли была едва мне по пояс, но сейчас ее макушка оказалась на уровне моего плеча.
– Что-то не так? – спросила Холли, присаживаясь рядом на кровати.
Я покачал головой, глядя на нее. Все было бы намного проще, если бы я мог запомнить черты ее лица, а не смутный образ. Во тьме горели лишь голубые глаза – как два маяка, которые никак не освещали остальное пространство. Холли вздохнула. Ее тонкие пальцы прошлись по мокрым волосам, разделяя их на аккуратные прядки.
– У Оливии недавно был день рождения, – хмуро сказала она.
– Это не имеет значения, – отозвался я, – возраст, цвет глаз, характер, мечты… все это пыль. Мы пыль. Какой толк от этого?
Холли все смотрела на меня. Мне стало жутко; хотелось ударить по этим тускло мерцающим глазам или схватить ее и трясти, трясти, чтобы она перестала пялиться. Злые мысли казались такими лишь поначалу; позже я понял, отчего они приходят в измученный мозг. Рассуждения загнанного зверька. Затравленное животное всегда выпускает когти. И сейчас я, уставший от всей этой неразберихи, хотел причинить боль высшему существу, Королеве, чей яд сделал меня таким.
Неровный стук ее сердца разбивал тишину. От мокрых волос пахло божественно, даже… аппетитно. Оно и ясно: Холли была полукровкой. Ее человеческая часть изо всех сил боролась с сущностью монстра.
– Знаешь, – произнес я, глядя в ее глаза, – мы, имаго, очень похожи на звезды.
– Почему?
– Ты видишь наш свет. Он может быть ярким, почти ослепительным. Но на самом деле его уже нет. Мы давно мертвы, и лишь этот свет, все еще не рассеянный по Вселенной, напоминает о том, что мы жили когда-то.
Холли молчала. Я гадал, что нам делать дальше. Чем дольше думаешь о неприятном, тем тяжелее дышать, будто тревожные мысли сплетаются в веревку, петлей накинутую на твою шею.
– Алекс?
– М-м?..
– Ты… не делай вид… – она подавила зевок, – не делай вид, что ненавидишь меня… ты же добрый… на самом деле…
– Не знаю, – честно признался я.
Когда я снова обернулся, Холли уже посапывала, смежив ресницы. Мысли превратились в цветистый калейдоскоп. Майло, мои окровавленные руки, Холли, рыдающая посреди заснеженной степи, семейная пара на «форде»… и то шевеление в сознании – смутное, слабое, но определенно живое. Мне до боли хотелось заглянуть в темные коридоры, понять, кто потревожил мой покой, но я страшно боялся вновь раскрыть наше с Холли убежище. В последнее время коллективный разум окреп, превратившись из шаткого мостика в могучую магистраль, и мне приходилось тщательно прятать свои мысли. От этих постоянных усилий голова трещала.
То шевеление. Слабое, нежное, как движение ребенка в материнской утробе. Я буквально видел пальцы, скользнувшие по красноватой мгле, скребущие околоплодный пузырь изнутри…
– Оливия? – прошептал я.
Надеяться не хотелось. Но разве у меня осталось что-то кроме надежды?
С рассветом пришлось опять решиться на кровопускание. Организм стал восстанавливаться медленнее: раньше кровь сворачивалась уже спустя минуту после повреждения сосудов, а сейчас ей нужно было минуты четыре. Что дальше? Десять минут? Полчаса? Кровопотеря – это общая слабость, черные мухи перед глазами, плохая координация. Это все осложняет бегство от врагов и путает сознание. Я размотал бинт и туго перетянул рану.
В дверь номера громко, бесцеремонно постучали.
Я обернулся, лихорадочно прислушиваясь. Кто-то тихо переговаривался, но я не слышал слов. Предчувствие захлестнуло, заставило судорожно завязать бинт узлом и тихо выйти из ванной. Кто-то долбил по лакированной двери кулаками, слишком настойчиво для горничной или администратора. Я подошел к безмятежно спящей Холли и потрепал ее по плечу. Едва она очнулась, я прижал к ее рту ладонь и покачал головой. Холли округлила глаза и покосилась в сторону сотрясающейся двери.
Я кивнул и ткнул пальцем в сумки на полу.
Сборы не заняли и двух минут. Накидывая куртку и судорожно ища рукава, я краем глаза следил за Холли, завязывающей галстук под горлом. Ее глаза, еще тусклые после сна, сверлили дверь взглядом, словно могли видеть ломящихся чужаков. Мы выскользнули на балкон. Высота второго этажа – уже само по себе прилично, так отель еще и стоял на холме, и под нами простирался крутой склон. Я облизнул губы. Что делать? Прыгать?
В дверь долбились уже с такой силой, что замок дребезжал, того и гляди готовый поддаться.
– Холли, прыгаем!
– Нет-нет! Я не буду!
– Послушай меня! – горячо зашептал я, чувствуя удары практически своей спиной. – Те люди желают твоей смерти. Они гонятся за нами, Холли! Если догонят…
Я умолк. Удары прекратились. Теперь за дверью кто-то глухо бубнил, а более высокий голос отвечал. Холли смотрела на меня широко раскрытыми от ужаса глазами.
– Я прыгну первым, а потом ты, ясно?! – Я переступил ограждение и дрожащей ногой нащупал карниз. – Увидимся внизу!
– Алекс!
Визг Холли утонул в свисте ветра. Падал я всего секунду или две, а вот приземление вышло совершенно неудачным: лодыжку резанула острая боль, ладони, упершиеся в землю, обожгло снегом.
– Холли, давай! – зашипел я снизу, размахивая руками. – Я поймаю!
Быстро перелезая через ограду, Холли споткнулась и с испуганным криком полетела вниз. Я раскинул руки, напряженно глядя на нее. Она рухнула прямо в мои объятия, и я застонал, почувствовав тянущую боль в теле. Холли виновато взглянула на меня:
– Порядок?
– Все супер. – Я поморщился, наступая на травмированную ногу. – Давай к лесу!
– А как же шоссе?
– Какое шоссе? За нами погоня!
Холли бросилась к темной полосе леса, стараясь скрыться в густой тени. Я, прихрамывая, ковылял за ней, то и дело оборачиваясь. На балконе отчетливо вырисовывались две фигуры, наблюдающие за нами, и я сглотнул кислый комок в горле. Почему они медлят? Дают нам фору? Это что, еще одна игра?
Мы углубились в реденький лес, петляя между деревьями. Снега здесь было совсем чуть-чуть – на коричневой траве лежал легкий слой, похожий на сахарную пудру. Я в панике подумал о следах, которые мы оставляли, но останавливаться, чтобы их замести, значило терять драгоценное время. Под ногами то похрустывал иней, то хлюпала мокрая земля.
– Все! Я… не могу… – застонала Холли, держась за бок. – Они уже не бегут за нами… да?..
Я помотал головой и поморщился. Нога ужасно болела, каждый шаг высекал молнии в нервных окончаниях. Холли прислонилась к высокой ели и прикрыла глаза.
– Я ужасно голодная, – призналась она. – Я не ела уже… когда в последний раз?
Мы помолчали, слушая звуки природы. Поскрипывали деревья, качающиеся от редких порывов ветра, каркали вороны. Далеко отсюда я услышал шаги копыт по земле. Олени… пятеро. Я мучительно сглотнул, представляя сочное мясо с привкусом кореньев и трав, горячую кровь…
– Знаешь, я устала убегать, – поморщилась Холли. – Я просто…
Алекс.
Шевеление розовых губ, легкая ухмылка. Голос призрака… Я привстал, вглядываясь в смутно знакомую фигуру. Ее черные волосы вились, падали на лицо, оттеняя живые, сияющие глаза. Это могла быть лишь она, никто больше.
– Алекс? – Холли потянула меня за штанину. – Что с тобой? Ты что-то слышишь?
Я сделал шаг к ней, не веря своим глазам. Ноги подкосились, и боль в лодыжке взметнулась огненным цветком. Оливия сочувственно улыбнулась, но было за этим что-то чудовищное, неживое, кровожадное. Беспомощно протянув руку к видению, я рухнул на сырую землю ничком.
Холли что-то кричала, тормошила меня и плакала. Я ощущал ее горячие слезы на шее, слышал их капе ль по куртке, но не мог пошевелиться. Перед внутренним взором расцвели желтые глаза, смеющиеся и обжигающие.
Время умирать.
Глава 19
Когда я впервые встретил ее, то подумал, что сплю. Такие встречи бывают лишь в фильмах: узкий экран, на переднем плане – унылый главный герой, бредущий домой под дождем. Уже вечер, и он такой уставший, потерянный и разбитый, что хочется просто выть, но луна скрыта за тяжелым покрывалом облаков.
В кадр врывается ее голос, звенит радостный смех. Я удивленно поднимаю взгляд. Она жмется к высокому мужчине, а тот улыбается ей; вокруг его зеленых глаз собираются морщинки. Я прижимаюсь к стене, пропуская их на узком тротуаре, и она оборачивается. Замедленная съемка: волна черных влажных волос, веселые карие глаза с медовой искоркой, губы, горящие чуть смазанной красной помадой. И все во мне обрывается, превращается в комок и мчится за ней. В один миг я остаюсь опустошенным… и наполняюсь чем-то новым. Узы… это так жестоко.
Дрожащими руками я отпираю дверь в ее квартиру, пробираюсь в комнату и наблюдаю, как она спит. Слежу за ней на работе. Каждая встреча – след в сердце, грубый, оставленный охотничьими сапогами, но бесценный.
– Добро пожаловать в «Бино»! Чем я могу вам помочь?