Полезно склонить для сего людей, оказавших преданность, и из фамилий, значущих между теми народами, куда посылаются».
Не особенно полагаясь на купленные сведения, в горы направлялись и профессиональные разведчики для обозрения и описания местности. Для больших экспедиций требовались точные карты. Картографическая служба в русской армии была поставлена отменно, сохранилось множество подробнейших карт и планов, замечательных как в научном, так и в художественном отношении. Ни один штурм не начинался без детальной рекогносцировки местности, плана устройства подкопов и проведения других фортификационных работ. В отсутствие картографических сведений не только об укреплениях горцев, но даже о дорогах, ведущих к ним, задачей разведчиков была в первую очередь глазомерная съемка местности.
Ценные сведения собрал картограф полковник Генерального штаба барон Ф. Торнау, которому удалось дважды перейти через Кавказский хребет. Но удача, в которую он так верил, все же отвернулась от него. Торнау оказался в плену у кабардинцев, где и провел два года. Один из местных князей хоть и считался «мирным», но затаил на что-то обиду и взял барона в плен. Поначалу он собирался получить за Торнау большой выкуп, но затем решил оставить его у себя. Иметь в плену большого начальника считалось делом необычайно престижным. Торнау жил у князя довольно свободно, почти на положении гостя. И не терял времени даром, внимательно изучая быт и нравы горцев. «Лета у горцев в общежитии выше звания,— писал Торнау.— Молодой человек самого высокого происхождения обязан вставать перед каждым стариком, не спрашивая его имени, уступать ему место, не садиться без его позволения, молчать перед ним, кратко и почтительно отвечать на его вопросы. Каждая услуга, оказанная седине, ставится молодому человеку в честь».
Торнау пытался бежать, но неудачно. По просьбе главнокомандующего выручил его из плена кумыкский князь. Он подкупил охрану и увез Торнау прямо из дома, в котором тот содержался.
Результатом приключений Торнау в горах стала книга «Воспоминания кавказского офицера». Его записками пользовался Л. Толстой, работая над «Кавказским пленником». Именем Торнау был назван один из кавказских перевалов.
Однако в обитель мюридизма — недра дагестанских гор, куда еще не ступала нога солдата,— удавалось проникнуть немногим. Туземцам командование не доверяло, да и необходимых военно-инженерных понятий они не имели. Русским же путешествовать в горах было опасно, а действовать долго и скрытно — и вовсе невозможно. Так что отважиться на такое рискованное предприятие мог лишь умалишенный или… за такового себя выдающий.
Этот смертельно опасный трюк, судя по документам, удался штабс-капитану Мочульскому, хотя и не до конца. Искусно прикидываясь глухонемым, а то и вовсе юродивым, с мирными горцами-провожатыми он сумел проделать немалый путь вглубь дагестанских гор по еще неизвестным дорогам. Правда, большую часть его успеха следует приписать не шпионским уловкам и маскараду, которые вызвали сильные подозрения горцев уже в самом начале путешествия, а законам гостеприимства и другим местным традициям. Хозяева, в чьих домах останавливались разведчики, не соглашались выдавать их на расправу горцам, убежденным, что гости не те, за кого себя выдают. Когда же количество счастливых случайностей превысило все пределы, и горцы прибегли к особому средству, которое легко могло обнаружить в Мочульском иноземца через отсутствие обрезания, в дело вмешалась угроза кровной мести. Насильственное спускание штанов считалось крайним позором, и горцы отступили. Однако ненадолго. Чуя подвох, они устроили засаду на дороге. Но хозяин последнего дома, в котором ночевали путники, дал им понять, что не стоит больше искушать судьбу и лучше вернуться назад, пока есть возможность. Нашелся и добродушный провожатый, мюрид Шамиля, который доставил их до границы с Грузией.
Особо ценные сведения доставляли командованию русские пленные, которых выкупали или обменивали на захваченных горцев.
Один из них, вернувшись из полугодового плена, составил столь обстоятельную записку, что старшие чины, слегка подправив, представляли ее далее по начальству уже от своего имени.
«Соображения горцев для военных действий здравы, дальновидны, всегда основаны на знании местности и обстоятельствах,— сообщал бывший пленник.— Когда угрожает опасность одному неприятельскому пункту, они обращаются туда, где их не ожидают, в ту часть края, которая обнажена от войска; таким образом отвлекают наши силы и ободряют своих. При слабости с нашей стороны делают одновременные вторжения с нескольких сторон или самые быстрые и нечаянные нападения на удаленные от них места, где вовсе их не ожидают.
Искусство укрепляться у горцев доведено до совершенства. Завалы и все укрепления их всегда имеют сильный перекрестный огонь; против артиллерии они вырывают канавы с крепкими навесами, засыпанными землей, где совершенно безопасны для ядер и гранат; а для большей безопасности защитников делают крытые ходы; иногда подземные канавы устраиваются в несколько ярусов или рядов. Вообще же завалы делаются из камня или деревянных срубов, пересыпанных землей.
Горцы ведут войну положительную, иногда с целями важными — завоевания или защиты аулов и обществ; встречают нас большею частью открытым боем на крепких позициях; усиливают их завалами, башнями, подземными канавами с навесами для защиты от гранат; занимают пещеры, переправы через реки, овраги и держатся в них с удивительной решимостью; стреляют метко, дерутся до последней крайности; на позициях же некрепких или удобообходимых слабо защищаются; на обозы и партии фуражиров редко нападают. Потеряв решительное дело, все кругом усмиряется и успокаивается…
…Во сне и пище горцы чрезвычайно умеренны; несмотря на то, сильны, ловки и неутомимы. Кусок чурека с куском бараньего сала или сыру и десяток хинкала составляют всю их пищу.
Несмотря на бедность свою, горцы сакли свои содержат в большой чистоте; вообще дома их удобны и красивы… Сакли их вроде замков; над многими устраиваются башни, иногда сакли обнесены стеной, и в каждом доме в каждой стене проделаны бойницы. Весь аул представляет особого рода крепость».
В отличие от агентов Головина, разведчики Шамиля действовали более эффективно. Помогало им и население. Ценнейшие сведения доставляли перебежчики. Любое движение царских войск быстро становилось известным Шамилю.
Для такого рода экстренных сообщений и передачи указов имама существовала «летучая почта» — целая система передачи сообщений, включавшая бегунов, всадников, специальные сигналы, костры на сторожевых башнях и скалах и даже почтовых голубей, которыми обменивались аулы и которых выпускали в нужный момент в определенном направлении.
Так было и на этот раз. О готовящейся экспедиции Шамиль узнал заблаговременно и предпринял необходимые меры.
Битва за Ахульго
Высочайше утвержденный план Головина состоял в том, чтобы уничтожить резиденцию имама Ахульго, утвердиться на реке Андийское Койсу, контролируя оттуда нагорный Дагестан, и учредить укрепленную линию по реке Самур, чтобы изолировать юг Дагестана от Азербайджана и Грузии.
Сам Головин отправился усмирять жителей Южного Дагестана и строить там крепости. Действовать же непосредственно против Шамиля был назначен отряд нового начальника войск на Кавказской линии и в Черномории генерал-лейтенанта П. Граббе. Он был новичком на Кавказе, но имел боевой опыт войн с Наполеоном, против турок в Валахии, где при переправе через Дунай был ранен пулей в ногу, и в Польской кампании 1831 года, где командовал пехотным корпусом. Назначенный на место скоропостижно скончавшегося Вельяминова, Граббе горел желанием отличиться. Последние годы он был не у дел, сказывалась его давняя «прикосновенность к делу декабристов», хотя он и отошел от них задолго до восстания на Сенатской площади.
9 мая 1839 года, при выступлении из крепости Внезапной, отряд Граббе имел восемь тысяч штыков и сабель, 22 орудия и до трех тысяч горской милиции. Но по пути в горы отряд был встречен повстанцами во главе с наибом Шамиля Ташов-Гаджи. Наиб даже успел построить укрепление у села Мискит, откуда совершал набеги на крепости Сунженской линии и готовился ударить в тыл Граббе, когда тот двинется на Дагестан. После первых ожесточенных боев с повстанцами Граббе понял, что вместо Шамиля ему придется иметь дело с его наибами в Чечне. Собрав все силы в кулак, Граббе двинулся против Ташов-Гаджи. Несмотря на завалы, разбитые мосты и неожиданные нападения, Граббе захватил и разрушил укрепления повстанцев, сжег несколько аулов и штурмом взял аул Саясаны. Не настигнув самого наиба и его главных помощников, потеряв часть отряда и обоз, Граббе вынужден был вернуться во Внезапную. Тем не менее он полагал, что путь на Ахульго теперь открыт.
Отвоеванное время Шамиль употребил на укрепление подступов к Ахульго, устройство гигантских каменных завалов и разрушение дорог. В крепости были превращены и окрестные села, жителей которых имам переселил в горы и в Ахульго.
Укрепив свой отряд, 21 мая Граббе вновь выступил в поход на Ахульго. Задолго до цели, на высотах у села Буртунай его встретили огнем передовые отряды имама. Взять высоты с ходу не представлялось возможным, и Граббе предпринял обходной маневр, вынудивший горцев отступить. Когда Граббе занял Буртунай, то оказался на безлюдном пепелище. Он столкнулся с тактикой «выжженной земли», когда горцы отдавали противнику аулы, от которых уже не было никакой пользы победителю: ни фуража, ни припасов, ни пленных.
Отступившие горцы укрепились на очередном рубеже обороны — в ауле Аргвани. Миновать его уже было невозможно, и Граббе пришлось сперва под пулями исправлять дороги к селу и только затем вступить в бой с мюридами Шамиля, занявшими выгодные позиции.
Горцы предстали перед неприятелем большой организованной силой, твердо руководимой самим главнокомандующим, на позициях, искусно сооруженных грамотными инженерами с учетом всех преимуществ горной местности.