А высоконравственные крестьяне по своей натуре были ещё очень практичными людьми и разделили между собой ещё и тушу коня Перегара.
***
Никто из живущих в мире, кроме нескольких особливо посвященных в игры мирового закулисья лиц, не знал того, что той же самой ночью, когда происходили все описанные выше события, в Атлантическом океане в районе Вермутского Треугольника всплыли кверху брюхом две дохлые подводные лодки неустановленного происхождения. Однако, это происшествие никакого отношения к нашему повествованию не имеет, и мы не будем больше упоминать о нем…
ГЛАВА 4
«Человек рожден для счастья, но он об этом даже не догадывается»
Се Дук Сен.
С тех самых пор, как Отец народов, Всеблагодетельный, Всезнающий, Господствующий, Всевидящий, Всеслышащий и Справедливейщий, Исправляющий силой счетовод и проводник веры, Уменьшающий и Увеличивающий Смотритель, Всемогущий Победитель Коба поселился в Хремле, его постоянно беспокоили духи прошлого. Приходили, например, по ночам, и причем — в полнейшем сраме, то Ванька Грозный с Малютой Скуратовым в обнимку; то вдрызг пьяный Ваня Кошелек, что-то нечленораздельно бормотавший не то по-статарски, не то по-смонгольски; то упитанная царевна Софья с царем Федей на загривке; то какие-то черти полосатые; то надпись кровавая на белой хремлевской стене проступит — «Мене мене текел упарсин»… Коба, конечно, понимал, что все это знаки… Оттого и приказал смыть белую краску с кирпичных стен Хремля, чтобы красная надпись на красном же кирпиче в глаза не бросалась. Вот и донесения агента Оглоблина явствовали, что этот земляной червяк Ёберия затеял какую-то свою игру… Да и А Ли докладывал об опасных магических экспериментах наркомвоенмордела Троцкого. Надо с ними заканчивать, мать его за ногу. Эти несчастные даже не представляют, в какую игру они впутались!
— О, мой Сетх, покровитель мой! О, мой бог с красными жгучими глазами! Бог ярости, разрушения, хаоса, войны и смерти! — сказал вслух Коба, поглаживая сухой рукой свой занедюживший после вчерашнего возлияния живот. — Укрепи живот мой, дай мне вкусный стол и хороший, качественный стул. И прости мне грехи мои, как на земли, так и на небеси…
***
Потомственный шляхтич шановный пан Ефген Надвидовский — знатный господарь белорусского местечка Гомыл, а заодно владелец полукустарной мануфактуры по производству ломовых хомутов и дуг, основанной ещё в стародавние нэпманские времена, сидел на берегу безымянной речушки и удил царь-рыбу. Изменив высокому слогу аллюзий, можно было сказать по-простецки — и ни фига он не поймал! Но ему было довольно параллельно, ибо он не столько удил, сколько размышлял своими думами, и подглядывал за всем вокруг — из чего что происходило. Ярко светило большое солнце, и пан Ефген, прячась от палящих лучей оного, поглубже втиснулся в тень прибрежного ивняка, а потому был весьма невиден с, пролегаемого вдоль противоположного берега речушки, тракта. Зато пану Ефгену было прекрасно видно все, что происходило на этом самом тракте.
Пан Ефген сидел и размышлял о предстоящей на следующей неделе в Московии конской выставке «ЭквиДресс», наяву представляя барыш от проданной на сей выставке сбруи и амуниции, как вдруг увидел появившегося на тракте странного вида подобие человека.
Облаченный лишь в одно исподнее — в кальсоны и майку, человек шел враскорячку по тракту, шлепая по шершавому асфальту босыми ногами, и громко матерился неизвестными доселе пану Ефгену экспрессивными идиомами, взятыми явно не из словаря Гдаля или романов Теодориха Достоепшего. Пышные усы странного человека покачивались в такт босоногой ходьбы так, что издали казалось, что, разящий к тому же за версту отборнейшим перегаром, матерящийся рот хлопал своими усами-крыльями, словно отчаянно пытался оторваться от головы своего хозяина и улететь куда-нибудь нафиг и подальше. Внезапно пан Ефген узнал в странном человеке знаменитого дивизиеводца и героя Гражданской и Военных войн, чьи портреты висели в каждом детском садике — это был сам Василий Иванович.
— Видать, хорошо погулял вчера… — с завистью подумал пан Ефген. — А мне… Эх, сам бы горилки выпил да с яичницей на шкварках… да, блин, чёртова жинка опять бранить будет…. Скорей бы, уж, выставка!.. Эх, напьемся там с Шевченом бен Роман-оглы Леонидштейном из музея «Тройки»! Кучер он знатный! Одна сковородка, аки чугунный таз, для картохи с мясом у него — ого! — метр в диаметре!.. А то и полтора!..
Внезапно из-за поворота, грохоча по ухабам, как «Вжигуль», прервав блаженные мечты пана Ефгена, вылетела черного цвета тачанка, в которую был запряжен четверик вороных рысаков. На козлах сидел, управляя четвериком, человек-пузырь, облаченный в поповскую рясу. Когда тачанка поравнялась, со шлепавшим босыми ногами по тракту Василием Ивановичем, человек в рясе внезапно натянул вожжи, остановив четверик, и, весьма ловко для своей пузатой телокомплекции спрыгнув наземь, огрел Василия Ивановича чем-то по голове. Затем пузырь в рясе запихал обездвиженного Василия Ивановича в мешок и закинул в тачанку. Хорошенько заперев дверь тачанки, человек в рясе не менее ловким движением вспрыгнул на козлы, взял в руки вожжи и, прежде чем тронуть лошадей, огляделся вокруг. Ничего не увидев подозрительного, человек в рясе огрел рысаков хлыстом и тронул вожжи. Всё также грохоча по ухабам, как «Вжигуль», зловещая тачанка покатилась дальше.
Глядя вослед удаляющейся карете, пан Ефген с трудом вспомнил, где он видел этого пузыря в рясе — еще в Гражданскую войну в местечке Гомыл орудовала кровавая банда, которой управлял провокатор и поп-расстрига Хеорась Гапондяев. Конечно, в итоге банду окружили и уничтожили бойцы свободной армии батьки Сохно, которого, в свою очередь, но уже в Крыму, окружили и уничтожили войска Первой и Второй конных красных армий под руководством командармов З. А. Бубённого и П. Ж. Огородникова. Раненый батька Сохно с горсткой оставшихся в живых соратников тайными тропами оторвались от преследователей и улизнули за границу. Поп Гапондяев же исчез без следа. Поговаривали, что Хеорась Гапондяев подался не то в ВЧК, не то в Гестапо, не то в Штази, а может даже в НКВД или Моссад. В любом случае, встреча с бывшим главарем кровавой банды никому ничего хорошего не сулила. Пан Ефген понял, что остался незамеченным этим безжалостным разбойником, а потому, почитай, родился на свет заново.
Бросив свои удочки в густые заросли ивняка, пан Ефген, послав жинку и её родственников к чёртовой бабуле, поспешил снять нервное напряжение штофиком гарной горилки, настоянной на остром перчике, в корчме «Трибля», которой заправлял весьма большой раздолбай, любитель выпить и побузить Аболяй Алёхин.
***
Утро в кавполку выдалось сумбурным. Кроме подпрапорщика Дули, без вести пропали также боец Петька и комдив Василий Иванович. Маршал Обороны товарищ Сечка рвал цепи и метал икру. Дважды комиссар госбезопасности товарищ Ёберия, чтобы от переполнявшей его злости не застрелиться самому, арестовал и расстрелял нескольких случайно попавшихся под горячую руку бойцов и офицеров, обвинив оных во вредительстве, пособничестве шпионам Антанты и буржуазном очковтирательстве. Но ему от этого нисколько не полегчало…
Оперативники из Особого Отдела ВЧК арестовали и увезли в неизвестном направлении, единственного свидетеля пропажи подпрапорщика Дули ослика Гнома…
У Анки на нервной почве раньше времени начались совсем не «те дни»…
Красноармейцам, ввиду отсутствия начпрода был объявлен «разгрузочный день» — личный состав был отправлен на станцию Голицино разгружать вагоны с углём и навозом, для удобрения скудных гумусов отечественных почв.
По Одинцовскому дистрикту поползли различного рода слухи — один зловещее другого. Шептались о наступлении голодомора, о нашествии гуннов в Паннонию, о коварном заговоре Шухевича и Шушкевича, о нападении фашистской Германии на подпольщиков Кракова, о тоталитарной секте врунов-верунов отца Мойши Задорного, о восстании машин в Парижском гетто, о заговоре рептилоидов против дебилоидов, о повышении цен на водку, о кровавой драке между фанатами «Манчестер Юнайтед» и фанатами ОМОН, о том, что товарищ Крупская родила от товарища Сталина товарища Молотова в честь Мировой революции, о свингерской вечеринке в ГУМе, о Народном фронте против происков пришельцев-либерастов из клана Чемберлена, как и о многом-многом ином, о чем рядовым и непосвященным гражданам знать совершенно необязательно.
Оперативники НКВД отчаянно боролись с распространением панических и антисоветских слухов, но слухи, как тараканы, множились, подобно снежному кому, катящемуся с высокой горы, или подобно Лернейской Гидре, у которой вместо одной отрубленной головы вырастало десять совершенно новеньких голов.
Под вечер на станции Голицыно злоумышленником был совершен теракт — вредитель и враг народа Ян Амелин, притворявшийся простым советским гражданином и слесарем ремонтных мастерских подвижного состава, после бутылки водки, запитой трехлитровой банкой пива, с криком «Сталин — амбал!» совершил подрыв новогодней петарды. В результате теракта взрывной волной в станционном ресторане «Красный гудок» выбило все окна, украло столовое серебро в количестве 30 комплектов, вынесло 25 чешских сервизов на 50 персон каждый, похитило полугодовой запас продуктов, 12 ящиков коньяка и дало взятку инспектору ОБХСС Гене Курочкину, которого заставило списать всю недостачу на теракт. Злоумышленник был задержан на месте преступления оперативниками ОГПУ и после допроса с пристрастием сдал всю террористическую организацию, в которой, помимо самого Яна Амелина, состоял Геннадий Курочкин и ещё около пятисот иных злоумышленников, которых Революционный Трибунал приговорил к смертной казни. Дважды комиссар государственной безопасности товарищ Ёберия за раскрытие террористической организации был представлен к награде медалью «За серп и молот!» и к очередному специальному званию трижды комиссара госбезопасности.