– Простите, что-то случилось?
– Простая рутинная проверка, – ответил он.
– Слушаю вас, – сказал я нетерпеливо и давая понять тоном, что в квартиру приглашать не собираюсь.
– Два дня тому убит некий Шестиногов. Добро бы в пьяной драке, все бы понятно, но ему всадили пулю в лоб. А таких обормотов так благородно не убивают…
Я заставил себя улыбнуться.
– А как?
Он пожал плечами:
– Да по-разному. Столовым ножом под ребро, утюгом по голове, топором, сковородкой, любым тяжелым предметом, что окажется на кухне… Мы перебрали всех его собутыльников, эти отпадают. Сейчас перебираем более отдаленные связи.
Я удивился:
– Но я-то в какой связи?
– Вы с ним знакомы?
Я наморщил лоб:
– Как вы сказали?
– Шестиногов, – повторил он.
– Впервые слышу, – ответил я уверенно, ибо, в самом деле, тот жлоб мне не представлялся.
– Да? А вот он похвалялся, что отмутузил одного хлюпика. Тот, дескать, имел наглость трахать его девку.
Я через силу улыбнулся.
– А, та вонючая горилла?.. Его убили? Не скажу, что жалею. Но скажу честно, хоть этот гад меня тогда и слегка напугал… но разве это повод для убийства?
Он прямо посмотрел мне в глаза.
– А женщина?
– Что женщина? – переспросил я тупо.
– Которая стояла между вами?
Я развел руками:
– Лейтенант… вы в каком веке живете? Или берете меня… не знаю, как это на жаргоне, но моя бабушка говорила «брать на Бога»! Из-за женщин давно уже перестали убивать. Даже морды друг другу не бьют.
Он сказал быстро:
– Но вам же набили!
Я покачал головой, сказал почти отечески:
– Лейтенант… Женщина – только повод, а не причина. Ему хотелось кому-то набить морду. Такие всегда стараются кому-то дать в зубы, намылить шею, сбить рога, врезать по сопатке… Не попался бы я, он бы прицепился к любому другому, мол, не те сигареты курит! Да вы сами знаете.
Он вздохнул, закрыл блокнот.
– Да, я понимаю, что мотивов для убийства нет. Извините, служба.
– Ничего, – утешил я, – у меня тоже бывает полно черной работы.
– Работа вся черная, – вздохнул он, – только праздники светлые…
Я смотрел ему вслед, надо бы ликовать, но в душе разрасталась черная тянущая пустота. Я, похоже, все же дикарь – в самом деле, убил всего лишь из-за женщины. Из-за первобытного желания обладать в одиночку. Хотя современная мораль уже давно ушла от этой дикости: женщина – не вещь, имеет полное право не только спать с разными мужчинами, но и, так сказать, на ходу совершать коитус с тем или иным понравившимся самцом… или понравившейся самкой, даже не спрашивая имен. По дороге на работу, на самой работе, в обеденный перерыв, по дороге с работы.
Никакой муж теперь не спрашивает, трахается ли она с кем-то еще, это не его дело. Вступая даже в церковный брак, она обещает хранить верность, но не клянется не пить по дороге на работу из автоматов, не чесаться, не сморкаться и не вступать в коитус.
Старые анекдоты про любовника под кроватью уже никого не смешат. Молодое поколение вовсе не понимает, где же смеяться. Ну, вернулся муж из командировки, ну, застал своего приятеля или даже чужого мужика, трахающего его жену. Ну и что? Вот если тот продолжает ее трахать и при муже, а жена не может из-за этого побежать на кухню и быстро приготовить голодному мужу поесть, сделать ему горячий крепкий кофе, тогда да, скотина, оба виноваты, надо бить морду.
Сейчас анекдоты в цене те, от которых поколение тому содрогнулись бы и отпрянули самые развратные, извращенные, сдвинутые. Дальше в эту сторону продлевать уж некуда, действительно задействовано все. Сейчас вплотную дошли до той черты, что уже и не черта, а стена, и можно только в обратную сторону.
Часть II
Глава 1
Через три дня радостно взволнованная консьержка – как же, такое событие в нашем доме! – сообщила, что возле подъезда застрелили жильца с нашего этажа. Бабахнули из проезжавшей машины, из окна бросили листок, там всего две буквы…
– СК? – спросил я.
– Точно! – обрадовалась она. – А что это за буквы?.. Сколько уже видела…
– Смерть коллаборационистам, – объяснил я. Добавил на всякий случай: – По телевизору такое уже показывали! Они всем предателям такое оставляют. Или на стенах пишут.
– Ой, а я видела, но думала, что это – Спортивный Клуб!
С языка едва не сорвалось, что уже догадываюсь, какого именно жильца застрелили. Собственно, колабов в нашем доме, как и в других, хватает, но Пригаршин сотрудничает с врагами демонстративно, вызывающе. Он, так сказать, самый первый, самый видный предатель нашего микрорайона, самый заметный.
И тоже, подумал я, застрелил его кто-нибудь, живущий на другом конце города. Чтоб не пало подозрение на соседей.
Приходил участковый, снимал показания. Увы, мы могли сказать очень мало. Да, похоже, участковый вовсе не рвался выяснить, кто же в самом деле застрелил человека, который жалуется врагу на свою страну. Собаке собачья смерть, читалось в его глазах, однако добросовестно опросил всех, записал имена и фамилии, покивал, сказал озабоченно, что терактов меньше не становится, на смену одним арестованным боевикам из РНЕ приходят другие. Юсовцы почти не решаются выходить за территорию посольства, а если едут куда, то под охраной бронетранспортера… Заодно боевики стреляют и в англичан, французов, считая их всех одной нацией натовцев.
«Форд» уже наметился вылезти на тротуар, но здесь проезжая часть улицы в четыре полосы, я оставил его у бровки. К троллейбусной остановке подкатил расцвеченный рекламами вагон. Народ ломанулся к дверям, с транспортом теперь снова плохо, старые да немощные остались ждать следующего, и среди них я заметил издали женскую фигурку в светлом джинсовом костюме.
Она вышла мне навстречу, я сказал виновато:
– Извини…
– За что? – засмеялась она. – Или следуешь правилу: если женщина не права, то перед нею надо срочно извиниться?.. Просто не хотелось сидеть дома, вот и вышла на десять минут раньше.
– Ты не опоздала, а даже пришла раньше? – изумился я. – Женщина мечты любого мужчины!
Она погрозила пальцем.
– Рискуешь! Если найдешь женщину своей мечты – с остальными мечтами придется распрощаться.
– Согласен, – ответил я серьезно.
Ее губы показались мне до странности нежными и чувственными без всякой эротики. Я подержал ее лицо в обеих ладонях, глядя в чистые и лучистые глаза, но прохожие начали оглядываться с недоумением, что за странный жест? Вот если бы держал чуть ниже моего пояса, а брюки мои были расстегнуты, тогда бы понятно…
Улица приняла нас и медленно понесла в своих ладонях, тихо и плавно покачивая, так что огромные дома приподнимались и опускались, как морские волны. Впереди бульвар расцвечен огромными, как парашюты, зонтиками над вынесенными из помещения столиками летнего кафе. Прохожие на ходу покупали мороженое или соки, двигали дальше, только пары совсем разомлевших от жары сидели за столами и церемонно вкушали мороженое из серебристых запотевших вазочек.
Нас опередила толпа горластых кавказцев, хотя на самом деле эти смуглокожие могут быть кем угодно, теперь Москва стала гигантской помойкой общечеловеческих ценностей. Трое взрослых, с ними не меньше дюжины визжащей и орущей детворы.
Им купили сладости в пакетах, воздушную кукурузу, чупа-чупсы, еще какую-то хрень в ярких упаковках. Сразу во все стороны полетели бумажки, обертки. Один из кавказцев смачно отхаркался прямо на пол.
Мы с мороженым ютились за крайним столиком, я поморщился, сказал раздраженно:
– Знаешь, когда такое вижу, понимаю тех, кто призывает к чисткам.
– Этническим? – спросила она.
– Ну да, – подтвердил я с брезгливостью. – И начал бы все-таки с этих цыган… Пусть как угодно обзывают, но жить станет чище.
За соседним столом двое лохматых парней интеллигентно балдели или оттягивались, хрен разберет этих гомосеков. Один трудился над мороженым, другой тянул через соломину окрашенное пойло под названием «Солнечный». Тот, что с мороженым, бросил в нашу сторону оценивающий взгляд, а который с соломинкой сказал громко, победно, просто ликующе:
– Если вы позволите начать чистку с цыган, потом настанет очередь евреев, армян, а в конце концов придут и за вами!
Он победно смотрел на меня, но я холодно улыбнулся и повернулся к Тане:
– Ну как мороженое? Захватим еще по одному да сожрем прямо по дороге?..
Она бросила на лохматого защитника цыган взгляд искоса, улыбка чуть тронула ее красивые губы. Мы вернулись к стойке, я сделал заказ, Таня спросила вполголоса:
– Ты даже не соизволил ему ответить? Почему?
– Туп, – ответил я. – Ты посмотри на его морду. У него нет ни тени сомнения, что он изрек истину.
– А если в самом деле считает это истиной?
– А мозги человеку на что? – возразил я. – Это то же самое сказать, что нельзя сажать в тюрьму убийцу, ибо потом придет очередь сажать карманников, а потом придут сажать и уже мирных добропорядочных граждан. По его логике это так. Но ведь так нигде же не делается?.. Возьми это мороженое, здесь с орешками.
Она взяла мороженое в хрустящем вафельном стаканчике, я заметил, как она бросила взгляд украдкой в сторону защитника общечеловеческих ценностей. Он, сердитый и непонимающий, за что же ему даже не ответили, не стали спорить, у него наготове десяток вычитанных убийственных аргументов – уже рассерженно тянул через соломинку модное пойло.
– Но он в самом деле так думает, – проговорила она. – И не понимает, почему ты, по тебе видно – заядлый спорщик, не стал возражать.
– Возражать можно умному, – объяснил я. – Умному противнику. Но не придурку, что не в состоянии проследить за своей же мыслью. А метать бисер перед свиньей мне как-то в лом. Других дел хватает. И так, говорят, бисер подорожал – свиней с приходом юсовцев стало куда больше.
Она засмеялась, а у меня перехватило дыхание, настолько она красива, чиста, преисполнена нежности и света. Впереди за поворотом начало выступать здание, очень знакомое, сердце мое стукнуло, даже не знаю из-за чего: то ли вспомнило, как мне били морду, то ли как я с наслаждением всадил раскаленный комок металла в узкий лоб гигантопитека.