В Москве на всякий случай — от греха подальше — из наградного пулемета, хранившегося в сейфе НКВД, застрелился революционный поэт и пламенный борец с буржуазным эгофутуризмом и декадентством, заядлый бриколюб товарищ Вован Вольдемарович Маякошвили.
***
Подпрапорщик Дуля лежал в гробу, по самую грудь засыпанный искусственными цветами, неаккуратно вырезанными из разноцветной бумаги. Казалось, что что-то невидимое сковывало все его тело так, что подпрапорщик не мог пошевелиться. Вокруг гроба ходил, размахивая дымящимся кадилом, старый поп Хеорась Гапондяев, известный по дореволюционной подпольной работе как провокатор Крокодил Гера. Поговаривали, что поп Гапондяев был двойным, а то и тройным агентом. Хеорась Гапондяев и вправду подрабатывал на пол ставки в ВЧК, имея звание старшего подполковника НКВД, а также в звании оберпопенфюрера СС был осведомителем и тайным агентом VI управления РСХА, занимавшегося в Третьем Рейхе разведдеятельностью в странах Восточной Европы, наиболее восточной и наименее европейской из которых была совсем ещё молодая и несмышленая Страна Советов.
Поп Гапондяев, путаясь в полах своей длинной рясы с глубоким декольте, сгибаясь под тяжестью златой звезды (которая хоть и висела на толстенной поповской шее на не менее толстенной золотой цепи, однако, в силу весьма упитанного телосложения Хеорася Гапондяева, возлежала на необъятном поповском пузе, подобно огромному осетру, упокоившемуся в жаренном виде на аэродромоподобнейшем обеденном столе в скромной монастырской трапезной), ходил вокруг гроба, в котором в совершенно неудобной позе лежал несчастный подпрапорщик Дуля. Поп Хеорась, как маятником Фидо, размахивал кадилом и монотонно-уныло напевал молитву из 87 тома Собрания Сочинений Ленина.
— Ленин наш, иже еси в Мавзолеси!.. Да святится имя твое!.. Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жив! Смертию смерть поправ!.. — гундосил поп Гапондяев, вдыхая канабисный дым, источаемый кадилом. — Ленин вокресе, воистину воскресе! Харе Ленин, харе рама, Ленин, Ленин, харе, харе… Ленин акбар! Янар игалиц! — И, помолчав, добавил: — Саллялаху аляихи ва салям! In nomine Lenin et Stalin et Spiritus Sancti, blya… Амен!..
С этими словами поп поставил на пол кадило и зажег свечи под иконами Санта-Ленина и благодатной девы Марии Ленинородицы, от чего воздух в помещении, и без того преисполненный дурманящим дымом канабиса, наполнился новыми, пьянящими голову, запахами. Подпрапорщик Дуля закашлялся, не в силах более переносить сей великолепный тошнотворный смрад, и, проблевавшись, вырубился…
***
На следующее утро Бур Заборски, главный оракул и магистр Биохимического института Наркомздрава, проник в главный некрополь Советского государства и пролетарскую святыню, то бишь, в склеп Мавзолея — ступенчатой пирамиды, чтобы подлить немного бактериоцидака в саркофаг, в котором покоились красные мощи верховного жреца революции — сиятельная мумия апостола коммунизма Ильича Ленина, и обнаружил, что…. Ленин в гробу перевернулся!.. Бур чуть не сделался заикой, слегка поседев и обделавшись. Но, как человек далеко неглупый, он решил об этом никому не заикаться, потому как мог лишиться не только всего, что он нажил непосильным трудом, но и того, чем он дорожил больше всего на свете — своей жизни. Бур Заборски, действуя, как заведенный, кое-как вернул вождю прежнее положение и, подлив бактериоцидака, удалился.
***
Анка проснулась утром от громкого стука в дверь. Забыв, спросонья, запихнуть свое красивое, точенное тело в халат, Анка открыла дверь в чем спала — на ней были алого цвета трусики и лифчик, выкроенные из полкового знамени. В таком виде и увидел Анку Маршал Обороны товарищ Сечка, который стоял за дверью. От неожиданности товарищу Сечке показалось, что это ему снится, или уже когда-то приснилось. Командарм, которому из-за фингала пришлось отказаться от поездки в солнечную Смонголию, забыв, что пришел вытребовать у Анки прощение за позавчерашнее своё безобразное поведение, жадно созерцал её. Но маршал тут же вспомнил, что позавчера и видел её в таком же виде, оглянулся по сторонам и быстро зашел внутрь, поспешно заперев за собой дверь.
— А ведь хороша, чертовка! Нечего сказать — хороша! — думал Командарм, поглаживая свой фингал и разглядывая со спины пошедшую варить утренний кофе Анку. Так, уж, получилось, что изображенный на знамени полка вождь мирового пролетариата товарищ Ленин, при раскройке знамени и пошива из него дамских нарядных трусов, оказался как раз меж полушарий попы Анки, отчего, казалось, глумливо подмигивал левым глазом, в то время, когда Анкины архиаппетитные ягодицы двигались при ходьбе, как жернова, перемалывая оторопелый дух Сечки. Не в силах оторвать взгляд от такого зрелища, Командарм Сечка боялся поднять глаза, чтобы не встретиться взглядом с Анкиной грудью, ежель она повернётся, устрашаясь, что из него одновременно потекут слёзы, сопли и слюни.
— Ты это… Спасибо… — не глядя, приняв из рук Анки кружку свежесваренного по-турецки кофе, сказал, с явной завистью в голосе, товарищ Сечка. — Говорят, к тебе ослик Гном по вечерам ходит? А ещё говорят, что он как раз Петьку последним видел. А что это Гном к тебе по вечерам зачастил? Ты что — с ослом… того, в смысле?..
— Да ты что охренел? — чуть не поперхнулась кофе Анка. — Я же Петьку люблю! Петьку!.. Знаешь какой у н… он. А Гном… Ну… Как сказать… В общем… В общем, я разрешаю этому милому человекофилу, ослику Гному встречаться у себя с одним типом…. Любовь у них, что ли…
— С каким это типом?.. — насторожился Командарм.
— Да хрен его знает… — отмахнулась Анка. — Такой пузыристый, в рясе, да на бандита похож…
От этих слов Командарм вскочил, как в зад ужаленный герпетолог:
— Ааааа!.. Ослоложник!.. Поп Хеорась Гапондяй!.. Теперь все понятно! Надо срочно вызывать спецназ!
— Спецназ?! — удивилась Анка.
— Ну, конечно, — уклоняясь от ответа, выдавил из себя Сечка, — для него, что человек, что осёл — всё едино! Ты даже не представляешь куда ты вляпалась и в какой теперь ты и этот ишак Гном опасности!
— И не предполагала, что он так опасен… — сказала задумчиво любопытствующая Анка.
Командарм было направился к двери, но на секунду задумался и, повернувшись, подозрительно заглянул в сине-зеленые очи Анки:
— Открыла у себя дом ослино-поповской терпимости! И за какие это коврижки ты покрываешь от Особого Отдела эту постыдную связь между попом и ослом?
— Да за лювак… — ответила по-простецки Анка.
— Какой еще лювак?.. — удивился Командарм. — Лювак к нам по контрсанкциям завозить строго запрещено под страхом смерти! — и почему-то присовокупил: — А мусанги у нас не водятся…
— Так я кофе в зернах ослику и скармливаю… А он потом мне обратно приносит, после того, как… Ну, у меня такой вот лювак…
Глаза Командарма от такого известия мгновенно расширились, и, кинув полный ужаса взгляд на чашку, из которой он только что пил кофе, Командарм икнул и стремительно метнулся к двери, но не успел — прямо перед дверью его весьма круто вырвало. Проблевавшись и утеревшись рукавом, начисто позабыв про лик вождя на женском заду, Командарм зло зыркнул на Анку и вышел прочь, со всей силы грохнув дверью, отчего дверной шпингалет — волшебным образом — закрылся сам.
***
Этим вечером в Ратомакском РОВД была ужасная суета — неизвестные воры обобрали склад местной седельной фабрики «Знак Гера Мида и Со». Той же ночью Аболяй Алёхин, содержащий злачную корчму, возвратившись домой, кинул в подпол мешок со свежими седлами и, закрыв люк подпола и замаскировав его половиком, довольно усмехнулся, после чего налил себе стаканчик старого шотландского виски. Однако, это происшествие никакого отношения к нашему повествованию не имеет, и мы не будем больше упоминать о нем…
ГЛАВА 5
«Мир — это иллюзия, а счастье — это, когда ты полностью погружен в иллюзии и блаженствуешь от того, что ты счастлив».
Се Дук Сен.
Наркомвоенмордел товарищ Троцкий совершил цикл молитвенных асан и движений — нечто среднее между намазом и комплексом упражнений «Готов к Труду и Обороне» вкупе с гимнастикой Понтий Пилатеса, отбивая поклоны у иконы Ленина, и завершил свой регулярный утренний тренировочный, каббало-магический сеанс революционным шаманским камланием для соединения эгрегора революции с духом ея Вождя.
Затем товарищ Троцкий перешел к основному: он нарисовал на черной доске белым мелом человечка, причитая каббалистическое заклинание «Палка, дралка, огуречик — вот и вышел человечек». Над рисунком он старательно вывел мелом слово «Коба», взял со стены лук и три стрелы с красным оперением, отошёл на дуэльное расстояние, выдохнул с криком «Ю-ю!» и выпустил одну из стрел — но промахнулся. Вторая стрела также легла мимо человечка. Ещё раз резко, по-самурайски, выдохнув неизменное «Ю!», товарищ Троцкий послал стрелу точно в яблочко — прямо в рыло Кобе. Удовлетворенный успехом, Лейба Троцкий и с криком «Ез!» отбил победную чечётку и пошел завтракать.
***
Когда Петька очнулся, голова его нещадно гудела после удара лопатой, как небольшой царь-колокол. С превеликим трудом открыв один глаз, Петька обнаружил, что находится в весьма темном и сыром подвале какого-то старинного здания. Другой глаз не открывался, но он, все же, напряженно вглядывался одним освобожденным пролетарским глазом. Кладка стен подвала была сложена из неотёсанных камней, покрытых мхом и какой-то противной зеленой слизью. Петька сидел на полу, будучи прикованным, словно титан Прометей, за ногу к стене ржавой цепью, разорвать которую не представлялось возможным без повреждения самой ноги.
Против стены, к которой был прикован Петька, виднелась железная, кованая дверь, над которой красовались начертанные кровью перевернутая пентаграмма и странные надписи, сделанные, по-видимому, на латыни:
«NULLA ALIA LENIN, NISI LENIN, ET KARL SMARX EST ULTIMUS PROPHETAM EAM»
«AUT LENIN, AUT MORTEM»