Не сумев достичь главной цели, Ахбердилав обложил крепость и предал все вокруг опустошению. Имение генерала князя Бековича-Черкасского было полностью разорено. В Моздоке жило много состоятельных людей, и Ахбердилав захватил богатую добычу. Сверх того, он взял в плен дюжину горожан, надеясь получить за них выкуп.
Не успел Ахбердилав удалиться за Терек, как его догнали посланцы из Моздока, предлагая выкупить пленных. Ахбердилав легко расстался почти со всеми. Не вернул он лишь юную армянку Анну, дочь моздокского купца-миллионщика Улуханова. Девушка отличалась удивительной красотой, которая, как надеялся Ахбердилав, смягчит его вину за неудачный штурм крепости.
В ожидании возвращения Шамиля из Дагестана Ахбердилав устроил Анну в лучшем из имевшихся у него помещений. Деньги же, полученные за других пленных, за вычетом установленного взноса в казну Имамата, раздал нуждающимся чеченцам из своего наибства.
Когда Шамиль вернулся в Чечню, Ахбердилав явился к нему со склоненной головой. Повинившись за невзятую крепость, он объявил, что привез имаму сокровище, которого не стоят все крепости вместе взятые.
Шамиль долго молчал, глядя на прекрасную пленницу. Чувствовал, как ее удивительная красота властно берет в плен его самого. Очнувшись от наваждения, он сказал своему наибу:
— За ангелов денег не берут.
Через несколько дней он велел отправить девушку обратно без всякого выкупа. …Если только сама она не пожелает стать его женой.
Но что-то свершилось и в душе юной пленницы. Она отказалась возвращаться домой и согласилась выйти замуж за Шамиля. Анне было тогда 18 лет. На Кавказе, так же как и в России, брак заключался только между единоверцами. Анна приняла ислам и новое имя — Шуайнат, после чего и был совершен обряд бракосочетания. Нарекая невесту новым именем, найденным им в книге о благочестивых женщинах, Шамиль вспоминал, как его самого обратили из Али в Шамиля и какие чудесные изменения произвело в нем это событие. Он верил, что с его юной женой произойдет то же самое. Так оно и случилось. С тех пор и до самой смерти Шамиля Шуайнат оставалась его преданной женой.
Наиб Ахбердилав не раз становился участником необыкновенных романтических историй. Одна из них произошла с ним самим. Однажды в Чечне он увидел девушку необычайной красоты и грации. Ахбердилав решил, что это его судьба, и попросил своего друга — чеченского наиба сосватать ему прекрасную чеченку. Наиб отправился к родителям девушки и вскоре обрадовал взволнованного друга их согласием. Увозя в Дагестан свою невесту, Ахбердилав был счастлив как никогда. По горским обычаям невесте полагалось грустить, но ее скупые слезы показались Ахбердилаву слишком уж горькими. Он осторожно, мизинцем, снял слезинку с глаз девушки и попросил открыть причину ее печали. Девушка молчала. Но настойчивый Ахбердилав добился от нее неожиданного признания, ранившего его в самое сердце. Девушка любила его друга — того самого наиба, которого Ахбердилав посылал сватом. Верный мужской дружбе и своему обыкновению решать трудные дела посредством кинжала, Ахбердилав тут же отрубил свой мизинец, коснувшийся девушки. Подобные рыцарские поступки не были в горах редкостью. На свадьбе друга Ахбердилав был самым желанным гостем.
Переход Хаджи-Мурада к Шамилю
В конце того же 1840 года случилось еще одно событие, заметно повлиявшее на дальнейший ход Кавказской войны.
Аварский старшина Хаджи-Мурад был в Дагестане весьма известной личностью. Несмотря на то, что управлять Аварией после истребления ханского дома был назначен родственник аварских ханов Ахмед-хан Мехтулинский, настоящим правителем был Хаджи-Мурад. Славу свою он добыл отнюдь не участием в убийстве имама Гамзат-бека и не благородным происхождением, а безумной храбростью, неукротимой силой и воинскими талантами. На сабле его было написано: «Не вынимай из ножен без нужды», но лишь благодаря Хаджи-Мураду, которому едва исполнилось 20 лет, горная Авария все еще оставалась независимой от Шамиля.
Как это часто случается, заслуженная популярность его в народе не давала покоя формальным правителям ханства, опасавшимся, что власть окончательно перейдет к Хаджи-Мураду. Бессильная зависть оборачивалась клеветой и доносами начальству. Но это не помогало, и Ахмед-хан старался всячески утвердить свое превосходство, допекая Хаджи-Мурада мелочными придирками и невыполнимыми приказами. Он ждал, пока Хаджи-Мурад не выдержит издевательств и выкажет открытое неповиновение, чтобы затем уничтожить его на «законных» основаниях.
Ждать пришлось недолго. Царский гарнизон в Хунзахе нуждался в дровах, а доставлять их с плоскости было делом хлопотным и опасным. Тогда Ахмед-хан велел Хаджи-Мураду обложить этой повинностью население ханства — по вьюку с каждого дома. Население резонно ответило отказом, потому что на Хунзахском плато леса не растут. Когда Хаджи-Мурад сообщил Ахмед-хану, что приказ его не может быть исполнен, тот решил, что настал его час.
Хаджи-Мурад был обвинен в том, что он возмущает население против властей и принуждает к неповиновению. Сверх того, Хаджи-Мурад объявлялся тайным сторонником Шамиля, хотя последний должен был числить его своим личным врагом за убийство Гамзат-бека.
Клюгенау, которого целый год преследовали неудачи, решил отличиться в раскрытии опасного заговора и сгоряча велел арестовать Хаджи-Мурада. И без того униженный вздорными подозрениями, Хаджи-Мурад был на девять дней прикован к пушке и подвергался всяческим оскорблениям. Затем его заковали в кандалы, завязали рот, чтобы он не смог позвать на помощь родственников, и ночью тайно отправили в Темир-Хан-Шуру под усиленной охраной.
Дорога была длинная и трудная. Чтобы сократить путь, конвой направился по узкой тропе, проходившей над глубоким ущельем. Начальник конвоя, прежде бывший с Хаджи-Мурадом в дружеских отношениях, из сострадания разрешил снять кандалы. Хаджи-Мурад теперь шел между двумя солдатами, державшими концы веревки, которой были связаны руки арестанта. Но не таков был гордый Хаджи-Мурад, чтобы долго сносить унижение, которое для него было хуже смерти. В самом опасном месте он вдруг оттолкнулся от каменной стены и бросился в пропасть. Увлеченные им за собой конвоиры разбились насмерть об острые уступы, а сам Хаджи-Мурад исчез в темной бездне. Конвой не сомневался, что погиб и Хаджи-Мурад, о чем и сообщил начальству по прибытии в Темир-Хан-Шуру.
Но дело обернулось иначе. Хаджи-Мурад был искалечен, но остался жив. Его почти бездыханное тело нашли чабаны и скрытно доставили Хаджи-Мурада в аул Цельмес. Он вскоре поправился, но ноги его были повреждены так сильно, что он хромал до конца своих дней.
Обида и жажда мщения привели Хаджи-Мурада к решению, перевернувшему всю его дальнейшую жизнь. Вскоре Шамиль получил от него письмо, в котором говорилось: «Ты узнал мою храбрость, когда я защищал против тебя Хунзах. Желаешь ли испытать ее теперь, когда я хочу биться рядом с тобой?»
Шамиль понял, что в этом письме ключ к покорению Аварии, и мысленно поблагодарил Клюгенау, подарившего ему столь значительного союзника.
В ответном письме Шамиль отдал должное храбрости Хаджи-Мурада и назначил его наибом нескольких аварских сел, которые еще не подчинялись Шамилю. И Хаджи-Мурад не замедлил проявить свои дарования самым опасным для царского командования образом.
Народ принял нового наиба с радостью, а в начале 1841 года аул Цельмес, располагавшийся недалеко от Хунзаха, уже превратился в центр восстания, охватившего всю Аварию.
Письма царского командования Хаджи-Мураду с угрозами сурового наказания, если он не прекратит подстрекать население и не явится к начальству, только подливали масла в огонь. Правивший в Аварии Ахмед-хан, опасаясь мести и растущего влияния Хаджи-Мурада, у которого даже в Хунзахе было немало сторонников, убеждал начальство незамедлительно покончить с мятежником.
Войска в Дагестане были значительно усилены. А против Хаджи-Мурада были брошены части Апшеронского полка. Возглавить карательную экспедицию вызвался генерал Бакунин, находившийся здесь с инспекционной поездкой и решивший «схватить награду, ленту или чин». Цельмес был окружен. Битва продолжалась целый день. Но подоспевшие на помощь отряды Шамиля обратили нападавших в бегство. Был убит и сам Бакунин, так и не успевший отличиться.
Этот эпизод нашел отражение в письме капитана Вранкена к отцу: «…Из всего этого дела видно, что о Бакунине нечего жалеть, он сам заварил кашу, которую не мог размешать. Вообще эти господа, приезжая из Петербурга, думают, что на Кавказе можно воевать по правилам тактики (которую они, впрочем, не знают), бросаются в огонь, не имея понятия об образе войны горцев, и ломают себе шеи. Впрочем, Бакунин храбрый и добрый генерал. Да послужит это уроком и для других, которые судят о Кавказе, сидя на мягких диванах в Петербурге».
Хаджи-Мурад, преследуя отступавших, захватил несколько принадлежавших ханству сел. Взбешенный Ахмед-хан казнил в Хунзахе ближайших родственников Хаджи-Мурада. С тех пор желание отомстить кровному врагу стало одной из главных целей Хаджи-Мурада. Он подстерегал его на дорогах, делал засады и набеги. Ахмед-хан хорошо знал, на что способен Хаджи-Мурад, и принимал чрезвычайные меры для своей защиты. Он даже подсылал к нему убийц, но Хаджи-Мурад с ними разделался, а жизнь хана превратилась в сплошной кошмар.
Союз Хаджи-Мурада с Шамилем был скреплен на долгие годы. О том, что Шамиль полностью доверял Хаджи-Мураду, свидетельствовали письма имама по поводу возникавших в наибстве споров. «…Пошли обе стороны к Хаджи-Мураду для рассмотрения известного дела и для того, чтобы все стало на свое место. И если он решит это по справедливости,— ему награда, а если нет — ему и отвечать. И мир».
К весне власть Шамиля утвердилась на огромной территории. Следуя примеру Хаджи-Мурада, на сторону имама стали переходить влиятельные люди из еще подвластных царскому командованию областей.
Значительным событием стал и окончательный переход в лагерь Шамиля шейха Джамалуддина Казикумухского, ставшего духовным полюсом освободительного движения.