Папа.
Она сидит не дыша. И они стоят и боятся пошевелиться, разглядывая ее, а она в свою очередь смотрит на них. Буря чувств обрушивается на нее. Потрясение, смущение, неверие, ярость, беспомощность… и жуткая слабость.
Но не любовь.
Глядя на них, она видела перед собой двоих чужих, очень милых людей, у которых по щекам текли слезы. Наконец она обрела способность говорить.
– Вы Ларк и Оливер де Лэйси, граф и графиня Вимберлийские?
– Да, это мы.
Блестящие от слез глаза лорда Оливера были голубыми. Не такими темно-голубыми, как у Айдана, чуть светлее. Он взял ее руку и прижал к своему сердцу. Затем он расцеловал ее сначала в одну щеку, потом в другую, потом в губы и нос. И только в этом порядке.
И она припомнила ласковое прикосновение именно этого мужчины.
– Добро пожаловать домой, Филиппа, моя дорогая дочурка.
– Его приговорили к казни? – спросил у графини Донал Ог шепотом.
Он скакал во весь дух из замка Росс, вымок под дождем и весь пропитался ветром дороги.
Она молча с горечью посмотрела на него, не в силах выговорить ни слова. Пока не переборола ком, застрявший в горле. Но она превозмогла себя, сглотнула с усилием и взяла его огромную руку в свои.
– Я старалась, но Фортитьюд Броуни отказался пересмотреть свои обвинения против Айдана.
Донал Ог вырвал руку и с силой ударил кулаком в свою ладонь. Лампа, висевшая на крючке в конюшне, исказила его облик, делая еще более крупным и грозным, чем обычно. Графиня пригласила его сюда тайно, поближе к резиденции Оливера де Лэйси в Килларни.
– Все, чего хотел мой кузен, – так это жить в мире, – медленно произнес Донал Ог. – Его отец не давал ему такой возможности. Теперь эта Фелисити. Оба уже мертвы, но даже теперь не отпускают его из своих смертельных объятий.
Его сердце оплакивало Айдана, оплакивало их всех.
– Любовь моя, мне очень жаль. – Он схватил ее за плечи, прижав к себе. – Я должен пробиться к Айдану и освободить его из заключения…
– Нет, – возразила она. – Боже, Донал Ог, я так боялась, что вы это предпримете. Это единственный способ наверняка убить обоих, себя и Айдана. Он не побежит, а вас поймают.
– Я заставлю его пойти со мной. Я крупнее его и всегда был сильным.
– Дело не в этом. Если вы увезете Айдана, Фортитьюд Броуни утопит Керри в крови.
Донал Ог свирепо стиснул челюсти и посмотрел в потолок.
– Соберитесь с силами, любимый. – Она прижала дрожащую руку к его щеке. – Они вам понадобятся. – Чувство разочарования охватило графиню. Она использовала все свое умение, обаяние, даже ложь и лесть, чтобы подвигнуть констебля на проявление великодушия. – Все, чего я смогла добиться от Фортитьюда Броуни, – так это заверений, что больше никто не пострадает, – призналась она.
Донал Ог стремительно вышагивал взад-вперед.
– Он у меня сам пострадает. Отправлю его на Небеса к его сумасшедшей дочурке.
– Возьмите себя в руки. Фортитьюд Броуни мошенник, и нам нужны доказательства. – «И очень срочно, – подумала она. – До того, как он приговорит Айдана». – Я повторно напишу лорду-наместнику в Дублин.
Донал Ог выдохнул, восстанавливая дыхание. Он раскрыл свои объятия и устало улыбнулся:
– Идите ко мне, моя радость.
Она с радостью прижалась к нему, находя удовольствие в объятиях мужчины, не похожего на остальных ее знакомых.
– А что будет с нами? – шепотом спросил он у нее. – Должен ли я исчезнуть, как раненый волк в дебрях Коннота, куда даже саксы боятся заходить?
– У меня есть предложение получше. Граф Вимберлийский выделит один корабль для вас и всех прочих, кто хотел бы покинуть эти края. Запас продовольствия на шесть месяцев, опытная команда, которая доставит вас туда, куда пожелаете.
– Яго это понравится. – Он хмыкнул. – Он потащит нас в Вест-Индию еще до конца недели.
– Разве его выбор так уж и плох?
– Плох, – он прижал ее к себе сильнее, – если это означает разлуку с вами, моя милая.
И тут среди черных туч отчаяния сверкнул луч надежды.
– А разве есть закон, запрещающий мне плыть с вами?
Ирландского великана словно молния пронзила.
– Вы это сделаете?! – воскликнул он радостно. – Вы поедете со мной в изгнание?
– Если будет нужно, то хоть на край света, – призналась графиня.
– О, дорогая моя Розария. Именно туда я и заберу вас.
Пиппа встала утром после на удивление спокойного сна. Пока умывалась и одевалась, она продолжала обдумывать детали удивительных событий предыдущего дня.
Мышцы болели после схватки с бурей, а голова была полна тем, что случилось. Если верить Оливеру, английский патруль заметил ее попытки добраться до берега. Один из солдат бросился в воду как раз в тот момент, когда девушка пошла ко дну. Она наглоталась воды и потеряла сознание. Солдаты доставили ее прямо в поместье де Лэйси.
После встречи с родителями она поела немного супа, выпила вина и уснула беспробудным сном.
Зал в доме в Килларни был залит солнцем. После бури сады и парки в поместье де Лэйси сверкали на солнце омытой дождем зеленью. Пиппа не удивилась, увидев в окно прыгающую во фруктовом саду высокую и тонконогую собаку с длинной шерстью. Борзая. Их разводил папа. Она даже вспомнила, что самого крупного и красивого щенка в помете всегда называли Павло.
Все трое, Оливер, Ларк и Ричард, встали из-за стола, когда Филиппа вошла в зал. Она медленно оглядела их тревожным взглядом.
– Ты присоединишься к нам? – поинтересовалась Ларк.
– Я не голодна. – Слова прозвучали несколько невежливо, и она сдобрила их нежной улыбкой. – Спасибо вам. – Холодными руками она отстегнула брошь и передала ее через стол Ларк. – Мне сказали, что эта вещь когда-то принадлежала вам.
Трясущейся рукой Ларк достала крохотный острый кинжал с алмазной рукоятью и вставила в ножны, вплавленные в брошь.
– До меня эта вещь принадлежала леди Юлиане, твоей бабушке.
Филиппа кивнула:
– Она пела мне. Я помню обрывки русской песни.
Ларк хотела вернуть ей брошь, но Филиппа покачала головой:
– Бывали времена, когда эта брошь была единственным моим сокровищем. Единственной вещью, которая действительно принадлежала мне.
– Алмазы из броши потеряны? – поинтересовался Ричард.
– Они проданы, чтобы выжить.
Ричард покраснел и уставился на свои руки.
– Филиппа. Дочь моя. – Оливер горестно вздохнул. – Господи, когда я думаю, что тебе пришлось пережить, я презираю себя. Я должен был почувствовать, что ты выжила. Должен был объехать всю Англию в поисках тебя.
Горло Пиппы перехватило, но она оставалась далека от этих троих красивых, богатых, хорошо воспитанных людей.
– Вы обо мне ничего не знаете, – сказала Филиппа. – Ничего не ведаете о той боли, что мне пришлось пережить, об одиночестве, которое глодало меня изнутри долгие годы.
– Мы тоже страдали, Филиппа, – мягко заметила Ларк. – Много больше, чем ты думаешь. Мы убивались по дочери, которую считали погибшей.
Филиппе стало только тяжелее от ее слов.
– Судьба, похоже, была жестока по отношению к каждому из нас.
– Мы были лишены возможности жить вместе в любви, – заговорил Оливер. – Но чудо снова свело нас вместе.
– Нет, не чудо, а Айдан О'Донахью, – заявила Филиппа. Ей было больно выговаривать это имя. – Мой муж.
– Ты вышла за него замуж? – Ричард провел рукой по волосам.
– Восставший ирландский лорд, – сказал побагровевший Оливер.
– Католик, – добавила побледневшая Ларк.
– Человек! – Филиппа уперлась руками в поверхность стола. – Вы говорите со мной о любви так просто, словно она передана нам вместе с кровными узами. Это не любовь. Это родство. Любовь – это нечто, что приходит с постоянным вниманием, заботой, преданностью. Все это мне дал Айдан, а не вы.
– Филиппа, мы могли бы… – начала Ларк.
– Но не смогли. – В ее голосе не было гнева, только тоска. – В этом нет ничьей вины. Но дело в том, что Айдан полюбил меня, когда для всех вас я была мертва. Он любил меня, когда никто не испытывал ко мне любви. Когда я была нищей и оборванной, голодной и бездомной. Когда меня волновало только одно – какого еще простака облапошить.
Ларк плакала беззвучно, совсем как Филиппа. Филиппа, у которой тоже слезы текли по щекам, глядя на мать, словно смотрела на себя в зеркало, так они были похожи…
– Мне жаль, что причинила вам новое горе, – добавила Филиппа. – Но винить в этом некого. Я люблю своего мужа.
И это было правдой. Она гневалась на Айдана, осыпала его упреками, но не переставала любить.
– И что бы вы ни говорили, этого не изменить.
– Почему же ты оказалась в лодке и плыла в Килларни? – откашлявшись, уточнил Ричард.
Услышав вопрос брата, Филиппа похолодела. Она стала нервно ходить по залу. Ее мучил вопрос, не предала ли она любовь Айдана, покинув его в столь трудный момент.
Наконец она остановилась напротив родителей и брата:
– Он рассказал мне о ваших требованиях.
– Они шли от самого сердца, – парировал Оливер. – Я хотел видеть свою дочь.
Он улыбнулся. Его улыбка волшебным образом вернула ее в детство. На мгновение он перестал быть незнакомцем и превратился в любящего папу, который смешил ее. Вечерами он показывал театр теней на стене в детской. Он учил ее, как прятать пудинг от мамы, когда ей не хотелось его есть. Именно он целовал ее на ночь таким необыкновенным ритуалом: в щеку, в другую щеку, губы и нос.
– Все порываюсь тебе сказать, какая ты красивая, – заметил Оливер.
Сердце Пиппы рвалось на части.
– Мне необходимо сейчас вернуться к Айдану. Ваши войска угрожают его народу. Я хочу оставаться с ним и сражаться…
– Моя милая, я не могу позволить тебе вернуться… – заговорил Оливер, обойдя стол и протягивая руки, чтобы обнять ее.
– Не трогайте меня!
Она вырвала его кинжал из ножен. Он отдернул руки, показав ладони в знак примирения и своей капитуляции.
– Филиппа, ты меня неверно поняла. Мы ничего не имеем против твоего брака с Айданом О'Донахью, как не были против женитьбы Ричарда на Шеннон, каким бы опрометчивым нам ни казался этот его шаг. Я восхищен лояльностью своих детей в отношении к ирландцам.