— Причудится же такое! Я ведь этого Гнома только распряг в конюшне… — подумал Петька, сжимая свои трофеи в штанинах галифе, одновременно перекрестившись комсомольским билетом, и постучался в дверь.
Как Петька и ожидал, вскоре послышались шаги, лязг открываемого шпингалета, и дверь гостеприимно распахнулась. В сладострастном предвкушении свидания с любимой им Анкой, Петька хотел было шагнуть за порог, однако его спихнул безразмерным животом человек-пузырь, который неспешно исчез в темноте… То, что он увидел в вагончике, повергло его в шок: в комнате был полный кавардак, как будто здесь произошло кровопролитное сражение. Петька вытащил из галифе пузырь виски, откупорил и отхлебнул несколько раз большими глотками и полный решимости догнать человека-пузыря кинулся в темноту.
***
Директор Сигуранцы генерал-хорунжий шановный пану З. А. Навеску в этот вечер готовил в королевскую канцелярию тайный доклад: по имеющимся агентурным сведениям, в советском Центре подготовки космонавтов им. Р. О. Гогозина стартовала программа по запуску пряной свинины на орбитальную станцию — грузчик с тяжелым мешком свинины прыгал с высокой стены на супербатут, с коего и стартовал на орбиту. Однако, это происшествие никакого отношения к нашему повествованию не имеет, и мы не будем больше упоминать о нем…
ГЛАВА 3
«Разумение иного на трех китах: на невежестве
и уверенности в своей правоте. А третий кит у него дохлый!»
Се Дук Сен.
Наркомвоенмордел товарищ Троцкий не переставал вынашивать отвергнутый проклятыми оппортунистами план, который он представил в секретной записке Совету обороны Политбюро, как новый военный план «Варвар Асса», предусматривающий — по старой смонгольской традиции –молниеносный захват Синдии. Тогда, вполне уверенный в скорой гибели страны Советов, Лейба Троцкий предлагал, как акт агонии, сформировать корпус из тридцати-сорока тысяч всадников и нанести революцию, подобно Смукердонскому, в Азию. Но пока были завербованы лишь всего десять тысяч — но зато весьма опытных! — кровожадных кавказцев из тхакушинского тейпа, каждый из которых стоил троих, а то и четырех синдийцев. Кроме того, в подпольных типографиях, оставшихся от старых, расстрелянных в силу их несоответствия новому духу времени, революционеров, по приказу товарища Троцкого печатали переведенные на туземные языки труды Карла Смаркса, Ленина и — конечно же! — самого товарища Троцкого.
С чувством выполненного долга, Лейба Троцкий просмотрел поступившие к нему за день оперативные донесения и удалился в тайную комнату, где практиковал революционную магию.
***
Веселье в камере гарнизонной гауптвахты тем временем подошло к кульминационному моменту. В самый разгар тюремного застолья Анка вскочила на стол и закричала:
— А теперь смотрите! — и начала с себя стаскивать женскую амуницию.
— Что ты делаешь? — успел лишь спросить, как огня боявшийся женского стриптиза в силу своего старорежимного домостроевского воспитания, сконфуженный Василий Иванович, но Анка уже стояла перед ними в алых бюстгальтере и трусах.
Василий Иванович как бык выпучился на красный цвет нижнего белья Анки и, заикаясь, закричал, хлопая себя по боку, ища наградной маузер товарища Троцкого:
— Что такое?..
Маршал Обороны товарищ А. О. Сечка, не веря своим глазам, плотоядно осматривал выдающиеся формы Анки и было весьма видно, что его явно очень мало интересовал цвет Анкиных трусиков.
— Успокойтесь, Василий Иванович!.. — сказала Анка. — Сейчас вы сами всё поймёте!
— Кажется, я уже всё понял! — воскликнул убитым голосом Василий Иванович.
— Ничего вы не поняли, — спокойно ответила Анки. — Теперь пусть снимет штаны Андрей Онтонович.
— Айн момент… — радостно воскликнул Маршал Обороны и начал было раздеваться, но, когда дошёл до галифе, вдруг испуганно осекся и остановился.
— Василий Иванович, пусть он снимет штанишки, и вы сразу всё поймете, — умоляюще попросила Анка.
В глазах Василия Ивановича мелькнуло нечто весьма издали похожее на мысль, и он, потеряв всякую субординацию, приказал-таки Маршалу Обороны:
— А ну, сука, скидай портки!..
— Не буду! — мотнув головой, заупрямился Сечка.
Тут Василий Иванович и Анка, обменявшись взглядом, не сговариваясь, накинулись на товарища Сечку и, повалив его, стянули с него галифе…
На Командарме были такие же алые, как у Анки, семейные трусы! Спереди — на месте ширинки — красовалась большая золотая звезда. Сомнений не оставалось: Василий Иванович слишком хорошо знал сие знамя — когда однажды они тикали от белых, в одном месте знамя было пробито вражеской пулей, и Василий Иванович, после того как улеглась суматоха, самолично очень аккуратно заштопал знамя. И вот теперь это знамя стало трусами Маршала!..
Командарм не переставал обороняться, и тогда Василий Иванович со всей дури, а дури у него было очень много, впендюрил товарищу Сечке в глаз кулаком. Вокруг правого глаза Маршала сию же секунду проявился большой красивый фонарь, после чего Командарм совсем обмяк.
— Как же давно я хотел это сделать! — воскликнул запыхавшийся Василий Иванович, но потом, спохватившись, спросил:
— А как ты про это узнала?
— Очень просто, — ответила, одеваясь, Анка, — мне кое-что интересненькое рассказала ваша кобыла Королева Анастасия.
— Во болтушка! — только и воскликнул Василий Иванович.
— Потом я допросила, — продолжила Анка, — пока вы здесь пьянствовали, лошадь Командарма. Она тоже во всем мне созналась. Это Сечка выкрал оригинал знамени. Он хотел, чтобы вас расстреляли, а на ваше место он хотел поставить своего зятя Гришку Скотовского.
— Во падло! — вырвалось у Василия Ивановича. — Расстрелять?! Меня?! Да я тебя щас!..
Вдруг в камеру вбежал строевой рысцой комиссар Ф. У. Рманов с изъятым из галифе подпрапорщика Дули алиэкспресовским знаменем полка наперевес.
— Василий Иванович! — кричал радостно товарищ Рманов. — Знамя нашлось!
— Да, уж… Нашлось… — хмуро ответил Василий Иванович, а уже пришедший с себя Маршал Обороны пробубнил:
— Ну, и славненько!.. — и начал, шатаясь, надевать свое галифе.
«И тут он, гад, выкрутился…» — подумал Василий Иванович и смачно сплюнул в тарелку, в которой одиноко алел в окружении смятых папиросных окурков сморщенный соленый помидор.
— И как, мля, я теперь поеду в Смонголию с таким фингалом?.. — недовольно пробубнил Сечка, разливая очередную порцию самогона по стаканам.
— Как тебе, мля, не стыдно! От ведь гаденыш, мля!.. А еще старый боевой товарищ, называется… — возмутился обиженно Василий Иванович, с виноватой детской ухмылкой, поглядывая на фингал товарища Сечки.
— Ага… Очень стыдно… — признался немного протрезвевший Маршал Обороны, застегивая портупею. — Но, мля, сам понимаешь — жизнь такова… Одно приятно, что теперь не придётся расстрелять тебя к чёртовой матери.
С улицы донесся веселый и задорный смех ослика Гнома…
***
В это время, за месяц назад, где-то на Дальнейшем Востоке, в загадочной стране Северная Скорее, только что вступившей на путь истинного социализма — путь чухни, на окраине столичного города Пьянпень в секретном дворце Великого Вождя Скорейской революции товарища Се Дук Сена проходило не менее секретное совещание, на которое были вызваны все скорейские генералы.
— Товарися! — начал свою пламенную речь, прерываемую бурными аплодисментами, переходящими в иступленные овации, Краснопёрый Вождь и Любимый Руководитель товарищ Се Дук Сен. — Наша молодая республика довольно натерпелась от промежнародных империалистов, стремящихся задушить истинно сосциалистическую Северную Скорее, ставшую на путь чухни! Только Северная Скорее идет верным ленинским курсом, в отличие от скатившегося на путь ревизионизма, троцкизма и мяоизма Советского Союза.
(бурные аплодисменты, крики «браво!»)
— Товарися! — продолжал замечательно противоречивый в своей гениальности Любимый Руководитель Се Дук Сен, отхлебнув из граненого графина свою неизменную рисовую соджу. — Как вы все хорошо осведомлены, наша республика много натерпелась от кровавых банд хунвейбонов и бухензухов, совершавших свои подлые набеги через реку Амноган с территории мяоистского Скитая. Однако, это время прошло! Банды бухензухов и хунвейбонов были разгромлены революционными войсками Народной Армии Скорее под командованием нашего блестящего генерал-сержанта товарища Пук Сунь! Бандам бухензухов и хунвейбонов пришлось отступить на территорию материкового Скитая, где они были нещадно разбиты и рассеяны по Маньчжурской тайге союзными войсками Тай-Баньского диктатора генералиссимуса Чайн Кой Сы и Маньчжу-Гойского императора Пу И. Сейчас бухензухских недобитков, перебравшихся на сопредельную территорию и скрывающихся в глухих отрогах Сикота-Олиня, преследуют и уничтожают революционные охотники под руководством красноудэгейского товарища Урсулы де Рзала.
(продолжительные овации, крики «Слава КПЕИСУС!»)
— Однако, — продолжал Краснопёрый Вождь Се Дук Сен, закусив соджу ким-чей, — коварный прихвостень мирового империализма и кровавый главарь бухензухских банд, чье имя нам пока неизвестно, скрылся в неизвестном направлении. Что скажет начальник СВР?
Слегка откашлявшись, по стойке «смирно» вскочил генерал-капитан Пук Ыч, возглавлявший Североскорейскую Военную Разведку. Пук Ыч предоставил рапорт, основанный на донесениях работающего под прикрытием в Сяпонии тайного агента Киментерна (позывной «Микадо») по имени Хиросино Токусбоку, который подрабатывал сяпонским императором. Из донесения Микадо стало известно, что главарем бухензухов являлся незаконнорожденный отпрыск маньчжурской принцессы Елены Петровны Блаблаватной и барона фон Ундгердна безобразный Хеорась Гапондяев, который сбежал далеко на запад и обосновался в районе, расположенном между советско-польской границей и железнодорожной станцией Голицино, Одинцовского дистрикта.