Хеорась был беспредельно шокирован. Поняв, что весь его гениальный план сорвался, он заорал нечеловеческим голосом и, размахивая серпом, накинулся на застывшего от ужаса Петрилу Клизмука…
Внезапно в центре пентаграммы появился осёл Гном с новеньким ручным пулемётом «Печенег» фирмы ЦНИИТОЧМАШ в крепких ослиных копытах и расстрелял длиной очередью Хеорася, после чего с широкой ослиной улыбкой посмотрел на поседевшего в одну секунду Клизмука, подмигнул ему и растворился в воздухе.
Оставшись один, Клизмук ринулся в кабинет Хеорася, где оставались еще несколько бутылок старого английского бренди, и, прихватив оные, поспешил покинуть этот сатанинский замок. Петрило сел в тачанку своего почившего хозяина и погнал лошадей, куда глаза глядят.
***
В штабе кавполка стоял гайгуй — уж, третий день царило веселье — столько радостных событий сразу!
Во-первых, нашелся подпрапорщик Дуля, который открыл продуктовый склад, и личный состав полка впервые за месяц получил горячее питание.
Во-вторых, нашлось, как вы помните, знамя полка, которое дотоле Командарм Сечка, озираясь на Василия Ивановича и Анку, признал подлинным, а потому теперь никого не сошлют в Заполярно-Сибирский стройбатный имени Стахана Корчагина полк.
В-третьих, уходил на пенсию маршал кавалерии З. А. Бубённый, который решил посвятить остаток своей жизни семейным делам. Поговаривают, что приехавшая в полк Дульсинея Тамбовская вытащила из пакета мокрую тряпку и принялась лупить маршала, пока тот не сдался и не подал Командарму рапорт об уходе в отставку. Маршал Обороны подписал рапорт, но обиделся на друга, после чего пятнадцать минут с ним не разговаривал.
В-четвертых и пятых, справляли сразу две свадьбы — Анка-Патя вышла замуж за Петьку, а Василий Иванович женился на товарися Чаво Саня, то есть на красавице Ы Пёх, дочери Командарма.
В столовой кавполка были сдвинуты столы, обильно накрыты диковинными яствами и редчайшими алкогольными напитками — это постарался расчувствованный своим спасением подпрапорщик Дуля. Стены столовой были украшены свежими лозунгам, заботливо написанными к свадьбе полковым художником Борькой Оглоблиным: «Жена — друг молодежи!», «Советская семья — оплот коммунистического будущего!», «На каждый шесток найдется свой роток!» и другие. Личный состав полка предавался пьянке и веселью и ничто не омрачало праздник.
В-шестых, провожали Пян Се в братскую Германию, томящуюся под гнетом фашистской власти, на встречу с проститутками Гамбурга и с тайным заданием.
В качестве тамады за столом сидел Маршал Обороны товарищ Сечка. Справа от него сидели З. А. Бубённый с Дульсинеей Тамбовской, мастер конного спорта межконтинентального класса товарищ Геннасе Даков, комиссар дивизии и кавполка товарищ Ф.У.Рманов, старший сержант Артемий Чорний и полковой художник-арьергардист Борис Оглоблин. Слева сидели: Василий Иванович и его новоиспеченная жена Чио Чаво Саня, молодожены Петька и Анка, брат Анки — Ахмед-Махмед, товарисика Пян Се, Дуля и сержант Вовка Шигорецский.
Один весьма забавный случай надолго запомнится гостям свадьбы. Абрек Ахмед-Махмед, который не хотел отдавать замуж свою сестру Анку-Патю, пока не получит калым, получил в качестве оного бурку Василия Ивановича, которую тот снял некогда с заполоненного им барона Урин-Гелия. Довольный подарком, Ахмед-Махмед щедро угощался яствами и пил коньяк, периодически посматривая на Пян Се, то есть на У Пын, приняв её за девицу. Наконец, Ахмед-Махмед не выдержал, вскочил, подбежал к Пян Се, завернул ее в подаренную бурку, взвалил на плечо и побежал на выход. Но не прошло и десяти минут, как Пян Се принесла обратно на себе Ахмед-Махмеда и усадила его на прежнее место. Ахмед-Махмед чрезвычайно шокированный своей ошибкой, сидел, открывая и закрывая беззвучно рот, как выброшенный на берег карась, и пил, не закусывая. Он даже не представлял, что сие было предтечей большой, крепкой мужской дружбы.
Веселье было в самом разгаре, когда дверь в столовую внезапно распахнулась, и в столовую верхом на ослике Гнома въехал сам Верховный Главнокомандующий товарищ Коба. Царившее в столовой веселье моментально стихло, и все с тревогой в сердце взирали на нового гостя. Оглядев всех суровым взглядом, Коба спросил:
— Ну, что, не ждали, суки?
Внезапно и одновременно со своих мест вскочили Анка и Ахмед-Махмед и бросились к Кобе:
— Папа!.. Отец!..
Увидав подбежавших к нему Патю-Анку и Ахмед-Махмеда, Верховный Вождь распахнул объятия и прижал Анку с Ахмед-Махмедом к своей широкой груди.
— Патя!.. Ахмед-Махмедка!.. Доченька!.. Сынок!.. — только и мог выговорить Коба, у которого от волнения на суровых маленьких глазах выступили слезы… Коба стоял и гладил своих детишек по голове, плача и нисколько не стесняясь своих слез…
Незаметно для всех смахнул копытом скупую слезу и ослик Гном — ничто человеческое и ослам не чуждо!
***
Когда Кобе становилось архичрезвычайно печально и одиноко, он уединялся в маленькой каморке в Хремле, и предавался воспоминаниям. Так было и в тот раз… Коба устроился в удобном кресле, взял со столика томик своей тайной автобиографии, написанной Джо Сосало-Вкустынадей, чтобы освежить в памяти некоторые факты своей собственной жизни и начал его неспешно листать. Он, конечно, всё помнил и даже знал о себе то, что в этой книжке не написано. Но память человеческая не столь надежна как бумага.
А бумага сия гласила: «Когда-то давно, еще до Революции, когда Коба учился в Тифлисской семинарии и был еще грузином, у него было три жены. Старшую звали Нина Алилуйкян, у которой от Кобы была дочь Свэта. Средней женой была тхакушинка Мадинат Обоева, у которой от Кобы был сын Ахмадинежад или Ахмед-Махмед. А самой младшей и любимой женой была абасаранка Перманганат Халия, которая и родила Кобе красавицу дочурку Патиматрай. Однако, Нина Алилуйкян невзлюбила остальных жен, и когда Кобу отчислили из семинарии за неуспеваемость, Нина подговорила его переехать из Тифлиса в Баку. Не подозревавший о коварном заговоре своей старшей жены, Коба согласился с Ниной и поехал в Баку первым, чтобы подготовить новый дом. Когда Коба нашел жильё, он сообщил об этом Нине по телеграфу, которая должна была выехать из Тифлиса, захватив с собой всех детей, а также Мадинат и Перманганат. Однако, злобная Нина перед самым отъездом послала Мадинат на базар, а Перманганат — на рынок, и, когда те ушли, быстренько собрала вещи и уехала, не оставив адреса. По пути коварная Нина сдала малолетних Патиматраю и Ахмадинежада в разные детские дома (где Перманганат спустя годы случайно нашла свою дочь, а потом и сына, после чего отправила их к своему брату в Килзяр), а Кобе сказала, что дети и их мамы умерли в пути от свирепствовавшей в то время бубонной дизентерии»…
Да всё так и было: Коба так сильно опечалился потере двух жен и двух детей, что с горя застрелил Нину и, чтобы забыться, утопил свое несчастье в революции, которая и вознесла Кобу до высочайшего поста Красноперого Вождя всех народов и Верховного Генералиссимуса. Однако, с тех пор Коба стал весьма подозрительным и научился быстро и легко раскрывать тайные заговоры, которые плели против него разного рода проходимцы и враги народа.
Но теперь, казалось, луч света проник в темную жизнь Кобы — он вновь обрел своих дочурку Патю и сынишку Ахмед-Махмеда.
***
На следующий день праздничный гайгуй увенчался большим собранием полка. На сцене был водружён длинный стол, за которым собрался президиум, почти в том же составе, в котором они сидели за праздничным столом, за исключением того, что теперь, как и положено, тамадой, то есть председателем президиума, был избран Коба, который восседал на самом почётном центральном месте. По левую сторону от Кобы сидели, делающие трезвый вид, комиссар Ф. У. Рманов, Василий Иванович, старший сержант Чорний, сержант Шигорецский и товарищ Геннасе Даков. По правую сторону сидели Командарм и Маршал Обороны товарищ А. О. Сечка, уходивший в отставку маршал кавалерии З. А. Бубённый, художник-арьергардист Борис Оглоблин, а также Анка с Петькой. Остальные гости и личный состав разместились в партере. В первом ряду партера сидели начальник штаба полка, начпрод Дуля, наконец получивший вполне заслуженное звание — прапорщик, товарися Чаво Саня, товарисика Пян Се, старшина Запаханный, а также ослик Гном. Вокруг стола суетился и Ахмед-Махмед назначенный виночерпием.
Товарищ Коба поздравил всех присутствующих с чудесным обретением знамени и с вызволением похищенных товарищей из бандитского плена.
— К сожалению, — говорил Верховный, — наша молодая Страна Советов находится в окружении коварных врагов, мечтающих уничтожить революционные достижения, а потому всячески вредят молодой Советской Власти, засылая своих шпионов и плодя вредителей и врагов народа. Такими подлыми шпионами и врагами народа оказались наркомвоенмордел и политическая проститутка Троцкий, скитайский колдун А Ли, а также бандит Хеорась Гапондяев.
(Бурные аплодисменты, крики «Позор!»)
— Однако, — продолжал свою речь Коба, — стараниями доблестного наркома НКВД товарища Ёберии, предатели и враги народа были изобличены и уничтожены. К сожалению, в этой не объявленной тайной войне наша страна понесла невосполнимую утрату — в неравной борьбе с кровавыми бандитами погиб и сам нарком НКВД товарищ Ёберия, которому решением Политбюро посмертно присвоен Большой орден «За Серп и Молот!».
(присутствующие в зале почтили память наркома вставанием и минутой молчания…)
— Также медалями «За Дружество» награждаются Командарм Сечка, маршал Бубённый, старший сержант Чорний, сержант Шигорецский, партизан Геннасе Даков, скорейские товарищи Ы Пун и Ы Пёх, Василий Иванович и Анка с Петькой. Ослик Гном награждается ценным гламурным недоуздком со стразами от конского кутюрье Василия Колчановича и тремя тоннами душистого клеверного сена!
(В зале раздались продолжительные бурные аплодисменты.)