Он приблизился к нам и ласково боднул в плечо Холли. Она обернулась к нему и, слабо усмехнувшись сквозь слезы, погладила уродливую складчатую морду.
Все время, что Алекс обрастал кожей, я охотилась в окрестностях, стараясь прокормить нас всех. Кое-как умывшись водой из крана в доме, погреб которого мы делили, я выходила на улицу, чтобы заманить очередную жертву в темную подворотню. Баров поблизости не было, оттого охота давалась нелегко.
В последнюю из таких ночей я поднялась в дом, чтобы в очередной раз смыть запекшуюся кровь с лица. Почему жилище пустовало, мне было известно – на холодильнике цветными магнитами пестрела надпись:
«АЛАБАМА. МАРТ, 19»
Наверняка семейка уехала к родственникам на праздники, но в застывшем воздухе все еще пахло жизнью: на кухне витал аромат корицы и чеснока, в гостиной – парфюма, начос и нагретого пластика игровой консоли.
В спальне таинственно вился эротичный дух эфирных масел. Я обошла весь дом, открывая шкафы и аккуратно осматривая полки. На стене в холле висело тяжелое ростовое зеркало. Я замерла возле него, разглядывая отразившуюся в стеклянной глубине незнакомку. Лицо ее испещряли тоненькие шрамы, которые человеческому глазу ни за что не увидеть; грязные волосы сбились в колтун. Я тронула губы, припоминая скрытый за ними хищный оскал.
В комоде обнаружились две пары шерстяных брюк и джинсы. Я достала брюки, огромный свитер, как минимум на два размера больше, и сбросила свои грязные лохмотья.
Полоска заката уже погасла на горизонте. Улицы пустовали, и я невольно разозлилась, подстегнутая легким голодом. Организм имаго не любит ждать, совсем как неуравновешенный преступник: немного замешкаешься – и все, расстрел.
Удача улыбнулась спустя два квартала. На пустынном пятачке возле старенькой «шевроле» столпились пятеро человек. Из магнитолы, установленной в автомобиле, звучал старый добрый рок-н-ролл.
– Эй, привет. – Я натянуто улыбнулась незнакомцам, стараясь не облизывать губы. Новая привычка здорово привлекала внимание.
Они взглянули на меня с суровым любопытством, пуская в воздух клубы дыма. Я отбросила волосы с лица и вновь постаралась выдать кривую ухмылку за очаровательную улыбку:
– Сигареты для леди не найдется?
– А как же, – буркнул один из них, вытаскивая пачку из широкой клетчатой рубахи. – «Кэмэл».
– Сойдет. – Я сомневалась, что могла бы выдержать удар ракеты под названием «Кэмэл» по легким, но другого повода подъехать к этим парням не было. Под кончиком сигареты вспыхнула зажигалка.
– Какие крепкие, – закашлялась я и неумело втянула дым ртом. – Аж по голове бьет, да?
Незнакомцы переглянулись, и только у двоих из пяти я увидела во взгляде не недоумение и насмешку, а улыбку.
– Питер, – сказал один из них. – Это Генри, Освальд, Рик, Тимбер. А ты…
– Патриция, – выпалила я, снова затягиваясь. – Триша.
– Ну что ж, Триша, – Питер по-хозяйски забросил руку на мое плечо. – Какие планы на вечер?
– Так быстро? – сорвалось у меня якобы случайно. – То есть… я просто мимо проходила…
– Проходила мимо, забрела к нам, – грубым голосом оборвал меня Освальд. – Хочешь прокатиться?
– На… этом? – Я окинула взглядом «шевроле». – А эта лошадка потянет? Я думала, она тут, типа, только музыку играет.
Мужчины недовольно фыркнули. Питер крепче сжал мое плечо и дохнул в лицо кислым запахом шнапса и сигарет.
– Этот автомобиль длинный, быстрый и очень удобный. Хочешь прокатиться на нем?
– Хочу, – вяло отозвалась я, бросая под ноги недокуренную сигарету. – Может, поедем в бар?
– В смысле в центр? – уточнил Освальд. – А бабки у тебя есть? Мы за телку платить не будем.
– Мне надо заехать домой, – потупила я взгляд, – взять бумажник. Может, тогда сначала до меня, а там в бар? Я угощаю.
Тимбер, худощавый парень со светлыми волосами, странно посмотрел на меня. В его блеклых глазах мелькнул и тут же исчез знакомый отблеск серебра. Я с интересом оглядела его: щуплым телосложением он напоминал двенадцатилетнего паренька.
– Не, мне уже хватит, – заявил Генри.
– Да и я, пожалуй, пойду. – Рик устало зевнул и почесал шею. – Завтра на колеса чуть свет.
– Ну и валите. – Освальд бухнулся за руль. – Тимбер, ты с нами?
Парень сверлил меня взглядом, и мне стало вдруг не по себе. В горле встал ком.
– Нет, – сказал Тимбер неожиданно низким голосом, – я домой, езжайте без меня.
– Ну, бывай! – Питер сел на заднее сидение и поманил меня. – Давай, Триша, прыгай!
Я пошла к машине, а Тимбер – мне навстречу. Едва мы пересеклись, до слуха долетел шепот, уловить который смог бы лишь хищник.
– Хороший выбор.
Я остановилась, ощутив неприятный холод, но Тимбер уже отдалился на пять, восемь, двенадцать шагов. За ним тянулся тонкий шлейф запаха разложения.
– Садись! – рявкнул Освальд.
Шмыгнув в машину, я хлопнула дверью. В темноте меня уже поджидали противные руки Питера, его хриплый голос и гадкие влажные губы. Я улыбалась ему, внутренне содрогаясь от омерзения и с тоской вспоминая Алекса, томящегося сейчас в темном подвале в ожидании пищи.
– Куда?
Я в ужасе осознала, что даже не знала адреса нашего временного убежища. Мысли жалко заметались в поисках выхода.
– Я покажу. Езжай пока… – Я судорожно вспоминала свой путь сюда. – Вон там.
Освальд подозрительно прищурился, но тут же отвернулся, уставившись перед собой. Наверное, думал, что я собиралась их кинуть на деньги. Ребята и не подозревали, что было кое-что ценнее их кошельков и ржавого корыта.
Машина медленно скользила по улицам. Я хихикала над скабрезными шутками Питера, с нетерпением считая повороты нашего расплывчатого маршрута. Облегчение от вида зеленого домика было таким сильным, что у меня закружилась голова.
– Вон, вон там!
Машина мягко затормозила. Я нервно теребила рукава кожаной куртки, позаимствованной у хозяйки дома.
– Чего сидим? – поинтересовался Питер. – Твой дом, иди и открывай!
Я послушно выскользнула из машины, специально громко хлопнув дверью этой морковно-красной развалюхи. Так, сейчас главное не оплошать. В школах я уходила с контрольных тестов, падая в обморок или вызывая кровотечение из носа, а одноклассники завидовали моему дару, – и вот он, дебют на большой сцене. Я дернула запертую дверь, пошарила в пустых карманах, якобы ища ключи. С каждой секундой бесцельного поиска лицо вытягивалось от тревоги все сильней, что я старательно демонстрировала двум ожидающим меня мужчинам.
– Ну что там? – нетерпеливо спросил Освальд, когда я подошла к машине с трясущимися руками.
– Черт… – я облизнула губы, – кажется, ключи дома оставила…
– И что теперь? – недовольно спросил поостывший Питер.
Я изобразила сложный мыслительный процесс, покусывая нижнюю губу. Разумеется, был один ход…
– Погреб! В дом можно зайти через погреб, дверь в него мы никогда не запираем. Только там ужасно темно. Вы поможете мне?
– Конечно. – Питер вышел из машины и потянулся, разминая спину. – Ос, ты идешь?
– Я что, дурак? – спросил его товарищ, и по моей спине побежали мурашки. – Я туда ни ногой.
– А за три пива? – уточнила я. – И, скажем, тарелочку свиных ушей? За мой счет.
Освальд нахмурился. Особым интеллектом он не обладал, его мышление ограничивалось удовлетворением базовых потребностей. Купить такого за еду – проще простого.
– С тебя фирменный поросенок в «Оллиз», и на этом все, – отозвался Освальд, захлопывая дверь. – Но не дай бог обманешь!
Завершив маскировочные манипуляции с цепями – громко погремев ими, будто бы вскрывая ржавый замок, – я распахнула дверь погреба и опасливо заглянула во тьму.
– Ну что, пошли? Кто первый?
– А если ты маньячка какая-нибудь? – вдруг спросил Освальд. – В темноту затащишь – и все, концы в воду, так, Пит?
– Я об этом не думал, – отозвался Питер.
Я заскрежетала зубами. А он был не таким идиотом, каким казался на первый взгляд.
– Послушайте, я пообещала уже поросенка за свой счет, – взмолилась я, – неужели этого мало?
– Ну, ты же нам не только поросенка дашь, так? – темные глазки Освальда маслянисто заблестели. – Скажем, пирожки я тоже очень люблю. Розовые, с кремом, да, Пит?
Оба противно загоготали, и я, устав улыбаться, рявкнула:
– Будет вам все, что захотите! Помогите мне домой попасть, тупые вы бараны!
– Ладно, я первый. – Питер перешагнул порог и медленно спустился по осклизлым ступенькам. Что-то звякнуло; я постаралась припомнить, что такого стеклянного там стояло. Точно, стеллаж с банками.
– Эй, Пит, это что там загремело? – спросил Освальд, садясь на край и свешивая ноги.
– Яйца мои.
Я закатила глаза. Наверное, если бы куры или свиньи так же скучивались перед бойней, бесконечно отпуская тупые шуточки, их бы забивали более жестоко.
Освальд решился спуститься следующим, и я скользнула за ними, захлопнув створки. В одно мгновение стало темно, но для меня мрак продлился недолго. Алекс, стоявший посреди погреба, голодным взглядом проводил Питера и Освальда, слепо бредущих в темноте.
– Тупая сука, – пробормотал первый. – Не могла придержать створки? Не видно же ничего.
– Черт, Пит, ты слышишь?
Оба замерли. Под моей ногой хрустнул стеклянный черепок, присыпанный землей.
Освальд обернулся, вытаращив глаза, но не увидел никого в чернильной тьме.
– Эй! – проблеял он. – Ты кто, твою мать? Триша?
– Тсс, – прошептал Алекс, и оба мужчины вздрогнули, – не нужно ругаться. Здесь же ребенок.
Освальд закричал, почти завизжал. Раздался влажный хруст, похожий на звук распрямившейся пружины, и голова Освальда отлетела в сторону. Алекс припал к разорванной артерии, а мне вспомнились дети, пьющие из школьных фонтанчиков. Холли впилась в дергающееся бедро уже мертвого мужчины, из-под стиснутых зубов брызнула кровь.
– Освальд! – завопил Питер.