– Перестань! – возмутилась я, когда швейцар раболепно преклонил колено и полез в карман. – Хорошо, я помню, помню.
– Можешь все забыть, – скомандовал Алекс и прошел в стеклянные двери, насмешливо покачивая головой. Холли двинулась за ним, опасливо глядя на швейцара. Парень в алой форме так и остался стоять коленопреклоненным, глупо моргая и пачкая брюки о тротуар.
– Мэм, что это было? – спросил он у меня. – Я опять упал в обморок?
Я поспешила зайти в отель, оставив беднягу позади.
Стоило отдать должное дизайнерам: холл выглядел действительно круто. Одна стена целиком была заставлена полками с декоративными бутылками, потолок прятался под мягкой вуалью алого тюля, натянутого небрежно, но симпатично. Очень романтичное место, если бы не приглушенный звон игровых автоматов откуда-то сбоку.
– Ваш номер на одиннадцатом этаже, – безжизненным голосом сказал администратор. – Казино открыто с десяти вечера до семи утра. Желаю приятно провести время.
– Спасибо, приятель. – Алекс взял ключ от номера.
Мы втроем втиснулись в кабину лифта. Алекс нажал на выпуклую кнопку «11», и нас мягко, но быстро понесло ввысь.
– Довольно приятное место, ты не находишь? – заметил он, когда мы вышли в длинный тихий коридор. – Замечательный отель, как раз для обсуждения злодейских, вампирских…
– Замолчи! – замахала руками Холли.
Алекс засмеялся и открыл дверь в номер. На секунду мне почудилось, что я попала в свою квартиру: те же скрытые тьмой силуэты, большущие окна, за которыми мерцает целая Вселенная… Холли щелкнула выключателем, и наваждение исчезло: номер как номер, стены кремового цвета, пушистый ковер с золотистыми искорками, круглый диван. Единственная схожая деталь – окна в пол, но за ними светился Вегас, а не Пайнберри.
– Я первая в душ, – заявила Холли и, чтобы никто не успел возразить, заскочила в ванную, заперев дверь.
– Чувствую, она изведет все мыло, – проворчал Алекс, вновь выключая свет и опускаясь на ковер с длинным ворсом. – Вот мы и в Вегасе.
В серой темноте алый глаз светился особенно жутко. Я дотронулась до заросшей щеки Алекса, лаская тонкую кожу ладонью.
– Больно? – спросил он, тронув рану на моей шее.
Я помотала головой:
– Ничуть.
– Тебе страшно, – констатировал Алекс, – я прав?
Меня пугала неизвестность, которая ждала нас. Я долго смотрела в глаза напротив, стараясь впитать знакомый взгляд, каждую эмоцию. Я прикоснулась к густым бровям Алекса, обвела пальцем губы, запоминая их текстуру, тронула выступ нижней челюсти, покрытый щетиной.
– Мне страшно, – прошептала я, – потому что мой мир рушится, а я ничего не могу сделать. Никто не может удержать воду в ладонях или песок в часах – все равно последние капли и песчинки упадут. И все будет кончено.
– У каждого имаго, – глухо произнес Алекс, – должно быть предназначение. Я нашел Книгу. Твоя цель в том, чтобы защищать Юную до последнего вздоха. Холли – твой смысл жизни. Не я.
– Я боюсь проснуться однажды, а тебя рядом нет.
Алекс промолчал и погладил меня по волосам.
– Хочу сказать тебе спасибо за то, что наполнил мою жизнь смыслом. До твоего появления я была пустышкой. Ты отобрал у меня старую жизнь, но взамен дал новую. Опасную, страшную… интересную. И я счастлива, что в ней ты рядом со мной.
Он поцеловал меня как всегда, нежно, ласково, как будто этим оберегал от всех бед. Никто и никогда не целовал меня так же, и никто никогда не поцелует. Поцелуй – печать на моей могиле.
В комнате вспыхнул свет.
– Кхм… – потупилась завернувшаяся в полотенце Холли. – Простите. Я не вовремя, да?
Мои щеки вспыхнули, а Алекс заторопился, поднимаясь с пола. Подхватив с кровати белый вафельный халат, он скрылся в ванной. Холли так и стояла посреди комнаты, опустив взгляд. Пересев поближе к огромному окну, я похлопала по полу рядом с собой:
– Иди сюда. Только присаживайся на ковер, пол холодный.
– Так смешно, – наморщила нос Холли. – Я Королева имаго, а ты боишься, что я простужусь?
– Ты моя маленькая куколка, – взъерошила я ее мокрую макушку, – и навсегда ею останешься.
Она уставилась перед собой. В ее глазах отражались искры освещенных окон и неоновых вывесок – целая Вселенная в миниатюре. С мокрых волос капала вода, капля за каплей, – я задумчиво наблюдала, как лужица становится все больше и больше.
– Я смотрю на вас с Алексом… – Холли скрестила ноги, целомудренно закрыв промежность краешком халата. – Прежде я видела, как влюбленные держатся за руки, целуются. А почему… почему у вас по-другому?
– Любовь заключается не только в громких словах и объятиях, – заметила я, глядя на далекую «Эйфелеву башню», переливающуюся за частоколом крыш, – но еще и в готовности хранить друг друга.
– Хм-м… – Холли накрутила на палец мокрый локон и, вспомнив о чем-то, печально хмыкнула. – Мама с папой никогда не ругались, знаешь… Однажды он поранил ногу во время поездки в Миннесоту на озеро.
Громкие жалобы, метры бинтов, антисептики и консультации у хирурга. Нога Джейкоба так раздулась, что впадина между подушечками на ступне и пяткой выпятилась на три сантиметра, натянув тонкую кожу…
– Мама тогда сидела возле него, – нахмурилась Холли. – Я помню, как заглянула в комнату и увидела, что она сидит на полу, поглаживая его ногу, а папа подвывает от боли. Она пела ему колыбельную… «Ты сияй, маленькая звездочка».
Вода затихла; я услышала, как влажные босые ступни шлепнули по плитке. Там, в темных воспоминаниях, Королева была другой – сломленной, потерянной, одинокой, потерявшей веру в последнего родного человека на свете. Когда зверя загоняют в угол, он бросается на преследователей, и это не акт жестокости, но жест крайнего отчаяния. Что, если в рождении монстра виноваты сами люди?
Глава 27
– Благодаря Холли мы знаем, что Майло чаще всего сидит либо в отеле «Париж», либо поблизости. – Алекс нахмурился, глядя в окно. – Я предлагаю подкараулить его, когда он будет находиться как можно дальше от логова, а там прихлопнуть…
Майло я видела расплывчато, только в мыслях, но Алекс встречался с ним лично, о чем мне и рассказал. «Зловещий тип… жуткий». Ментальный барьер в моем представлении виделся чем-то вроде кривляний мимов, когда размалеванные идиоты делают вид, что натыкаются на невидимые стены. Но что-то подсказывало, что эта способность намного страшнее.
– И еще кое-что… – Алекс хрустнул костяшками пальцев. – Этот урод меня видел. Будет лучше, если мы замаскируемся. Боюсь, если он узнает меня, то поймет, что Юная Королева тоже где-то рядом.
Я кивнула. У нас не было права на ошибку. Найти и уничтожить – или так сильно покалечить, чтобы Майло сдох сам. И главное – Игла.
– Я позабочусь о реквизите, – усмехнулся Алекс. – Наверняка в подсобке отеля что-нибудь найдется: порой здесь устраивают небольшие шоу, чтобы развеселить гостей. Это я из воспоминаний у одного гостя высмотрел. Тут, кстати, есть имаго. Вегетарианцы, как и мы… были когда-то. Вегетарианцы – в смысле не убивают, а питаются пакетированным кормом.
– Да уж… – Я ощутила сильную резь в желудке. Корм… пакетированный корм… еда! Ох, как же хотелось есть…
– Голод подстегнет тебя в бою, – заметил Алекс, вытерев пальцем струйку слюны в уголке моих губ. – Я схожу в подсобку.
Он ушел, осторожно прикрыв дверь. Холли мрачно таращилась ему вслед еще несколько секунд, после чего повернулась ко мне:
– Вы собираетесь оставить меня одну?
– Это будет лучший вариант, милая, – рассеянно отозвалась я.
Глаза Холли зло сверкнули:
– Ты знаешь, что случилось, когда он бросил меня? Я пробудилась!
– Холли, – строго одернула ее я, – если тебе говорят остаться в номере, значит, ты останешься в номере. Это война, а не прогулка, мы можем погибнуть.
– Именно поэтому я хочу быть рядом, – прошептала Холли. – С вами. С тобой…
Я поцеловала ее в лоб и крепко обняла. Она такая хрупкая и нежная, куда ей сражаться? Вспомнилась бойня в убежище. Безумный взгляд Холли, оскал, страшные когтистые руки… Нет, она может сражаться. Но ее нужно подстегнуть, а это невозможно – тогда можем пострадать и мы с Алексом.
– Она говорит со мной, – подняла голову Холли. – Постоянно. Это ужасно.
Разговор прервал вернувшийся Алекс. На кровать легли две белые гипсовые маски с выступающими губами и прорезями для глаз. Эти дырки сейчас казались черными, и мне стало не по себе. Я присмотрелась к чему-то лохматому у него в руке.
– Парики. – Алекс нахлобучил на голову длинный сиреневый комок капроновых волос. – Ну как вам?
– Мне, пожалуйста, вон тот серый, – проворчала я. – А сиреневый себе забирай.
– Мы выступим так: парики и маски, – заключил Алекс, собирая реквизит и засовывая его под кровать. – Наверное, можно даже сегодня, если Холли согласится подсмотреть за Майло.
Мы обернулись к ней. Лицо Холли стало упрямым, она явно боролась с желанием отказать нам из вредности. Я скривила нетерпеливую мину.
– Хорошо, – сдалась Холли, – я попробую. Но не знаю, что получится.
– Даже попытка – уже что-то, – подбодрил ее Алекс.
Холли поерзала на покрывале и притихла. Ее глазные яблоки дрогнули под тонкой кожей век и повернулись влево. Влажные красные губы что-то беззвучно говорили, приоткрываясь и смыкаясь, как лепестки живого цветка.
– Он где-то далеко, – прошептала Холли севшим голосом. – Кажется, я видела вывеску «Хард-рок кафе». Это…
– В паре кварталов от отеля «Париж». – Алекс хлопнул себя по бедру. – Козел не уходит далеко от своей хозяйки.
– И он… с девушкой, – наморщила лоб Холли.
– С девушкой? Она человек?
– Наверное, да.
– Значит, пора выдвигаться. – Алекс взял одну маску и парик и решительно взглянул на Холли. – Ты будешь хорошей девочкой?
– Постараюсь не расти дальше, – буркнула она, старательно пряча глаза.
Я натянула сетчатую шапочку, а сверху водрузила лохматый серебристый парик. Алекс так и вертел в руках комок искусственных волос, пока я не вызвалась помочь. Убрав черные блестящие пряди Алекса под шапочку, я набросила ему на голову сиреневый парик и невольно рассмеялась.