— Какого нахрен хряка? — вскричал Геннасе, которому стало казаться, что он тихонечко сходит с ума, хотя, вроде, грибочками не баловался.
— Жаренного… С хреном… С хреном и водкой.
— Какой, спрашиваю, нахрен хрен с водкой?! — взорвался совсем уже Геннасе. — И, кстати, белену не я только что жрал, а ты!
— Не опохмелились с утра что ли? — Артемий 2 посмотрел на Геннасе, как на дурака. — Впрочем, мое дело было предупредить, а там — как сами знаете. Мне, вообще, похрен…
С этими словами Артемий 2 шмыгнул в кусты и исчез, тут же появившись с другой стороны, с видом исполненного долга. Геннасе Даков смотрел на Артемия с широко открытым от удивления ртом.
— Прикинь!.. — с ходу начал Чорний. — Я там сейчас в кустах оправлялся, так мимо меня я прошел! Представляешь?.. А ты тут чо орал-то?..
— Как это мимо тебя ты прошел, если ты только что мне тут всякую хрень говорил? Постой, постой! Так это был не ты, хотя это был ты? Вообще ничего не понимаю… Ты только что пошел туда… — Геннасе пальцем указал Артемию на кусты, в которые минуту назад ушел Артемий 2. — Клянусь чертями!.. Тут что-то не так! За мной!..
Геннасе смело ринулся в кусты, куда только что ушел один Артемий 2, а за Геннасе в след устремился Артемий тоже. Вскоре Геннасе и Артемий вышли на пригорок, с которого увидали… КАВПОЛК! Геннасе и старший сержант Чорний, залегши в густой и высокой траве, устилавшей пригорок, с изумлением наблюдали по очереди, передавая друг другу биноклю. Видели подпрапорщика Дулю и ефрейтора Клизмука, тащивших на носилках целиком зажаренного хряка, покрытого нежной и хрустящей корочкой. От этого зрелища у Артемия потекли было слюнки, но тут они увидели ослика Гнома, смотрящего на их в упор, хотя их и разделяло метров пятьсот, а то и более. Что-то до боли знакомое было во взгляде ослика, но что? — Артемий не успел понять. Наконец, Геннасе увидел Сечку, сидящего под тенью навеса за дощатым столом, богато уставленным различными закусками и ведром с водкой, в компании Василия Ивановича. Он встал во весь рост и скомандовал:
— Пошли!
Через десять минут они тоже сидели за столом с Сечкой и Василием Ивановичем 2, которому они доказывали, что он недавно пропал. В ответ Василий Иванович 2 только ржал, подражая Королеве Анастасии, чтобы не разочаровывать своих друзей, хотя считал шутку очень даже глупой. Наконец, когда опьянел даже малопьющий, а потому активно мухлюющий за столом, Геннасе, к собутыльникам, вернее сказать — к соведерникам, подошел Артемий Чорний, отчего Сечке и Василию Ивановичу 2 почудилось, что в глазах стало двоиться. В голове Геннасе ничего не шевелилось — когда он пил, он тупел. Старший сержант Чорний, который сидел за столом, сказал подошедшему Чорниму 2:
— А ну, пошел отседаво!..
Тот, удивленно уставившись на еще одного себя, вдруг перекрестился вытащенным из кармана гимнастерки комсомольским билетом и поспешно ретировался. Когда второй старший сержант Чорний ушел, Сечка мотнул головой, и похвалил первого Чорниго:
— Ты абсолютно правильно сделал, что погнал его! Так ему и надо!.. А то мне совершенно не нравится, когда ты раздваиваешься… Сразу чудится, что вернулся приступ белогвардейской горячки…
Вскоре предоставили тост товарищу Геннасе Дакову. Тот встал, прокашлялся, весь как-то подобрался, будто готовится к смертельному штурму оборонительного сооружения, и сподвигся к откровению:
— Товарищи мои дорогие! Я хочу сейчас поведать вам плоды своих долгих, нелёгких раздумий, и мне хочется именно с вами ими поделиться. Поделиться с людьми, с которыми я преломлял кусок хлеба, и которым я доверяю, Как самому себя. Хотя я должен сказать, что я даже себе перестал доверять. Но, други мои, если я не прав, поправьте меня. — Геннасе смолк, собрался с духом и сказал: — Всякая идея применяющая насилие, приносящая страдания, не чурающаяся душегубства и низводящая цену жизни, какими бы благими намерениями она не руководствовалась, — происходит от Дьявола!
Сидящие за столом, вместо того, чтобы прийти в праведное неистовство от существования подобных крамольных и антисоветских мыслей, навзрыд, как маленькие дети, понурив головы, зарыдали.
Ещё один Геннасе, который не был, как и другой Геннасе, любителем возлияний, спрятался от Василия Ивановича 2 на политинформации товарища Ф. У. Рманова 2 в клубе кавполка и наивно полагал, что не принимает никакого участия в пьянке…
***
В это же время Великий Генералиссимус всех стран и времен товарищ Коба принимал с докладом Наркома НКВД трижды комиссара госбезопасности Павло Ёберию.
— Ну-с, с чем пожаловал, Павло? — закрыв один свой хитрый глаз, а другим, тоже не менее хитрым, прожигая Ёберию насквозь, фамильярно спросил Хозяин, набивая трубку табаком из раскрошенных папирос «Хреньцеговина з хлором».
— Товарищ Коба! — бодро отрапортовал Ёберия. — Мы перекрыли кислород всем этим троцкинутым, а скоро и кишки им выпустим! Только прикажите — и мы устроим им Вафлеломеевскую ночь длинных штыков!
— А что у тебя там с Хеорасем? — усмехаясь, неожиданно ласково спросил Коба.
Тут уличенный Ёберия распрощался с жизнью, у него ноги сами по себе подкосились, и он пал ниц перед Великим Вождём.
— Кобочка! — пролепетал комиссар. — Не вели казнить, вели правду говорить! Все расскажу без утайки! Ты же мне как отец родной!
— Умеешь ты подлизнуть полной лопатой, Павло! — снова страшно ласково усмехнулся Генералиссимус. — Давай, выкладывай, что там стряслось?
Наркомвоенмордел Ёберия встал, поправил ремень и начал как мог спасаться:
— Товарищ Коба! По сообщениям агентов военной разведки СМЕРД оперативного отдела ВЧК Главного Разведывательного Управления НКВД раскрыт коварный заговор, учиненный этой политической проституткой товарищем Троцким и его приспешниками — товарищами троцкистами. Поставив перед собой коварную цель отстранения от власти нашего Величайшего Вождя и Отца товарища Кобу, проститутка Троцкий вошел в связь с бандитским недобитком и чернокнижником Хеорасем Гапондяевым. Заговорщики пытаются с помощью черной магии вернуть к жизни Вождя Мировой революции товарища Ленина и с его помощью захватить власть в мире. Тебя же, мой дорогой Коба, они планируют сгноить на Туруханских урановых рудниках!
— Охренеть! — только и сказал Вождь народов, закуривая трубку. — А как они воскресят Ленина? Мы же из его мумии на опыты все мозги вытащили!
— Дорогой Коба! — отвечал Ёберия Хозяину. — Судя по поступкам и законам, у многих президентов, министров и депутатов совершенно нет мозгов! Но это нисколько не мешает им быть у власти!
— Логично… — ответил Генералиссимус, выпуская дым. — Тогда что предлагаешь?
— Я тут, в приемной, бревно оставил — осиновое. В кабинет Власик, поц, не дал занести. Так вот, дорогой Коба, ты должен заточить под кол это бревно священным серпом, после чего с помощью священного молота вогнать осиновый кол в сердце мумии Ленина — тогда он не восстанет из ада! И ты будешь жив!
— А вместе со мной будешь жив и ты, так ведь? — усмехнулся Коба, отправляя щелчком бычок трубки в окно.
— Да ты что, Коба! — вскричал с обидой в голосе трижды комиссар. — Да я за тебя жизнь отдам! Мы же с тобой в Гражданскую!..
— Стоп! — не дал договорить Ёберии товарищ Коба. — Я ещё не простил тебе Лакобу бедного, которого отравил подлым образом.
— Да, конечно, но ведь по вашему прррр… То есть, для вас!.. Только для вас…
— Ладно, мало ли с кем я и когда… Я не только с тобой… — молвил Коба, топорща рыжие усы. — И не только в Гражданскую… Но болтать об этом не следует — язык до виселицы доведет! Усек?..
— Усек… Усек… — торопливо затараторил трижды комиссар госбезопасности.
— Ну, вернемся к Хеорасю Гапондяеву… Кстати, мы с ним в Тифлисской семинарии вместе учились — как тесен мир! Надо бы проредить… Так что там Хеорась?..
— Окружен верными мне войсками НКВД в Свято-Свинежском замке. Занимается магией и колдовством, чтобы вызвать демонического зверя, который и вытащит из ада дух Ленина. Для этого Хеорась с подручными похитил и готовится принести в жертву похищенных из кавполка Василия Ивановича, Петьку и подпрапорщика Дулю. Но ситуация под контролем! Обезвредить и ликвидировать бандита Гапондяева откомандирован тайный лейтенант НКВД художник-арьергардист Борис Оглоблин.
— Хорошо, Павло, держи меня в курсе. А что с проституткой Троцким?
— Он сейчас как раз на своем смексиканском бронепоезде на полустанке Пупышкино под Своясями стоит. Отмыл деньжат через спанамские офшоры, контра!
— Да уж… Вот точно, Павло, тебе говорю — не хватает меня на этих офшорников! Но доберусь и до них! А Троцкого ты… Того… В общем, сам понял, не маленький…
— Так точно, батоно Коба! Будет сделано, Вождь ты мой любимый!
Трижды комиссар государственной безопасности товарищ Ёберия, кланяясь в пояс через шаг, попятился задом прочь из кабинета Хозяина, а затем поспешил в свой кабинет на Лумумбянку — так в народе прозывали здание НКВД, находившееся на площади имени Патриса Лумумбы — этого отважного сяфриканского революционера и пламенного борца против гидры мирового апартеида.
***
Приблизилась полночь. В тот момент, когда старший сержант Чорний встал, чтобы произнести тост, вдруг мигнула странная вспышка, и все вокруг исчезло — исчез кавполк, исчезли соведерники, исчез недоеденный хряк, исчезли стол и стулья, отчего Геннасе Даков грохнулся задом наземь. На лесной поляне стояли совершенно трезвые, но до глубины души пораженные произошедшим, Артемий и Геннасе, кроме которых остался лишь спящий крепким пьяным сном Маршал Обороны Сечка. И было отчего прийти в подобное великое замешательство: не оставив от себя ни кусочка, кавполк, или то, что было очень похоже на кавполк, в одночасье испарилось без следа. Исчезло все — люди, дома, животные… Как будто вот она — жизнь, только что была, мелькнула ничтожная секунда и ничего уже нет. Артемий и Геннасе долго стояли, не в силах произнести ни слова. Наконец, старший сержант Чорний вышел из оцепенения, растолкал Маршала Обороны Сечку, который не понимая, где находится, крутил частью тела, которую в данный момент тяжело было называть головой.