— Выяснил?
— Он очень скрытный. Предложил вступить в его банду, обещал золотые горы: золотой загон, золотой недоуздок и золотое седло от самого Василия Колчановича!
— А ты что?
— А я предложил ему покаяться.
— В чем покаяться?
— Какая разница в чем… Был бы человек — а грех всегда найдётся!
— А он?
— Из разговоров я понял, что он, как я уже сказал, готовит жертвоприношение, но, все же, он так и не выдал, в чём его истинный интерес. В конце концов, он пригрозил снять с меня шкуру и превратить её в шагреневую кожу.
— Возможно, что и мы точно так же с тобой поступим, — пригрозил Рманов, чтобы сделать осла ещё разговорчивее.
Гном усмехнулся во всю ослиную пасть и молвил:
— Бросьте, товарищ Прежнев-Романовский!
Рманов вскочил, выпучил глаза и, воздвигнув свои толстые брови на лоб, потеряно прошептал:
— Откуда ты знаешь?
— Ослы всё знают! — рассмеялся Гном, — Но будь спок, никому не выдам — могила! — и Гном сделал движение копытом около своих зубов, как бы говоря этим — «зуб даю!»
— Говоришь, ослы всё знают?.. Интересно… — почесал брови Рманов. — А в чём заключалась роль Анки?
— Она организовала нашу встречу.
— Откуда Хеорась знал Анку?
— Во всей округе всего два бабы: Анка, да кобыла Василия Ивановича Королева Анастасия. А на станцию ему соваться нельзя.
— Сомнительный довод.
— Какой есть…
Рманов минуту помолчал и сказал:
— Что ж, я подумаю над твоим предложением.
***
Петька-великан окаянный, изваянный известным в своём кругу, великим скульптором Сухробом Кукрыниксоном, ожил и начал кричать, что это он открыл Америку. Озлобленные зомби со всей страны за ним долго гонялись, наконец, поймав, припомнили, что до этого он открыл ещё и окно в Европу, и продали богатым австралийским аборигенам на металлолом. А потом… Однако это был совсем не тот Петька, поэтому это происшествие никакого отношения к нашему повествованию не имеет, и мы не будем больше упоминать о нем…
ГЛАВА 8
«Пока люди жрут, опарыши всегда найдут себе пропитание»
Се Дук Сен.
Маршал Обороны товарищ Сечка, удрученный поисками пропавшего товарища З.А.Бубённого, решил напиться и, долго не раздумывая, поскакал на своем служебном жеребце в корчму «Три-бля» — притон всякого темного отребья, чтобы, надравшись вусмерть, успокоить душу, порубав какую-нибудь контрреволюционную сволочь. Злость от потери боевого товарища искала выхода, оттого и понесла нелегкая раздосадованного Маршала Обороны в корчму Аболяя Алёхина…
Да и как не быть в досаде-то?.. Особый отряд следопытов-индейцев под руководством капрал-майора товарища Чингиса Чкуковича, прибывший из Генштаба Министерства Обороны Сосциалистической Республики Смогикания, три дня шарил по всем тропам Вороньей губернии Ак-Орды — З. А. Бубённый как сквозь землю провалился, оставив лишь одно копыто своего коня Перегара, которое опознали по золотой строевой подкове. Недогрызенное копыто лошади маршала Бубённого нашли возле конуры сторожевой собаки сельской больницы поселка Старая Слободка. На всякий случай распотрошили собаку — внутри ни лошади, ни З. А. Бубённого.
Маршал Обороны А. О. Сечка ввалился в корчму и оглядел сидящих там субъектов, выискивая потенциальную жертву. Отребья было мало — всего два посетителя — какой-то измызганный свиным пометом, плохо пахнущий рыжий красноармеец (судя по лычкам на петлицах, старший ефрейтор кавалерии), который, увидев Маршала, быстро опустил голову и уткнулся в стол, а также какой-то напыщенный хлыщ, который судя по осанке, был явно из панов. Пан увлеченно листал небольшую жёлтую книжицу, периодически что-то записывая в оную старинным пером.
Сечка с порога, окликнув словом «Эй!», приказал корчмарю Аболяю Алёхину, хваленная дерзость которого, при виде Командарма, куда-то временно улетучилась, подать ведро водки, яичницу с луком и поморскую семгу со скитайскими специями. Тот услужливо засуетился, принес ведро с большой чаркой и яичницу с луком, а затем, переминаясь с ноги на ногу, слащаво сказал, что семги немае. Сечка налил чарку, опрокинул, поставил аккуратно на стол и вдарил в лоб корчмарю, отчего тот распластался по полу, как раздавленный тяжелым сапогом таракан. Сечка снова налил и выпил. Не прошло и трех минут, как корчмарь принес тарелку с сёмгой, обильно приправленной скитайскими специями. Сечка снова налил и выпил. Затем опять вдарил Аболяю в лоб — за ложь. Тот опять упал и решил больше не вставать.
Через полчаса Командарм Сечка был уже изрядно пьян, но упрямо наливал и пил. Наконец, Маршал Обороны огляделся по сторонам, но, не увидев ни рыжего красноармейца, ни напыщенного хлыща, которые незаметно слиняли, когда он в первый раз заехал в лоб корчмарю, обречённо вздохнул и, прихватив то, что осталось в ведре, не заплатив, пошел, пошатываясь, к выходу, переступив через притворившегося мертвым корчмаря Аболяя Алёхина, поглядывавшего сквозь прикрытые веки за Командармом. Товарищу Сечке стало скучно и тоскливо, и Маршал решил продолжить возлияние с комиссаром кавполка Ф.У.Рмановым — повспоминать вместе с ним дорогого его пламенному пролетарскому сердцу Василия Ивановича. Примерно через час товарищ Сечка, крепко и уверенно держа в пьяной руке ведро с водкой, въехал в часть и направился к штабу. Навстречу ему выбежал исходящий улыбкой Василий Иванович.
— Вася, ёкарный ты бабай! — закричал Сечка, соскочив с лошади и обнимая старого друга. — Ты нашелся!
— А я и не пропадал, вроде… — ответил Василий Иванович 2, удивленный столь чувственному порыву Маршала Обороны.
— Хорошо, что ты нашелся! — воскликнул, утирая слёзы и не особо слушая друга, Командарм Сечка и подал Василию Ивановичу 2 ведро с водкой.
— Очень даже кстати! — сказал Василий Иванович 2, вожделенно заглядывая в ведро. — А ты знаешь, кто у меня в гостях?
— Знаю, — сказал Сечка, мотнув головой, — товарищ Геннасе!
— Так ты его видел! — удивился Василий Иванович 2.
— Конечно, — ответил Сечка. — А где он сейчас?
— Пошёл в пихтовую рощу, — рассмеялся Василий Иванович 2. — Я попросил собрать грибов — он же у нас знатный спец в этом вопросе.
— Но он же терпеть не может грибов! — удивился Сечка.
— Как это — терпеть не может? — в свою очередь удивился Василий Иванович 2. — Ты что-то путаешь… Зато я обожаю грибочки! — вдруг заржал, как лошадь, первый раз увидевшая пони, Василий Иванович 2.
— Да грибы — это прекрасная закуска! — поддержал смех, по-пьяному икая, Сечка. — Но шашлык лучше!
— Не страшись, бобёр, сейчас и шашлык поспеет, — потянул за собой Сечку Василий Иванович 2.
***
Борька Оглоблин 2 заканчивал «Обнаженную Анку». Напротив него на топчане возлежала, позируя, нагая Анка 2. На ней было только одно одеяние — между ладных грудей с гладкими остроконечными сосками, от плеча, опоясывая ее, проходила пулемётная лента со зловеще поблескивающими патронами.
Дверь отворилась, и на пороге появился распространяя миазмы пота и навоза со скотного двора Клизмук.
— Закрой дверь, осёл, — закричал на него Оглоблин 2.
Анка 2 от неожиданности прикрыла пулемётную ленту руками и тоже закричала:
— Ты, что идиот, не закрыл дверь?
Наповал убитый голым телом Петрило, широко раскрыв свой крестьянский рот, смотрел на Анку 2, как инопланетянин, приземлившийся на неведомую планету.
— Что тебе надо? — нашёлся, наконец, Оглоблин 2.
— Мне не надо, Хеорасю надо, — сказал, всё ещё глазеющий на Анку 2, Клизмук.
— Хеорасю? — удивился художник-арьергардист.
— Сегодня мы должны принести Петьку, Дулю и Василия Ивановича в жертву, — разболтал секрет Хеорася Петрило.
— Как это принести в жертву? — присела на топчан Анка 2, сняв с себя пулемётную ленту.
— Это он так шутит, — успокоил пулеметчицу, задумавшись, Борька 2. Он, конечно, слышал о Хеорасе, и, сучий нюх ему подсказывал, что если выпал случай напасть на след Хеорася, он должен был этим воспользоваться. А подоплеку происходящего он решил распутывать по ходу.
— Ладно, Анка, — сказал Оглоблин 2, — давай потом закончим.
Анка 2, будто по тревоге, быстро оделась и, подозрительно разглядывая Петрило, вышла из блиндажа
***
Сержант Артемий Чорний и Геннасе Даков вот уж десятый час тщетно бродили по лесу — шли наобум, куда глаза глядят, в надежде разыскать хоть какой-то след, который выведет их на пропавших товарищей. Так как начпрод Дуля числился среди пропавших, личному составу кавполка, уж, который день не выдавали паек, а потому приходилось питаться подножным кормом. Как назло, в тот день ничего, кроме волчьих ягод, белены и поганок не попадалось. Геннасе Даков наотрез отказался есть «эту гадость». Он шел, как завороженный, по лесу, поглаживая деревца и приговаривая — «Пихта грациозная!».
— Что ж, мне больше достанется, древолюб, — пробубнил Сержант Чорний, посмеиваясь над чудачеством Геннасе, и схомячил всю белену с поганками в одиночку. Вскоре у Артемия не по-детски вспучило живот, и он примостился под кустом, отослав Геннасе вперед. Вскоре послышались шаги, и перед взором изумленного Артемия, сидевшего незаметно, как затаившийся белорусский партизан, в кустах, прошел не кто-нибудь, а он сам собственной персоной! От такой неожиданности Артемий даже потерял дар речи и лишь только с большим рвением начал тужиться по нужде.
Геннасе Даков, обогнавший Артемия метров на сто, решил остановиться и подождать сотоварища. Ждать пришлось недолго — вскоре Сержант Чорний 2, вылез из кустов и, увидев Геннасе, очень удивился:
— Товарищ Геннасе, меня Василий Иванович послал за вами, просил передать, что шашлык остывает, а водка греется! — сказал старший сержант Чорний 2, почему-то перешедший на «вы».
— Чот я не понял, — удивился Геннасе Даков. — Василий Иванович уже нашелся что ли? А Петька?.. И Дуля нашелся?..
— Да вы чо — белены объелись? — пришла очередь изумляться Артемию 2. — Дуля с утра шашлык вам жарит — старший ефрейтор Клизмук для вас вчера хряка зарезал. Все для них, блин!.. На солдатский стол хрен что достанется!