Имена любви — страница 1 из 14

Алексей Цветков«Имена любви»Поэтический сборник


ThankYou.ru: Алексей Цветков «Имена любви»

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

«два зеркала она дала ему…»

два зеркала она дала ему

одно взаправду и еще ночное

где отраженье спрятано в дыру

невидимое зеркало ручное

две лопасти а вместе вся стена

с той стороны заключена причина

она сама пока была всегда

как в зеркале простом неразличима

смотри стекло просверлено насквозь

нить времени проложена подкожно

там предстоит все что давно сбылось

а то что было раньше невозможно

она ему два зеркала дала

в одном лицо для памяти хранится

жизнь без нее короткая длина

где днем ночное зеркало граница

не вспоминай зачем она вообще

саднит стекло но если глянуть слева

взорвется ночь и в треснувшем зрачке

сощелкнутся две половинки света

«потом он взял и изобрел бобра…»

потом он взял и изобрел бобра

реальный бобр в натуре будто вылит

хотя сошла со стапелей с утра

ондатра но она ольхи не пилит

отсюда ясно для чего ольха

она молчит и никому не жалко

но бобр как брат он тоже не доха

да и ондатра никому не шапка

потом вздохнул и сочинил блоху

поскольку глины замесил немного

с бобром все ясно но блоху-то ху

а вот поди живет и хвалит бога

или допустим под землей темно

все норы порознь и ужасно душно

там многие вообще едят дерьмо

и лысые совсем но жить-то нужно

когда бы вправду добрый доктор бог

пожать его целительную руку

творец бобров и повелитель блох

но бога нет и мы враги друг другу

вот хоть микроб он с детства глух и нем

но он ко мне относится как к блюду

а я добрей я никого не ем

из малых сих и никогда не буду

«помнишь они нас учили на человека…»

помнишь они нас учили на человека

все по мозгам резьба но судьба несла

вот ты и стала точно не чем хотела

северных встреч невеста и невесна

страшный на мачте сучил холода и годы

в трюме с трезубцем морочил вьюшку котла

так постепенно ты умерла и кто ты

после всего то есть где ты или когда

знать не зазорно но вскользь как ножом сказали

диву далась бы в памяти у меня

там на подушке проснется лицо с глазами

не говори так тихо ведь ты умерла

тяжесть твоя в ладони жизнь все та же

только дыханье ветер сносит в пески

все не весна никому не невеста даже

разве разлука могила постой не спи

если один напоследок вопрос из списка

невмоготу во рту и мозг на замке

настежь объятья только не стой так близко

ты неживая а я лебеда на земле

как научили любить верней не умели

ангелы в этом огне как одна семья

страшно догнать потопчусь провожу у двери

мертвую в мертвый простор береги себя

«на секунду в мозгу светло…»

на секунду в мозгу светло

пропасть в прошлое как в стекло

если вслед самому себе

оказаться внизу в стекле

далеки они в белом блеске

бороздящие бред челны

помнишь прошлое будто вместе

пеленали его в чехлы

раньше звук издавали вещи

их зрачки пламенели резче

степь стекала в изгиб стальной

где холмы по краям тюлени

в заповедных глазах темнели

расставанья твои со мной

с крутизны ледяного верха

слишком лишних шеренга лет

оттого так надвое время

а другой половины нет

в горький срок на краю парома

в шлеме с гребнем горит аврора

протянув острие копья

можно снова и никогда

«в феврале в белом боинге из фьюмичино…»

в феврале в белом боинге из фьюмичино

стонал желудок а мысли свистели мимо

торжествовала материя как учило

учение основоположников рима

то есть третьего рима три медведя в роще

в телекамеру а в пасти сестра их лыбедь

нам-то девки разносили харчи попроще

очень хотелось но блин не давали выпить

терпи овидий как суп изгнания редок

родина-смородина но внутри дрожало

в подлокотнике диво-радио для деток

про попугая tutto verde e l’occhio giallo

подпел им про попугая сиплым карузо

рылся в плохой но запрещенной гб книге

думал про себя что он это я как грустно

а кто был на самом деле теперь go figure

бывший я в воздухе где пели дети нато

вспомнил еще про крокодила в нильской пойме

il disait adieu a ses petits enfants но я-то

никаких детей за собой точно не помню

если и грешен вслепую в варшавском блоке

история прощает я возможно гений

автор да все вы помните писал о боге

и что жизнь состоит из сплошных совпадений

лети alitalia из никогда в завтра

аэропорт выстроен и стерильно вымыт

навстречу сразу огромный негр с гребнем в афро

здравствуй oh brave new world that has such people in it

забыть родину обезьянник даже тещу

прочь от этих совпадений в звездном пожаре

самолет не садится все трещит сквозь толщу

времени на соплях на единственной жабре

«сыграть в ящик и восстать из гроба ледоколом…»

сыграть в ящик и восстать из гроба ледоколом

корпоративным налогом у кого перебои с кармой

а лучше всего алгебраической операцией

как правильно что добродетель достойна

нет если по совести блистательно обречена

остаться правилом в прописях платона

первый эскиз космоса был сер и рыхл

все так сбивчиво дышали в зеркало

мир обретает смысл когда прибывает мертвых

коснись ее золотого бедра и высоковольтно пронзит

4x = 2 cos t — cos (2t)

4y = 2 sin t — sin (2t)

когда ты смерклась в окне троллейбуса

я понял что мне это насмерть и бесполезно

с тех пор миновало все что могло

но теперь Zn+1 = Zn2+ с

как я люблю тебя джулия

«потечет чуть попятишься свойство зимы и поземки…»

потечет чуть попятишься свойство зимы и поземки

вроде миру по святцам черед а не вечно война

ночью жадный шиповник гурьбой из оврага в поселки

обитать в синеве раз уж не было нас ни хрена

не резон просыпаться чтоб явью кошмары шныряли

криво в центре управа там страха центнер на цепи

вот бы жили поди изловчись внутривенно с шипами

и не жили так больно какие там в жопу цветы

ловко всех извело кроме многих мышей для проформы

это кто золотой из зенита набычило глаз

одобрять пустыри городов там шиповник проворный

быть намерен и вширь распустился расти вместо нас

звезды бережным брайлем но способа нет для курсива

руки к горлу плашмя чтобы гнев так не бил из глубин

поселиться где названо может быть тоже россия

но другая совсем я свою никогда не любил

соберемся кричать из больших ареалов широтных

лучше прежде родиться чем в ящике марш на покой

как бы всем оказалась планета счастливых животных

лишь бы существовать если можно пожить на такой

век нам необитаемо в каждой похожей россии

очутиться нигде от зловещих попыток луны

но не в этой где тернии пышно а небо вполсилы

там нас не было не было нас это были не мы

«на стене с утра картинка криво…»

на стене с утра картинка криво

в комнате от табака угарно

ночь в крыму или вдали от крыма

с надписью швейцария локарно

мало что подсказывает память

странника бывалому ботинку

мне не мудрено ее поправить

но не память а саму картинку

там вода светла под зорким небом

пестрый город на горе как улей

но поскольку я в локарно не был

я в локарно почитай что умер

кто мне тело выточил токарно

наделил ногами выйти в люди

раз живу но нет меня в локарно

как же быть что там меня не будет

мне и здесь по совести не тесно

но пока умру стяжая славу

оторопь берет смотреть на место

где меня не существует сразу

привыкай к последнему убытку

созерцать на памятник не тратясь

смерть как набок сползшую открытку

жизнь sub speciae aeternitatis

«автопортрет в пейзаже роща с лугом…»

автопортрет в пейзаже роща с лугом