Весной и летом 1854 года турецкая армия потерпела на Кавказе новые поражения под Баязетом и при Кюрюк-Дара.
На Черном море перевес оказался на стороне союзников, которые высадились в Крыму, нанесли на реке Альме поражение войскам главнокомандующего Крымской армией светлейшего князя А. Меншикова и осадили Севастополь. Меншикова сместили, отправив генерал-губернатором в Кронштадт, но положения это не спасло.
72-летний Воронцов невыносимо устал от кавказских неурядиц и неразберихи в командовании. Опыт подсказывал, что ничем хорошим это не кончится. 4 марта 1854 года Воронцов занемог и уехал в Германию лечиться на водах.
Сдачу Севастополя он переживал как личную драму: «Сердце мое обливается кровью, чувствую себя заживо умершим».
На Кавказе наступило безвластие. Только через пять месяцев временно исполняющим обязанности наместника и главнокомандующего назначили старого служаку генерала от кавалерии Н. Реада, участника Отечественной войны и заграничных походов.
Как оказалось, Воронцов оставил Кавказ навсегда. Только в 1856 году светлейший князь вернулся в Россию, и 26 августа, в день коронации Александра II, получил чин генерал-фельдмаршала. На Кавказ он больше не вернулся. 6 ноября того же года Воронцов умер в Одессе, где ему, как и в Тифлисе, поставили памятник.
Новый поход Шамиля
В сложившейся ситуации все ждали, что предпримет Шамиль. Но имам оставался спокоен, как будто объявил нейтралитет на время Крымской войны. В мае 1854 года он получил письмо от своего наиба Магомед-Амина, действовавшего на Западном Кавказе. Наиб сообщал о приближении турецких войск и письмах султана, который надеялся на соединение с войсками имама.
Вслед за тем Шамиль назначил сбор войск в Карате — наибстве его сына Гази-Магомеда.
Одни полагали, что Шамиль двинется на соединение с Магомед-Амином, другие — что пойдет навстречу турецким войскам. Сам Шамиль держал план военной операции в строгом секрете. Гази-Магомед, пытаясь угадать замысел отца, осторожно спросил: «В каком направлении нам исправлять дорогу для похода?» Имам ответил: «Исправляй ее во все четыре стороны».
Шамиль отправил своих разведчиков на юг, в Закаталы. Они должны были убедить тамошнее начальство, что Шамиль, желая отомстить за прошлогоднее поражение, намерен напасть на Закаталы с огромным войском. В Закаталах начали спешно готовиться к обороне и запросили подкрепления. На помощь им был выслан большой отряд из Тифлиса. Тем временем другие разведчики действовали с той же целью на западе, в Кахетии. Вскоре кавказское начальство получило еще и сообщение лазутчиков о письме Магомед-Амина, приглашавшего Шамиля двинуться в Кабарду для соединения с адыгами.
Замещавший наместника генерал Реад понимал, что у Шамиля не хватит сил действовать сразу в трех направлениях. Но выяснить точные планы имама не удавалось. Вскоре пришли новые сведения из Закатал о готовящемся нашествии Шамиля и движении в том направлении больших отрядов горцев. Это грозило прорывом горцев на соединение с турецкой армией, и большую часть резервных войск Реад бросил на защиту южных границ. Даже когда передовые дозоры сообщили о движении горских отрядов к Кахетии, это сочли ложным маневром, направленным на отвлечение сил от Закатал.
Убедившись, что основные царские войска брошены в Закаталы, Шамиль двинулся на Кахетию. Его лагерь расположился на возвышенности напротив Цинандали, а 15 тысяч мюридов с конницей под командованием Гази-Магомеда и пехотой под началом Даниял-бека бросились к Алазани.
Кахетинская драма
Француженка Анна Дрансе была очарована Грузией. А Цинандали — имение князя Давида Чавчавадзе в Кахетии, в сердце Алазанской долины — показалось ей просто райским уголком. Мадам Дрансе попала в Грузию в поисках хлеба насущного, и устройство в семью князя воспитательницей его дочерей считала подарком судьбы.
Князь был внуком Герсевана Чавчавадзе, министра-представителя грузинских царей при русских императорах в период заключения Георгиевского трактата. Давид был женат на внучке последнего венчанного грузинского царя Георгия XII Анне. Ей теперь было 28 лет, и у них было шестеро детей: дочери Саломея, Мария, Елена, Тамара и Лидия, которая была еще младенцем, а также сын Александр, немногим старше Лидии. Вдова Грибоедова Нина Александровна была старшей сестрой князя и обычно отдыхала в Цинандали вместе с родными, но в этот раз судьба ее уберегла. Она, вместе с дочерью Чавчавадзе Еленой, гостила у другой сестры князя — Е. Дадиани, вдовствующей владетельницы Мингрелии.
Июнь 1854 года выдался особенно жарким, и семейство князя оставило душный Тифлис, чтобы предаться неге в родовом поместье.
Преодолев за два дня 60 верст, семейство прибыло в Цинандали. Прекрасный дом, окруженный благоухающим садом с гранатовыми и жасминовыми аллеями, скоро заставил забыть трудности путешествия.
Вслед за ними в Цинандали приехала сестра Анны 26-летняя княгиня Варвара Орбелиани с полугодовалым сыном Георгием и 18-летней племянницей княжной Ниной Баратовой. Княгиня Орбелиани была в трауре после кончины ее мужа командира Грузинского гренадерского полка генерал-майора Ильи Орбелиани. Он был смертельно ранен в битве с турками при Башкадыкларе в ноябре 1853 года и через месяц умер в госпитале. Погибший был тем самым Орбелиани, который побывал в плену у Шамиля в 1842 году.
В Цинандали все было тихо и спокойно, а природа поражала своим изысканным великолепием. Имение располагалось на берегу притока Алазани. Отсюда открывались чудесные виды, увенчанные сиянием снежных пиков Кавказского хребта. И располагавшееся за ними государство грозного Шамиля не казалось уже столь опасным соседством, тем более что горцы десятки лет не тревожили Кахетию.
Начальство смотрело на ситуацию иначе. Доставляемые лазутчиками сведения говорили о том, что большие отряды имама собираются для нового похода. Направление его оставалось неизвестным, а командование не имело сил укрепить все приграничные области. Князь Чавчавадзе получил приказ взять под свое начало кахетинскую милицию и укрепиться в старой крепости Шильды, расположенной на подступах к Алазани со стороны Дагестана. Передовым форпостом, в 12 верстах за Алазанью, была Похальская башня, на которой нес службу небольшой гарнизон местной милиции.
Князь не верил, что горцы дерзнут перейти реку. Оставляя семью, он обещал скоро вернуться. Тем более что начавшиеся дожди должны были сделать Алазань полноводной и труднопроходимой, броды держались в секрете, а в соседний город Телав прибыл из Тифлиса большой отряд.
Но на следующее утро долина Алазани уже лишилась своего благостного вида: повсюду полыхали пожары, слышалась канонада, соседи готовились к отъезду, и крестьяне уговаривали княгинь последовать их примеру.
Они уже начали собирать вещи, когда получили записку от князя, подвергшегося нападению отряда мюридов. Нападение было отбито, князь уверял, что скоро все кончится, и просил не беспокоиться. Анна Ильинична объяснила домашним, что недоразумение с горцами скоро разрешится, и занялась детьми, которых переполох вокруг только веселил.
Тем временем появлялись все более явные признаки надвигавшейся беды. Распространились тревожные слухи, крестьяне уходили в лес, а слуги просили отпустить их, пока не поздно.
Княгиня сохраняла спокойствие, но велела уложить в сумки серебро и драгоценности. Примчался на повозке местный врач, намереваясь спасти княжеские семейства, но Анна стояла на своем — муж не велел уезжать.
В имении, кроме княжеских семейств и ближайшей прислуги, почти никого не осталось. Вещи были собраны, экипажи нагружены, дети одеты. Оставалось лишь получить весть от князя.
Мадам Дрансе была в ужасе. Она бы давно бежала, если бы знала куда. Однако у нее хватило смелости пойти к реке, чтобы узнать, что происходит на той стороне. Едва она вышла из зарослей орешника, как увидела двух горцев, переходивших реку со своими лошадьми.
С воплями «Горцы идут!» Дрансе бросилась обратно и умоляла княгинь немедленно бежать.
Но было уже поздно. Вокруг затрещали выстрелы. Княгини собрали домочадцев, поднялись наверх и заперлись в бельведере.
Узнав, что Похальская башня захвачена мюридами, князь мобилизовал оставшихся жителей Шильды, а их семейства укрыл в крепости.
На рассвете 3 июля отряды Гази-Магомеда атаковали укрепленное село, но были отбиты. Оставив часть отряда осаждать Шильды, Гази-Магомед напал на соседние села. В тыл нападавшим ударили охотники. Горцы опять отошли, но затем напали уже на другие села.
На помощь грузинской милиции подошли две роты егерей с дружинниками из Кварели и батальон Тифлисского егерского полка с двумя орудиями.
Тогда-то и послал князь Чавчавадзе ту записку в Цинандали. Прося «не беспокоиться», он имел в виду переживания семьи о нем самом, а вовсе не призыв оставаться в имении, как это поняла его супруга.
Все вестовые из Шильды гибли по дороге, но милиционер, отправленный в Цинандали, доставил записку по назначению. Как оказалось, это объяснялось не его везением, а желанием разведчиков Шамиля проследить удобный брод через Алазань.
Пленение княгинь
Из бельведера цинандальского дома, в котором укрылись княжеские семьи, было видно, как имение наполнилось всадниками, как они собирали у родника пленных, как разоряли их дома. Настала очередь княжеского особняка. Горцы заполнили двор, разглядывая готовые к отбытию княжеские экипажи. Нашли сумки с драгоценностями, открыли сундуки, восторженно зацокали. Несколько человек спешились и с веселыми криками бросились в дом. Смерч опустошения сопровождался звоном стекол, треском мебели и жалобными звуками фортепиано, терзаемого неумелыми руками.
Когда заскрипела под чужими ногами лестница, ведущая в бельведер, княгиня Орбелиани благословила близких и стала у двери, решив первой принять новый удар судьбы.
Выбив крепкую дверь, горцы застыли в изумлении перед нежданной картиной. Столько знатных дам сразу они никогда не видели. Напиравшая сзади толпа подтолкнула первых, и те бросились разбирать пленниц. Новые претенденты старались тоже кого-нибудь захватить, но пленниц на всех не хватало. Счастливые обладатели пробивались к выходу, подняв пленниц над собой, а тот, что захватил мадам Дрансе, даже вынужден был выпрыгнуть с ней на руках из окна, чтобы пленницу не отняли более сильные.