Я ответил тихо:
– Не знаю. Милосердие вроде бы хорошо, правильно, возвышенно… Но только жизнь – вот она, совсем другая. А в ней милосердие не только слабость, но и несправедливость, ибо поощряет гадов.
Майданов возразил нервно:
– Не нами сказано, что каждый акт милосердия – ступенька к небесам! Чтобы прощать, надо больше отваги, чем для наказания. Слабые думают только о мести, а не о прощении! Прощать могут те, кто сильнее.
Лютовой согласился:
– Да, приходится прощать, когда нет силы, чтобы в пятак… Нетрудно быть целомудренным тому, у кого кривая рожа… Можно мне чашечку пополнее? Благодарю! Это варенье даже лучше, чем прошлое, хотя и то было просто божественное… Как вы его делаете?
Анна Павловна грустно улыбнулась, на бледных щеках на миг проступили девичьи ямочки и тут же исчезли.
– Я по старым книгам, – ответила она тихим голосом. – Да по рецептам моей бабушки…
Она попятилась к выходу с балкона, явно страшась, что спросим что-то про Марьянку или про негра, отшатнулась, ибо навстречу вышли двое весьма респектабельных мужчин. Осмотрелись, приятно улыбаясь по книге Дейла Карнеги «Как заводить друзей и влиять на общество», глава седьмая, параграф двенадцатый, один чем-то неуловимо похож на Майданова, хотя выше на полголовы, тяжелее вдвое, похож на канцлера Коля, прозванного Медведем, второй тоже похож на Майданова, хотя намного мельче, суше, без живота, с длинным ястребиным носом.
Они быстро, но без назойливости, оглядели нас, и тот, что похож на дрессированного медведя, вежливо поклонился и сказал густым медвежьим голосом:
– Вы уж простите, что мы так… без звонков, без долгих согласований. Но дело нам показалось неотложным. Позвольте представиться, я – Ильясов, а это мистер Джеггерсон. Мы из научно-исследовательского Центра прикладной генетики…
Мы не нашлись, что сказать, только Бабурин сказал бодро:
– Да-да, парни, вы мне звонили, помню!.. Ни хрена не понял, но это фигня – садитесь, щас вам чайку!
Двое помялись нерешительно, наконец Ильясов сказал конфузливо:
– Ну, если мы вас не обременим-с…
И я понял, чем они с Майдановым похожи.
– Так в чем дело, пиплы? – спросил Бабурин жизнерадостно. Оглянулся на нас, сказал весело: – Да плюйте щас, тут все други!.. Мы – одна команда, друг друга не закладываем.
Ильясов всматривался в него со странным выражением. Я бы назвал это смесью брезгливости и восторга.
– У нас в институте проходят сложные тесты, – сказал он конфузливо. – Все анализы крови…
Бабурин насторожился, даже с лица чуть опал.
– Вы что, с дуба рухнули? Еще скажите, что у меня СПИД отыскали!
Ильясов вскричал протестующе:
– Нет-нет, что вы! Совсем наоборот! Даже совсем наоборот. Мы потому и пришли к вам…
– Ну?
– Вашу ДНК проверили трижды, а потом прогнали по всем тестам, проверили и перепроверили на всем ЭВМ. Даже советовались с коллегами из Штатов. Те тоже проверили на своих компьютерах и подтвердили полностью. Словом, мистер Бабурин, чтобы не утомлять вас…
– Ну-ну, телись дальше! Я ни фига не понял во всех твоих ДНК. Это что – двинутый нападающий крайний?
– Мистер Бабурин, это значит, что у вас – гениальная генетическая карта! Точнее, генетическая карта гения.
Он откинулся на спинку кресла, наслаждаясь эффектом. А эффект был. Мы таращились на Бабурина, друг на друга, на профессора генетики, снова на Бабурина. Лютовой хмыкнул, сказал, ни к кому не обращаясь:
– Вот теперь и говори, что генетика – не лженаука!
Бабурин сказал бодро:
– А чё, в каждом из нас спит гений. С каждым днем – все крепче!
Ильясов сказал, приятно улыбаясь:
– Уже нет, уже нет. Но вы меня не так поняли… Я не сказал, что мистер Бабурин – гений. Я сказал, что у него генетическая карта – карта гения. Что значит, у него уникальный набор генов, создающий предпосылки… да-да, очень ясные и легко прогнозируемые предпосылки!..
– На что? – уточнил Лютовой.
– Даже если мистер Бабурин и его дети не будут стараться подбирать себе в жены умных женщин, все равно их набор генов, что передается из поколения в поколение, уже запущен, таймер отстукивает поколения, и в шестом поколении… да-да, это просчитано и подтверждено независимыми исследователями! – в шестом поколении эта генетическая мина сработает. На свет появится Бабурин-младший, которому под силу будут любые науки, открытия, изобретения, создание новых философских систем и религий… Это будет гений, которого еще не рождала эта планета! Потому мы и пришли к вам, мистер Бабурин, чтобы поздравить вас…
Он запнулся, а второй, перехватив взгляд профессора, сказал значительно с сильным акцентом:
– …И просить вас быть крайне осторожным.
Бабурин спросил обалдело:
– Э-э… в чем?
Ильясов сказал строго:
– Во всем. Вы должны не рисковать, когда переходите улицу, не вступать в драки и стычки, не участвовать в митингах… По крайней мере, пока не обзаведетесь детьми. Желательно двумя-тремя. Можно и больше, тогда эффект генетической мины может проявиться уже в пятом, а то и в четвертом поколении. Вы должны беречь себя!.. Будь я на месте правительства, я бы посадил вас в охраняемый дворец и не выпускал оттуда, чтобы вы даже занозу под пальчик не того…
Бабурин беззвучно открывал и закрывал рот. Анна Павловна суетилась, подливала именитым гостям чайку. Это ж какое счастье: предок будущего гения, этого ни на одном этаже нет, можно хвастать на своей бабьей тусовке.
– Это ж чего, – спросил Бабурин неуверенно, – во мне такие великие гены?..
– Да, – ответил Ильясов, сияя, как начищенный чайник. – Именно в вас!
– Мда… – сказал Бабурин, – а во мне они… чего, спят?.. За койку с них брать, что ли?
– Не спят, а находятся в некоем латентном состоянии, – объяснил Ильясов. – Они развиваются, развиваются, но этот процесс абсолютно незаметен! Вы можете быть абсолютным ничтожеством, кем, по сути, и являетесь, но гены у вас самые что ни есть элитнейшие!.. Ваш отец жил абсолютным пустоцветом, только и того, что породил вас, точно так и вы передадите этот ценнейший набор генов дальше, в будущее!.. Вы, если можно так выразиться, – переносчик генов!
Бабурин переспросил обалдело:
– Как шофер, да?
– Вот-вот, – обрадовался Ильясов. – Как шофер, который везет ценный груз до определенного места, там передает другому шоферу, тот везет дальше, передает третьему… и так несколько раз, пока последний не…
Бабурин прервал:
– Я сам шоферил, знаю, что всегда пробуешь товар на дальнобойной трассе!
– Этот, – сказал Ильясов, – попробовать не удастся! Вы – всего лишь переносчик генов. Но тот, кто получит…
Он зажмурился, покачал головой. Джеггерсон взглянул на часы, охнул, сказал с акцентом, что проступил еще мощнее:
– Мы же уговаривались быть к началу конференции!.. Простите, нам надо спешить. Мы и так едва выкроили время.
Медведь с самым озабоченным видом ринулся к дверям, ястребиный нос – за ним. Лютовой покачал головой вслед:
– Какая конференция в двенадцать ночи?.. Ах да, теперь же в моде видеоконфы, а часовые пояса по шарику разные…
Бабурин хлопал глазами, Майданов тихо радовался, что про негру забыли, а Лютовой встал, с треском отодвинул стул. Лицо у него стало строгим и торжественным.
Мы обалдело наблюдали, как он чеканным шагом подошел к Бабурину и крепко пожал ему руку.
– Поздравляю, товарищ Бабурин!.. В вашем лице мы видим, что у русской нации – великое будущее!
– Мля… мля… – промлякал Бабурин. Он то краснел, то бледнел, то покрывался синюшными пятнами, руки суетливо теребили пояс треников. – Это ж чего они так…
– Дык все замечательно! Вы должны беречь себя.
Бабурин выпрямился, возгордясь, но тут же плечи опустились, а глаза зло блеснули.
– Шо сказал, гад, шо сказал?.. Только мой праправнук станет гением? А я даже не увижу?
– Но они в вас, товарищ Бабурин, – сказал Лютовой строго. – Берегите себя. Теперь ваша жизнь принадлежит не вам, а Отечеству!
– Служу Советскому… тьфу, да пошел ты… Я служу только «Спартаку». Ему принадлежит моя жизнь!
Он ушел по-английски, гордый и расстроенный разом. Мы еще малость перемыли кости этим генетикам, ведь эксперименты вроде запрещены, а они не унимаются, поговорили о новом теракте на перекрестке улиц Болотниковской и Разинской: взорван автомобиль издателя газеты «Наш новый путь». Сам издатель с тяжелыми травмами отправлен в больницу, ему и шоферу оторвало ноги, что значит – бомба была прицеплена к днищу. Это третье за неделю покушение на хозяев СМИ. Похоже, РНЕ начали наносить удары по тем средствам коммуникации, что в руках воинствующих коллаборационистов.
Дни мелькали, как будто перед отрывным календарем поставили мощный вентилятор. С Таней виделись редко. По крайней мере, я считал, что это редко. У нее простудилась дочь, врачам не понравились тесты на аллергию, Таня все дни бегала по лабораториям, собирая анализы.
Я совсем забросил работу в холдинге, появлялся редко, да меня и не тревожили: дела прут в гору. Все оставшееся время я сидел за компом и настукивал, как дятел, по клавесине, стирал, писал заново, с трудом формулировал неформулируемое. До чего же легче интеллигентам пользоваться готовыми мнениями экспертов ведущих телеканалов!
Звякнул телефон. Не глядя, я снял трубку.
– Алло?
– Бравлин, – послышался голос Лютового, – вы не сможете заглянуть ко мне?
В его обычно жестковатом металлическом голосе проступили нотки смущения. Я ощутил неудобство, при всей своей безрассудности, мне все же надо беречь себя больше, чем Бабурину. У того в роду гений появится через шесть поколений, а я вот он, уже появился. Осталось только доказать это всем им, гадам, что не понимают своего счастья, общаясь со мной, встречаясь каждый день на улице или даже в лифте!
– Почему не смочь, – ответил я очень неохотно, – не калека… Что-то срочное?
– А это уж вы сами решите… – ответил он тем же смущенным голосом.