На его губах заиграла горькая улыбка. Какое это нежелательное затруднение для королевы Елизаветы – принять смерть О'Донахью Мара на свою совесть. Это заставит ее ослабить свою линию в Ирландии.
Жаль, что разменной картой станет его жизнь.
Раздались шаги, и он услышал до боли знакомый голос:
– …И я не желаю слушать весь этот пошлый вздор, у меня на руках бумага, в которой сказано, что я, Пиппа Трюхарт, имею право посещать узника.
Айдан быстро вскочил с кровати.
– Где?! – потребовал стражник. – Покажите, где это написано?
Она рассмеялась:
– Это старая уловка, сэр, не заставляйте меня поверить, будто вы не умеете читать.
– Конечно, я… Боже, что вы вытворяете с этим ножом?! – Голос стражника повысился на октаву.
– Ничего, – ответила Пиппа. – Пока. Но если ваше упрямство выведет меня из себя, тогда, о жалость, рука моя дрогнет… и я промахнусь.
– А теперь выслушайте меня, госпожа…
– Нет, это вы выслушайте меня. – Голос ее стал жестким. – Это очень острое лезвие, и так получилось, что оно в опасной близости от вашего тщедушного, но ценимого вами стручка, раз вы прячете его под гульфиком. Так что открывайте дверь, и немедленно!
– Боже Всевышний, – выдохнул стражник. – Подчиняюсь, но буду должен доложить констеблю, что вы меня заставили.
В замке повернулся ключ. Дверь отворилась, в проеме появился бледный стражник. Пиппа поставила изящную ногу на ступеньку. Она откинула юбки в стороны, слегка оголив стройную ногу с небольшими ножнами, привязанными к ноге подвязкой. И вставила в них кинжал. Тот самый, который украла у О'Донахью в первый день их знакомства.
Затем она отстранила плечом стражника, захлопнула перед его носом дверь и повернулась к Айдану.
Оба молчали и глядели друг на друга. У Айдана голова пошла кругом, когда он вновь увидел ее.
– Боже правый, – прошептал он. – Как же я соскучился по тебе.
Нежность и открытость исходили от нее. В какой-то момент она стала хрупкой, как витражное стекло, он даже испугался, что она может упасть и разбиться. Но затем решительно тряхнула головой и преобразилась самым неожиданным образом. Взгляд ее приобрел нагловатое выражение. Она подбоченилась:
– Даже так? А я вот совсем не соскучилась.
Но теперь он видел ее насквозь. Он двинулся к ней и дотронулся до ее щеки, дрогнувшей от его нежного прикосновения.
– Нет, любимая, – прошептал он. – Ты не хотела скучать по мне, а это большая разница.
– Я пришла сюда вовсе не спорить с вами, – бросила она, ускользая от него. – Мне нужно, чтобы вы наконец-то поняли, что нет никакой связи между мной и вашим арестом.
– Теперь я в это верю. Вначале, когда меня бросили сюда, я думал иначе.
– Я пыталась предостеречь вас. – Она взяла его за рукав. – Если это вас успокоит, то могу рассказать вам о ваших людях.
В горле у него пересохло.
– Они арестованы?
– Наоборот. Графиня Черни помогла им покинуть Лондон. Остались только Донал Ог и Яго, но они в безопасности на борту венецианской галеры.
– Слава богу, – прошептал Айдан и отвернулся, чтобы справиться с эмоциями. Чувствуя, как тяжесть спадает с плеч, он произнес: – Благодарю тебя от всего сердца, что ты добралась сюда, чтобы рассказать мне об этом.
– Я стольким вам обязана, – сказала девушка и поежилась.
Слабо тлеющая жаровня, призванная обогревать помещение, стояла подле кровати. Поскольку сидеть больше было негде, он усадил ее на тонкий и жесткий матрас на кровати.
Время странным образом остановилось. Он почувствовал, как погружается в мир фантазии. Он – не ирландец, она – не англичанка. Ничто не стоит между ними. Только они вдвоем создают свой мир.
С необыкновенной ясностью он вспомнил детали своего визита к Ричарду де Лэйси. Лицо на портрете не давало ему покоя. Как мила была эта леди Лэйси, графиня Вимберлийская, носившая брошь с алмазами и рубином в центре.
За те дни, что он провел в тюрьме, у него было время подумать.
«А может быть, – продолжал нашептывать ему внутренний голос, – Пиппа – родственница графини Вимберлийской». Но пока он Пиппе ничего не скажет. Он не хотел пробуждать в девушке надежду. Кроме того, он ничего не знал о графе и графине Вимберлийских. Вдруг они не поверят, что она их родственница.
После визита к Ричарду Айдан списался с Розарией, графиней Черни. Только с ней он поделился предположениями, что Пиппа может оказаться родственницей де Лэйси. Еще ранее он скопировал надписи с обратной стороны броши, написанные на непонятном языке. Уже будучи в тюрьме, он подкупил стражника, чтобы тот отнес записку графине. Она пообещала осторожно навести справки.
– У вас такой отрешенный вид… – Пиппа нарушила ход его мыслей.
Он сел рядом с ней и обнял ее.
– Любовь моя, я был ближе к тебе, чем ты можешь себе представить.
Она прижалась щекой к его плечу:
– Вы думали обо мне?
– Грешен.
Она прижалась к нему сильнее, просунув руку ему под локоть. Как-то само собой получилось, что он наклонился и прикоснулся к ее губам. Он ощутил, как они поддались его ласке и раскрылись, ощутил горячую влагу на языке. Пиппа слегка привстала, руки ее погрузились в его волосы, грудь прижалась к его груди, ноги ее раздвинулись, прижимаясь к его ногам в неизведанном ранее порыве, опаляющем его.
Он отодвинулся, стараясь не замечать ни радости, ни страстного желания на ее лице, обращенном к нему.
– Как тяжело вас не любить, – произнесла она со свойственной ей прямотой.
– Тебе станет легче, когда ты все-таки узнаешь меня, – хрипло ответил он, пряча сожаление.
Вот она, его Пиппа. Она здесь, она готова на все. Каждая клеточка в нем требовала, чтобы он овладел ею. Но он не смеет подвергать ее риску. Он бессилен сейчас защитить ее от порочного мира. А если она зачнет от него ребенка – незаконнорожденного ирландца, – королева сгноит ее. Она и ребенок будут обречены на голодную смерть.
Свободной рукой она коснулась его лица:
– Мы должны поговорить.
– О чем?
– Не притворяйтесь, что не понимаете.
– О голодовке?
– Да. Вы стали бледным и похудели. Вы должны прекратить морить себя голодом.
– Они послали тебя, чтобы сказать мне это?
– Нет. Но скоро к вам пришлют команду караульных, которые накормят вас силой.
Айдан ни секунды не сомневался, что в Тауэре готовы привести этот варварский план в исполнение. Не сомневался он и в своих возможностях сопротивляться.
– Пожалуйста, поешьте, – прошептала она дрожащим голосом.
Один взгляд на ее широко открытые глаза, полные надежды, заставлял его уступать ей дюйм за дюймом, каждое произнесенное ею слово разрушало его убежденность.
– Я не могу, – признался он. – Не проси меня противоречить самому себе. Они могут отобрать у меня все, кроме моих убеждений. Но я умру раньше, чем сдамся.
– Вы назначили очень высокую цену за свои убеждения, – заметила она. – А как быть с вашим народом, которому вы нужны?
– Я послужу ему своей смертью.
– Нет! – выкрикнула Пиппа, вскочила с кровати и бросилась к нему. – Не смейте говорить о смерти. Я не позволю вам умереть.
Он схватил ее за руки. Она рыдала, не сдерживая слез.
– Вы не смеете умирать.
– Я – полезный узник именно сейчас. Что, если ирландские мятежники убьют пленных англичан в Керри? Что, если армия Елизаветы предъявит встречное обвинение и отнимет мои земли? Что, если имя О'Донахью Мара ничего не будет стоить? Тогда я перестану интересовать англичан и умру. То ли тихо, от порции яда, то ли с пышными церемониями, от рук опытного палача.
– Как вы можете так спокойно говорить об этом?
– Моя смерть не должна свершиться по их сценарию. – Он тяжело вздохнул. – Все должно идти по моему плану, а позор падет на голову королевы.
– А если вас освободят?
Она подошла к бойнице и положила руки на подоконник.
– И кто же станет меня освобождать? – Айдан постарался говорить с девушкой как можно мягче. – Если меня с таким трудом водворили сюда?
Она повернулась к нему лицом и встретилась с ним взглядом. Сейчас эта девушка была чисто и хорошо одета, но она несла в себе тот же заряд невероятной энергетики, который он впервые почувствовал еще на площади перед собором Святого Павла.
– Я могла бы это сделать, – заявила она.
– Освободить меня из лондонского Тауэра?
– Да.
– Никто еще не совершал побега из Тауэра в этом столетии.
– Столетие пока еще не закончилось. По крайней мере, для меня.
Если бы на месте Пиппы была другая женщина, услышав подобные слова, он посчитал бы ее дурой.
– Отлично, – спокойно, но осторожно произнес он. – Ты выводишь меня отсюда, и я съедаю целую зажаренную свинью.
Она рассмеялась:
– Я была уверена, что вам понравится моя идея. Пиппа взяла его за руку и потянула к столу.
– А теперь, – приказала она, отламывая кусок мягкого хлеба. – Ешь.
Он вырвал руку:
– Нет.
– Вы должны. Вам нужны силы.
– У меня хватит сил на день-другой. А если ты собралась сдержать свое обещание, то тебе надо поторопиться.
– Но вам надо поесть сейчас, – настаивала она. – Вы увидите…
– Нет. Ничего я не увижу. До тех пор пока я остаюсь узником королевы, я не проглочу ни кусочка. Тебе надо действовать быстро, или придется выносить труп.
– Умник нашелся. Хочет умереть до того, как я разберусь с ним, – бормотала про себя Пиппа, осторожно пробираясь по скользкому валу вдоль стены Тауэра со стороны реки.
Была поздняя ночь, и в кромешной тьме она двигалась на ощупь и по памяти. Пиппа уперлась в выступ стены. За углом будет проем в стене с железной решеткой. Она видела, как слуги выносили через него мусор и навоз из конюшен.
Она знала, что здесь должно быть полно крыс и нечистот, но с этим уж точно придется примириться. О'Донахью Map хотел бежать и надеялся, что она ему в этом поможет.
Несносный упрямец.
Она глубоко вздохнула и, завернувшись в старый плащ, решительно шагнула в проем. Проход был достаточно узким, она то и дело задевала влажный камень. Наконец она увидела решетку.