***
Совещание Оперативного Штаба в анкином вагончике продолжалось. Стрелки часов показывали уже четыре часа утра, когда слово опять взял товарися Чаво Саня, который перешёл на скорейский язык и сказал следующее:
— Вынужден вам открыть совершенно секретную информацию. Сейчас я со своей напарницей Пян Се наблюдаю объект «Ю». Это полный дубликат вашей части — в ней также есть свой Рмана-сан, Анка, Петрючка, Василь Иваныч, и даже осел Гном, как и все остальные. Мы пробовали с ними войти в контакт, но они нас игнорируют. Причиной столь явственного миража, по моему расследованию, стала кража дубликата знамени вашего полка у китайского чернокнижника А Ли — именно кража дубликата знамени и вызвала аномалию пространственно-временного континуума, в результате чего в нашем мире стал появляться дубликат кавполка из параллельного мира.
— И это все можно воочию увидеть? — спросил на скорейском языке пораженный Рманов.
— Конечно можно… — ответил Чаво Саня. — Фантом появляется в двенадцать часов дня, и исчезает ровно в двенадцать часов ночи.
— Если бы здесь был Геннасе, он бы воскликнул «Удивительно!» — сказал Ф. У. Рманов.
— А старший сержант Чорний присовокупил бы «Охренеть!», — добавила Анка.
— Охленеть! — подтвердил товарися Чаво Саня, кивая головой.
— Так… — продолжил комиссар Рманов. — Необходимо подумать, как использовать эту информацию. Далее… Из присутствующих только Анка и Чаво Саня знают в лицо Хеорася. Со слов Анки полковой художник Оглоблин нарисовал портрет Гапондяева.
Рманов раскрыл планшетку и, достав из нее кипу бумаг, раздал всем присутствующим — это было упитанное изображение провокатора Хеорася, составленное художником Оглоблиным.
— Оцена на похоза! — сказал Чаво Саня.
— Да, очень похож, — с сомнением в голосе сказала Анка. Но она сомневалась вовсе не по поводу схожести портрета. Когда они с Оглоблиным составляли фоторобот, она описывала только лицо и фигуру Хеорася, но, насколько она помнила, ничего не говорила ни про декольте, ни про большую золотую звезду вместо креста. Теперь она мучилась — а может, всё-таки, сказала?.. Не мог же Оглоблин сам все это придумать? Прикусив губу, Анка не стала распространяться на счёт своих сомнений.
— Так, каждый получил портрет? Показывайте гражданским — может кто-то видел. А вам, товарися Чаво Саня, огромное спасибо! — поблагодарил агента 021 комиссар Рманов. — Продолжайте свои наблюдения. Артемия Чорниго и Геннасе Дакова я уже отправил на поиски старых зданий, которые может использовать Хеорась. Мы с Анкой попробуем добраться до Гнома, тем более, что нам необходимо внести ясность в отношения Гнома и Хеорася.
— Кстати, товарися Чаво Саня, как поживает ваша жена? — обратился Рманов к скорейцу, как к старому другу.
— Спасиба, Рмана-сан, Пян Се наблюдает из пункт на пихта.
— Очень хорошо!..
***
Младший штабс-капитан ВЧК Макар Лопатин плюнул на огненный глазок папиросного окурка и, затушив его в жестяной банке из-под кильки в томатном соусе, глянул в окно сквозь разбитое стекло и решетку. За окном стояла глубокая, непроницаемая темень, лишь одинокий фонарь, висевший на караульном столбе тускло светил желтоватым светом, поскрипывая на легком ветерке. Макар сидел и думал о своем сынишке, которому обещал принести завтра новые игрушки, кои он реквизировал намедни у детей расстрелянного им врага народа. Да и жене Даздразперме там тоже есть подарочек — роскошные французские панталоны жены расстрелянного врага народа, которые навряд ли ей когда-нибудь пригодятся на колымских рудниках. Однако, предаваться грезам и мечтаниям было некогда, нужно было строить светлое будущее — как раз перед полночью привели на допрос к уже выспавшемуся в дежурке Макару изнеможённого ослика Гнома 2. Это была обычная пыточная практика — не давать заключенным высыпаться. Не отошедший от страха и злости, Макар, так счастливо миновавший расстрела из-за побега осла, жаждал настоящей мести, а потому приготовил смазанный вазелином толстый осиновый дрын, используемый в ВЧК как весьма эффективный кол для экзекуций. Лопатин кровожадно, что совершенно не соответствовало его облику простодушного деревенского дурачка, ощерился, отчего шкурка ослика покрылась мелкой дрожью, и Гном 2 от полученного стресса изошёлся жидким, вонючим помётом.
— Будешь говорить, ишак, контра ослиная? — брызгая слюнями закричал, размахивая при этом дрыном у морды ослика, младший штабс-капитан, вполне уверенный, что ослы разговаривают.
Но Гном 2 молчал. Тогда Макар Лопатин ударил Гнома 2 по башке, отчего у ослика подкосились ножки, и он грохнулся об каменный пол, как большой мешок со свежекопанной белорусской рассыпчатой картохой. Макар навострил орудие пытки и хотел было воткнуть его ослу в неожиданное место, как Гном 2 вдруг дернулся, расплылся в своей приторной ослиной улыбке, сказал:
— Да пошёл ты! — и тут же растворился в воздухе, оставив Макара со своим дрыном в одиночестве.
Целых полчаса младший штабс-капитан ВЧК Макар Лопатин, потеряв всякую веру в справедливость, простоял в ступоре, как каменный идол революции, над местом исчезновения Гнома 2 в надежде, что ослик появится вновь, но…
Но ослик не появлялся. Откинув дрын в сторону, Макар трясущимися руками уверенно вытащил из кобуры табельный ДТ и застрелился, пораскинув мозгами по стенам каземата, грубо окрашенного в грязно-зеленый цвет, наводивший тоску и уныние не только на арестантов, но и на сотрудников ВЧК.
***
Совещание Оперативного Штаба подходило к концу, когда вдруг случилось непредвиденное: люди в шерстяных, вязанных масках, под которыми они попрятали свои упитанные морды, молниеносно окружили вагончик Анки после чего, выбив дверь и окна, положили всех собравшихся на пол и, подбросив каждому по пакетику белого порошка. Пинали их до тех пор, пока не появился человек, знающий все об обороне — сам Маршал Обороны А. О. Сечка. Командарм оглядел поле побоища и, испытав удовлетворение от увиденного, сказал:
— Харэ!..
Спецназовцы дружно перестали пинать испинуемых, и сквозь прорези масок теперь уже смотрели, без прежней озверелости, непроницаемыми для какой-либо мысли глаза.
Комиссар Рманов, Анка, и Вовка Шигорецский лежали распластанными на полу вагончика, причем товарищ Рманов, поёрзывая, лежал на Анке, делая вид, что защищает её всем своим телом. А агент Киминтерна товарися Чаво Саня успел слинять.
— Слазь! — приказал Сечка Рманову, грубо пихнув того сапогом. Комиссар беспрекословно подчинился и, нехотя, слез с Анки.
— Где Хеорась? — спросил внимательный Сечка.
— Да мы сами его ищем! — прояснил ситуацию Рманов.
— А для чего вы его ищите? — продолжал допрос Сечка.
— А он мне червонец задолжал! — стал придуриваться сержант Вовка Шигорецский.
— А тебе сколько он должен? — с издевкой в голосе спросил товарищ Сечка комиссара Рманова.
Рманов в ответ лишь молчал и виновато улыбался. Сечка махнул рукой и спецназовцы, забрав с собой пакетики с белым порошком, исчезли. Анка, чуть не плача, оглядывала свой вагончик:
— Они мне здесь все разнесли! Какого чёрта?!
— Сегодня переночуешь у меня, а завтра мы тебе евроремонт сделаем, — предложил Командарм Сечка.
— Ремонт нужен не мне, а моему вагончику, — съязвила Анка.
— Я же сказал, что переночуешь у меня, — гнул своё Маршал Обороны.
— Сам с собой ночуй, — отрезала не очень порочная Анка.
— Комиссар Ф. У. Рманов, доложите, что здесь происходит? — потребовал разозленный Анкой Командарм.
Рманов не стал лукавить и сказал прямо:
— Мы пробуем своими силами искать Василия Ивановича и Хеорася.
— Так они связаны между собой? — полюбопытствовал товарищ Сечка.
— Мы думаем, что это он украл Василия Ивановича, а ещё Петьку и Дулю в придачу.
— Ага! — наконец, догадался Сечка. — А где этот подлец Гном?
— Его повязали оперативники из Особого Отдела ВЧК.
— Мдаа… — почесал мошонку Сечка. — Это уже не есть хорошо. Он слишком многое знает, и если ему там развяжут язык — многим несдобровать.
— Ему будет нужен переводчик с ослиного.
— Ну, это как раз не проблема. Как мне кажется, среди людей ослов гораздо больше, нежели среди ослов людей…
— Это правда, но только сумасшедший признает, что знает ослиный язык — это же явный приговор! Так что, у нас есть время, пока прибудет официальный переводчик из Осландии.
— Возможно, что ты и прав… — сказал увлекшийся процессом почёсывания Сечка.
***
Оккультный скитайский колдун А Ли сидел в своем персональном, оббитом пурпурным плюшем, купе, находящемся в одном из штабных вагонов-ресторанов бронепоезда наркома по военным и морским делам товарища Троцкого, и читал старинный фолиант под названием «Massa Nigrum vel Concubitus Diabolise», что значит «Черная месса», выпущенный в Аквитании в 1345 году средневековым колдуном и алхимиком шевалье Мигелесом де Пуаньи, сожженным Священной Реквизицией в 1479 году в Ватикане, на бодховых дровах, привезенных из священных рощ Гималаев. Шевалье де Пуаньи был широко известным в узком кругу оккультистом и сатанистом, чьи взгляды оказали огромное влияние на трирского аптекаря Мойше Фридриюховича Маркса, который и передавал сатанинские знания и ритуалы из поколения в поколение, пока один из его потомков не решился проводить сатанизм в жизнь. Священная Реквизиция и братья из монашеского ордена Святого Игнация Лойотты развернули настоящую охоту за чернокнижниками и сатанистами, предавая их самих и их демонические книги всеочищающему огню, а поэтому, это самое настоящее чудо, что фолиант пера шевалье де Пуаньи сохранился до наших дней. Колдун А Ли долго искал этот фолиант, пока не нашел его случайно в одной из древних старообрядческих церквей, что находилась в зачуханной деревеньке где-то под глубоко провинциальным Мухосранском-Залесским, которую скитайские телохранители товарища Троцкого раскатали на дрова для паровоза, расстреляв заодно всех клириков и прихожан.