КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Кабинет Дзержинского в Москве в здании ВЧК. Большая прямоугольная комната на втором этаже. Стены оклеены серыми обоями. Прямо — широкое окно, выходящее во внутренний двор. Окно закрыто шторой. Направо — дверь в приемную; дверь обита клеенкой. Прямо против двери — простой канцелярский стол с венским стулом и двумя жесткими креслами. В углу комнаты — диван простой черной кожи. Диван скрыт ширмой. Горит электрический свет. Открывается дверь. Входят Белов и Голубев. У них в руках почта, папки с документами. Кладут на стол.
Голубев. Я капсюли сюда положу…
Белов. Хорошо… (Начинает разбирать бумаги.) Будить не буду. Феликс Эдмундович поздно заснул… Еще согреешь.
Голубев. Первый раз вижу, что спит… Позавчерась в четыре утра вызвал. Захожу — сидит, вроде не ночь, а день посередке…
Белов. Да тише ты, Голубок! И что у тебя за бас?
Голубев. Насчет голоса я и сам мучаюсь… Я его, паразит-заразу, стараюсь туды запрятать, а он все равно наружу выскакивает… (Оглянулся на ширму.) Ничего не разбудил… Саша, а растолкуй ты мне… Чего он здесь, на диване, мается? Дали ведь ему квартиру…
Белов. Сам знаешь, сколько работы, не успевает… Да потом, что ему в квартире одному делать? Жена-то у него с сынишкой в Швейцарии, застряли в эмиграции… И никаких вестей оттуда нет… Опять почта пустая… Да мыслимое ли это дело? Сыну его Ясику уже семь лет стукнуло, а он его ни разу, понимаешь, ни разу не видел… Только по карточкам знает… Рвется к ним и сам себя за горло держит.
Голубев. Тише. Кажись, разбудили. Подожди, послушаю… (Подходит к ширме, слушает.) Мирно дышит, хорошо. Слава тебе господи, выспится. (Снова прислушивается.) Спит…
Открывается дверь, входит Дзержинский, свежий и бодрый.
Дзержинский. Доброе утро, товарищи… Василий Иванович, что вы там слушаете?
Белов. Я был уверен, Феликс Эдмундович, что вы спите…
Дзержинский. Нет, я был на допросе. Почта уже есть? (Подходит к столу, быстро просматривает почту: письма нет.) Так что вы там слушали, товарищ Голубев?
Голубев(сконфуженно). В общем, это… Ну вот, какое вы дыхание имеете?
Дзержинский. Погасите, пожалуйста, свет… (Подходит к окну, раздвигает штору.)
За окном утро. Дзержинский подходит к дивану, складывает ширму, убирает шинель, которой накрывался, вешает ее.
Голубев. Феликс Эдмундович, на явочной квартире Дубровина задержали да вот эти игрушки (показывает) в карманах нашли.
Дзержинский. Ясно, они готовят какую-то диверсию… Товарищ Белов, в три часа дня совещание по этому делу…
Голубев. Так я пойду.
Дзержинский. Да. Василий Иванович, Сеня еще не вернулся? Как только появится, пусть пройдет ко мне.
Голубев. Хорошо, передам. (Уходит.)
Дзержинский(Белову). С какого времени Василий Иванович принял дежурство?
Белов. С шести утра.
Дзержинский. А всю ночь вел наблюдение за явочной квартирой? Пусть его подменят в десять утра.
Белов. Хорошо.
Дзержинский(садится за стол, подписывает бумаги). Саша, это письмо надо немедленно разослать по всем губкомам. На двенадцать часов ночи экстренное заседание коллегии. (Закашлялся.)
Белов. Феликс Эдмундович! Опять вы четыре часа в сутки спите?
Дзержинский(мягко.) Вы, Саша, работаете столько же.
Белов. Я моложе и здоров.
Дзержинский. Нельзя наполовину ненавидеть или наполовину любить. Нельзя отдавать делу лишь половину души. Надо отдать всю душу или не давать ничего.
Белов. Владимир Ильич с утра звонил… Только не выдавайте меня, это секрет. Спрашивал, собираетесь ли вы ехать за Софьей Сигизмундовной и Ясиком?
Дзержинский(живо). Значит, Владимир Ильич заодно со Свердловым? Понятно. Нет, к сожалению, я не смогу сейчас поехать. Об этом, Саша, не может быть и речи. Как ваш сынишка?
Белов. Спасибо, растет. Даже фамилию уже свою знает.
Дзержинский(задумчиво). Когда Ясик узнал, что он Дзержинский, это таинственное для него слово так ему понравилось, что он все время говорил: «Я не сынок и не котик, а Асик Дзерлинский»… (Прошелся по кабинету, подошел к шкафу, достал красивый мягкий шарф.) Купил вчера для него… Говорят, что зима будет суровой.
Белов. Он, наверное, ждет не дождется, когда вас увидит. Только об этом и говорит.
Дзержинский. Наверно… Но я бы очень хотел, чтобы он обладал святыней, быть может более сильной, чем святое чувство к матери, отцу, к близким, дорогим ему людям. Наши дети должны полюбить идею. Это даст им силы, это будет озарять светом всю их жизнь. Счастье, о котором мечтает каждый, придет к ним только тогда, когда они будут жить для других…
Раздается звонок.
Да, это я… Вас неправильно информировали. Я знаком с этим делом. Наркомпросовцы подпустили их к приютам, они организовали шайку, травили крупу… Погибло двести ребятишек… Ни о каком милосердии к этим мерзавцам не может быть и речи! Они все будут расстреляны! Только так! До свидания… (Опускает трубку, снова раздается звонок.) Да, это я, Василий Иванович. Что? Какие мальчишки? Я не в курсе дела… Так, так. Ах, вот это кто? Вспомнил, вспомнил… Давайте их немедленно ко мне… (Белову.) Ребята нашлись…
Открывается дверь, Голубев вводит мальчишек.
(Идет навстречу.) Ну, здравствуйте, старые знакомые!
Вася. Здравствуйте, здравствуйте! Мы вас искали все время и никак…
Петя. А вы нас не выгоните, нет?
Дзержинский. Конечно, нет! А куда же вы дели свою одежду?
Петя. На сухари обменяли…
Голубев. И много сухарей дали?
Петя. Десять штук… (Пощупав куртку Голубева.) За вашу больше дадут, куда там…
Вася(Дзержинскому). А правду нам сказали, что вы самый главный начальник охраны?
Белов. Правду сказали.
Петя. А вот тот, который второй-то, он тоже начальник?
Дзержинский. Тоже начальник.
Петя. А кто главней?
Дзержинский. Он главней.
Петя. Он самый главный?
Дзержинский. Да вроде.
Петя. Вроде царя?
Голубев. Нет, царь теперь погибший класс, скинули его, паразит-заразу.
Петя. А кто же вместо царя?
Дзержинский. Ну, ты с Васей…
Петя. Васька вместо царя? (Помолчав.) А что, он сможет, он и буквы уже знает…
Вася. Да брось ты, не маленький ведь. Отец же говорил, как теперь будет: мир хижинам и никаких царей. (Всем.) Если вы начальники, помогите тогда крестную сыскать. Вчера целый день ходили, никак…
Дзержинский. А где она живет, как ее фамилия, как зовут?
Вася. Не знаю. Мы Савельевы…
Петя. Чего не знаешь? Тетя Глаша ее зовут!
Голубев. А фамилия? Да как же мы ее найдем? Глаш-то по Москве сколько! У меня у самого старуха Глаша, так, может, я и буду ваш крестный?
Петя. Нет, наша Глаша не старуха. У нее платок всегда вот так крест-накрест завязан…
Белов. Да, задача… Феликс Эдмундович, я распоряжусь насчет завтрака для них и одежды.
Дзержинский. Хорошо.
Белов уходит.
Не огорчайтесь, мы обязательно что-нибудь придумаем.
Входит Сеня.
Сеня. Здравствуйте, Феликс Эдмундович! (Улыбнулся мальчикам.) Все в порядке?
Дзержинский. Как прошла операция?
Сеня. В издательстве было пусто… Одного, правда, задержали, но документы в порядке… Рабочий какой-то. Я его привез для выяснения.
Раздается звонок.
Дзержинский. Да? Это я… Знаю, обязательно сделаем… Договорились. Одну минуту, у меня для вас сюрприз. Приятный. Нет, нет… Тоже нет… Мальчишки пришли… Да, да, те самые… (Смеется.) Оборванные до невозможности, променяли все на сухари… Хорошо, сейчас… (Васе.) Ну-ка, иди сюда… (Передает трубку Васе.) Поговори с Владимиром Ильичем… Да не бойся.
Петя. А куда же слова летят? В ящик?
Сеня. Сначала в ящик, а потом по проводу в Кремль.
Вася(испуганно). А чего говорить-то?
Дзержинский. Скажи: слушаю.
Вася. Слушаю! А дальше?
Сеня. А теперь сам послушай, что тебе скажут.
Вася(слушает, затем радостно). Ой, говорит! Ага! Ага! Смеется. Здравствуйте!
Петя. Васька, дай и мне!
Вася. Подожди… Чего? Ага, точно… Смеется, ох и смеется… Вещи? Ха, где они, эти вещи? Зачем обманул? Мы же не знали, что вы красные… Опять смеется…
Петя. Васька, ну дай!
Вася. Я Петьке сейчас дам… (Передает трубку.)
Петя(кричит). Дядь, дядь, это я, Петька! Ну, еще чуб у меня, и карандаш ты мне дал… Ага, выучусь… Васька будет меня учить. Он и читать и писать умеет… Ага, обязательно… Ух и здорово! (Отдает трубку Дзержинскому.)
Дзержинский. Владимир Ильич, это я… хорошо, хорошо… Не беспокойтесь, сделаем… (Опустил трубку.) Ну, давайте подумаем, как ребятишек устроить…
Голубев(Сене). В Москве у них крестная есть, но ни фамилии, ни адреса не знают…
Дзержинский. Скажите, а когда хоронили отца, кто взял его документы?
Вася. Нам отдали… И еще дедушкины, которого тоже убили… Вот в эту сумку телеграфист все положил… (Вытаскивает из-за пазухи сумку.)
Сеня(изменившимся голосом). Где ты ее взял? Чья это сумка?
Дзержинский. Что с вами, Сеня?
Сеня(не отвечая). Где вы ее взяли? Чья это сумка?
Вася(испуганно). Дедушки, которого вместе с батей убили…
Сеня стремительно открывает сумку, достает пачку бумаг.
Сеня. Отец…
Мучительный приступ кашля потряс его.
Голубев. Сеня, ну брось, не надо…
Дзержинский(посмотрев один из листов и все поняв). Сеня…
Вася. А чего это он?
Голубев. Не дедушка это, а отец его… Ждали, да не дождались…
Петя(Сене). Ты не надо… У нас тоже отца убили… Мы их хорошо закопали, вместе… Телеграфист помогал… Не надо…
Дзержинский. Сеня, я приказываю вам два дня не появляться в ВЧК, отдыхайте. И обязательно зайдите к профессору Тесленко — вот его адрес. Мне не нравится, как вы кашляете… А насчет мальчиков я посоветуюсь с Семашко…
Сеня. Феликс Эдмундович! Не надо их в детский дом! Пусть со мной живут — мы ведь теперь вроде породнились…
Голубев. Позвольте, Феликс Эдмундович, вырастим…
Дзержинский. Что ж, я не против… Ну как, ребята, пойдете к Сене и Василию Ивановичу?
Петя. А чего, мы пойдем…
Вася. А завод там у вас есть? Работать буду…
Голубев. Ишь ты какой быстрый! Ну, пойдемте, оденетесь и животы набьете.
Дзержинский. Товарищи, приведете их в порядок — зайдите ко мне.
Сеня. Хорошо, Феликс Эдмундович…
Уходят. Входит Белов.
Дзержинский. Саша, кому передали задержанного из издательства «Революционная мысль»? Того, что Сеня привез…
Белов. Алексей Семенович взял его себе.
Дзержинский. Пригласите его ко мне. Пусть допросит здесь.
Белов уходит. Дзержинский подходит к карте, изучает ее. Отмечает линию фронта. Открывается дверь, входит следователь.
Следователь. Здравствуйте, Феликс Эдмундович!
Дзержинский. Доброе утро, Алексей Семенович. Проведите, пожалуйста, допрос здесь. У вас в комнате слишком много народа, а мне бы хотелось в данном случае избежать встреч арестованных.
Следователь. Хорошо. Он утверждает, что зашел в издательство случайно…
Дзержинский. Посмотрим… Это издательство — явка очень крупной организации эсеров. Мы знаем о ней слишком мало. И я думаю, что корни от этого издательства идут очень глубоко. Давайте лишний раз проверим сами себя… (Звонит, вошедшему Белову.) Товарищ Белов, введите задержанного… (Берет стул, садится около стола. Следователю, показывая на свой стул.) Прошу вас…
Белов пропускает в дверь задержанного. Это Романовский.
Следователь(показывая на кресло). Садитесь… (Передает Дзержинскому документы.)
Романовский. Товарищ начальник, за что же? Я ведь только в магазин зашел; дай, думаю, какую книгу интересную куплю… Как же это получается? Керенского скинули, свою власть поставили, бьемся за нее не покладая рук, а она своих же? Обидно это очень простому человеку…
Следователь. Успокойтесь. Товарищ Белов, пусть принесут чай. И пригласите Когана… Ваша фамилия?
Романовский. Матвей Сторожев… Рабочий я. Документ посмотрите…
Дзержинский. И давно работаете?
Романовский. Почитай, восемнадцатый год тяну.
Дзержинский. Значит, потомственный пролетарий?
Романовский. Чего? А… Во, во, оно самое…
Дзержинский(протягивая папиросу). Курите.
Романовский(берет папиросу). Благодарствую.
Входят Сеня, Белов, Голубев со стаканом чая.
Сеня. Вызывали?
Следователь. Да. Он при задержании оказал сопротивление?
Романовский. Ни боже мой!..
Сеня. Не сумел бы… Когда оглянулся, понял, что поздно.
Белов. Феликс Эдмундович, Ярославль на проводе.
Дзержинский. Ярославль? Хм… (Следователю.) Тогда нам, Алексей Семенович, придется пройти вместе. Это же ваш район… Здесь останется товарищ Голубев…
Все уходят.
Голубев. Пей чай, контра несчастная…
Романовский. Да, браток, что ты ругаешься? Я такой же пролетарий, как и ты. Германскую всю прошел…
Голубев. Знаем мы этих пролетариев, язви тебя в душу! Ты мне не тыкай, а то как бы тебе свинца в кишки запустить не пришлось… «Пролетарий»!.. К нам пролетарий не попадает, а есть ты форменный паразит на теле рабочего класса, подлежащий уничтожению. Точка.
Романовский. Да что я тебе сделал?
Голубев. А я нюхом чувствую… Понял? На то и есть нюх пролетарский, чтобы за версту контру угадывать… Ладно, ты меня на грех не толкай, нельзя у нас грубости… Пей чай, паразит-зараза, набивай свое брюхо… Самим есть нечего, а им с хлебом подавай…
Романовский. Скажите, а кто это сидел у окна? Это… Дзержинский?
Голубев. Закройся, кому сказал? Безмолвствую я…
Романовский замолкает и закуривает. Ему неудобно сидеть, и он закидывает ногу на ногу. Сидит развалясь. Внезапно открывается дверь, входят Дзержинский и следователь. Дзержинский резко останавливается, смотрит на ногу Романовского. Под взглядом Дзержинского Романовский медленно опускает ногу и принимает прежнюю позу.
Дзержинский. Нет, нет, сидите, пожалуйста, так, как вы привыкли и как вам удобно… (Помолчав.) Потомственный пролетарий?
Белов(в дверях). Экстренная телеграмма!
Дзержинский(прочитав телеграмму). Товарищ Голубев, уведите задержанного.
Голубев и Романовский уходят.
Час тому назад предательским выстрелом из-за угла убит председатель Петроградской ЦК Урицкий…
Раздается звонок.
Слушаю… Да, это я, Владимир Ильич… Получил только что… Хорошо, выезжаю немедленно… (Опускает трубку. Белову.) Сейчас же свяжитесь с Николаевским вокзалом, узнайте, есть ли поезда в ближайшее время… Я уеду даже на товарном.
Белов уходит.
(Следователю.) Мне кажется, что этот Сторожев совсем не тот, за которого он себя выдает. Вы обратили внимание на то, как он сидел? Допрос кончайте здесь и отнеситесь к этому делу с максимальным вниманием, с максимальным!
Следователь. Хорошо, Феликс Эдмундович… (Уходит.)
Дзержинский берет черный тонкий портфель без ручки, фуражку, надевает шинель. Входят Голубев, Сеня и мальчики. Мальчики преобразились.
Дзержинский. Оделись? Очень хорошо! (Подходит к шкафу, достает красивый мягкий шарф, тот самый, что мы видели в начале картины, обматывает его вокруг Петиного горла.) Он широкий… Вот так разрежьте: два получится… Ну, товарищи, я надеюсь на вас… Приеду, обязательно приду в гости… Ваш адрес?
Сеня. Сокольники, дача Каминской, мы там рядышком живем…
Дзержинский. Хорошо. До свидания. Очень спешу.
Петя(протягивая Дзержинскому сверток). Нож это. Три ножичка и шило. Такой сейчас нигде не достанешь…
Дзержинский. Спасибо… (Отходит к столу.)
Голубев(Сене). Ребят в дежурке оставь, а сам к врачу сходи. Я в десять сменюсь, домой их отведу…
Сеня. Хорошо… (Уходит вместе с мальчиками.)
Белов(в дверях). Машина внизу, поезд товарный через тридцать минут.
Дзержинский. Сейчас иду. Товарищ Белов, вы проводите меня. А вы, Василий Иванович, поможете Алексею Семеновичу…
Голубев. Так точно.
Дзержинский и Белов уходят.
Работка… Маета одна… Опять спать не будет…
Следователь(в дверях). Товарищ Голубев, приведите задержанного.
Голубев. Слушаюсь… (Уходит, возвращается с Романовским.) Если потребуется чего, позвоните… (Уходит, закрывает дверь.)
Следователь. Как же это вы, Сторожев? Потомственный пролетарий, а расселись здесь так, как будто вы не в ВЧК, а в своем кабинете у камина?! В издательство за книжками зашли? Плохие книжки читаете! Путаете культурную речь с фабричной, манеры офицера — с повадками рабочего. Плохой вы разведчик! Так будете давать показания?
Романовский. Да что вы, товарищ начальник? Рабочий я.
Следователь. Кончайте эту комедию. Нам все известно. Хотите убедиться? Пожалуйста. Ваша фамилия… Романовский, не правда ли? Отпираться бесполезно… Молчите? Хорошо, сообщу вам еще ряд фактов. В издательстве «Революционная мысль» вы должны были встретиться с Ярцевым! Сядьте! Так будете давать показания? Ярцев арестован нами вчера, как агент правоэсеровского центра. Где ваш сообщник Малинин? Отвечайте!
Романовский(потрясен, наконец приходит в себя). Никакого Ярцева я не знаю… Малинина тоже… А фамилия моя Сторожев, Матвей Сторожев.
Следователь. Хотите, чтоб я устроил вам очную ставку? Могу доставить удовольствие. Нам известно все. Задание — продовольственные склады, не правда ли?
Романовский. Да не путайте вы меня, начальник! Никого я не знаю…
Следователь. Ну что ж, времени у меня возиться с вами нет. Придется кончать. Как злейший враг революции будете расстреляны. Вызываю стрелков. (Собирается подписать документ.) Еще не поздно.
Романовский. Ничего я не знаю… Фамилия моя Сторожев…
Следователь. Ну что ж… У меня нет оснований не верить документам, не верить вам. Вот пропуск, вы свободны.
Романовский(не веря). Что?
Следователь. Ваши приметы не совпадают с приметами Романовского.
Романовский(снова напустив на себя вид рабочего). Спасибо вам, товарищ начальник… Я знал, что вы разберетесь… По глазам видел, хорошие они у вас.
Следователь. По глазам?
Телефонный звонок.
Да? Его нет, он уехал. Кто говорит? Следователь оперативного отдела… Ярцев! Хорошо, я передам… (Потрясенному Романовскому.) Здравствуйте, Евгений Михайлович. Простите, что заставил вас понервничать… Мы ведь с вами незнакомы? А я должен верить в каждого члена нашей группы так же, как в себя. Законное желание, не правда ли?
Романовский. Да… Таких проверок я еще не проходил…
Ярцев. Что делать? Такая уж у нас с вами работа… Все-таки вы неосторожны. Попались очень глупо…
Романовский. Просто этот парень почувствовал во мне чужого… Даже не знаю почему… Я не дал никаких поводов…
Ярцев. Никаких? Наверное, чем-то вы себя выдали, как только что с ногой… Дзержинский ведь заметил… На старую квартиру не ходите. Я дам вам другую. Запоминайте. Сокольники, дача Каминской. Спросите меня. Вот вам мандат на вселение. Будете жить легально, отметитесь там у них, получите карточки. Малинин уже там…
Романовский. Сокольники, дача Каминской, спросить вас. Так, понятно… А как дела со взрывчаткой?
Ярцев. Все в порядке… Мы имеем почти шесть тонн… Склады должны взлететь на воздух четвертого сентября…
Романовский. Квартира в Воротынском переулке провалена…
Ярцев. Я знаю. Но основная масса взрывчатки в надежном месте. Труднее всего было с капсюлями-детонаторами. Сегодня они будут доставлены на дачу. Каминская и Малинин уже их ждут.
Романовский. Человек проверенный?
Ярцев. Свидерский нашел какого-то мальчишку, нанял его перетаскивать библиотеку… В каждой пачке несколько книг и капсюли. Удобно, безопасно, просто. Эти капсюли он нам разносит уже третий день. Вообще я вам скажу, этим маленьким народом стоит всерьез заняться!
Романовский. А когда вернется Дзержинский? Вы не рискуете?
Ярцев. За меня не волнуйтесь… А Дзержинский? Думаю, что ему придется вернуться очень скоро… (Посмотрел на часы.) Да, телеграмма застанет его в дороге… Ему будет не до нас…
Романовский(догадавшись). Что? Сегодня?
Ярцев. Да, часов в шесть… И запомните этот день, Романовский! Тридцатое августа тысяча девятьсот восемнадцатого года! Он войдет в историю… Поэтому нельзя тянуть и с вашим взрывом. Желаю успеха! (Звонит, вошедшему Голубеву.) Проводите товарища Сторожева в комендатуру и отметьте ему пропуск…
Голубев (озадаченно). Что, не контра?
Романовский. Говорил же я тебе, браток…
Голубев(пропуская Романовского в дверь). Значит, выходит, ошибка вышла?
Ярцев. Да, ошибка…
КАРТИНА ПЯТАЯ
Сокольники. Угол и задворки небольшого старого дома. Покосившееся крыльцо с дверью, ведущей в дом. Сараи, вдали за деревьями виднеется белое здание — дача Каминской. Сцена пуста. Появляются Каминская и Малинин.
Каминская. Совершенно не понимаю, почему его до сих пор нет!
Малинин. Вы же не послали за ним на Лубянку свою карету, госпожа Каминская.
Каминская. Я не о Романовском — о мальчишке. Он должен был принести книги по крайней мере час тому назад.
Появляется Романовский.
Малинин. Евгений Михайлович, наконец-то!
Каминская. Здравствуйте, Романовский! Заставляете себя ждать. Будьте теперь осторожны вдвое. Второй раз Ярцеву это сделать не удастся. Он рисковал собственной головой.
Романовский. В Питере убит Урицкий.
Малинин. Мило.
Романовский. Дзержинский уже выехал туда. Капсюли не приносили?
Каминская. Ждем. А как относительно…
Романовский. Сегодня в шесть часов… Он будет на митинге…
Каминская. Через полчаса… А еще через час они все забегают, как муравьи. У вас очень утомленный вид, Романовский. Сейчас я вас провожу. (Малинину.) Встречайте мальчишку, я скоро вернусь…
Малинин. Черт знает что! Доверили какому-то сопляку! Сиди и жди его тут. Надо было взять кого-нибудь постарше, гимназиста например. Парочка революционных фраз — клюют моментально.
Каминская. Вы слишком много говорите: это плохой признак!
Уходят.
Малинин. Чертова баба! (Осматривается, уходит направо.)
Сцена пуста. Слева слышатся голоса, появляются Голубев, Вася с книгами и Петя.
Голубев. Здесь и живем. А на той стороне завод сейчас стоит. И ячейка у них там, при заводе…
Вася. Нам бы тоже в ячейку… Отец нам говорил…
Голубев. Определим. С книжками-то что будешь делать? Сейчас снесешь или потом?
Вася. Успею.
Петя. Адрес не потерял?
Вася(похлопав по карману). Здесь…
Голубев(рассматривает пачку книг). Интересные, наверное?
Вася. Хотите почитать? (Собирается развязать пачку.)
Голубев. Хотеть-то хочу, да со временем неувязка. (Идет к крыльцу, навстречу выходит Глафира Андреевна, бедно, но аккуратно одетая женщина.) А вот и хозяйка наша…
Глафира Андреевна. Боже мой, Васенька! Не ждала! Устал-то как! Сеня где? Иди в дом скорее, Тоня сейчас придет… Впервой за сколько времени соберемся. Голоден небось? Сейчас, сейчас все сделаю… В очередь иду, с ночи заняла, подошла уже… У Сенечки-то когда отец приедет? От Тони ничего не добьешься… А это что за народ?
Голубев. Тут особый разговор будет… Ну-ка, ребятки, присаживайтесь на крыльце… А мы сейчас… (Вместе с женой уходят в дом.)
Присаживаются, снимают с себя бушлатики, кидают их на пачки книг.
Петя. Про Сениного отца пошел рассказывать, да?
Появляется Малинин. Бросается к мальчикам.
Малинин. Вы откуда?
Вася. Как — откуда? Теперь здесь жить будем, у дяди Васи…
Малинин. Черт знает что! Куда он делся? (Уходит налево.)
Петя. Псих какой-то, да? Боязно… А вдруг кинется?
Появляется Глафира Андреевна, плачет.
Глафира Андреевна. В дом зайдите, вещички положите да возвращайтесь… Пусть поспит…
Мальчики уходят.
Господи, сироты вы мои горемычные… И Сенечка один остался… (Молится.) Господи, спаси души наши…
Появляются ребята.
Вася, Петька, ну подите сюда! Да который из вас кто? Вот по корочке, держите…
Петя. Я Петька… А за хлеб-соль спасибо вам, хозяюшка, дай вам бог здоровья…
Глафира Андреевна. Ишь набожный какой! Какая я вам хозяйка? Я вам теперь заместо матери, а зовут меня тетя Глаша. Понял?
Петя. Тетя Глаша…
Глафира Андреевна. Придет девчонка моя, Тоня, скажите, чтоб вот эту корочку поела… (Протягивает Пете корку хлеба.) А я в очередь, может, дадут чего… Да чужих никого не пускайте… Чего молчите? (Пете.) Под носом подотри, побежала я… (Уходит.)
Вася. Злая, а добрая… Может, примет она нас? А?
Петя. Примет. Видал, как корку поделила? Нам, девчонке, а себе шиш. Я эту корку держать буду, а то в комнате кошка ходит, слямзить может.
В течение всего последующего разговора отщипывает от корки кусочки и отправляет себе в рот.
А хорошо у них, как дома… Васька, давай деньги на корову собирать? Потом будем молоко продавать и дом выстроим, всем по комнате… Тоня с Сеней поженятся, а мы им подарок — комнату…
Вася. Чего плетешь?
Петя. Я точно знаю, заметил, как он про нее говорил: особенно… Ну, и нам с тобой комнату, пока не поженимся… Потом, конечно, разделимся, потому как тесно будет, детишки пойдут, свекрови всякие… Делов! Главное, конечно, деньги!
Вася. Буржуй из тебя вырастет, вот что…
Петя. И ничего не буржуй, а просто хозяйственный… И мамка так говорила. А здесь, во дворе, картошку и крыжовник можно посадить, как у нас… А что? Земля под нашими окнами, значит, наша…
Вася. Петька, а где хлеб Тонин?
Петя. Вот… (С ужасом смотрит на оставшуюся корочку.) Он как-то сам съелся.
Вася. Ну, гад! (Устремляется к Пете.)
Петя. Вась, он сам… Вась, я достану…
Появляется Тоня.
Тоня. Ты чего маленьких бьешь?
Петя. А тебе чего? Может, я сам хочу, теперь свобода! Давай, Васька, лупи!
Тоня(усмехнувшись). Веселый народ… (Хочет пройти в дом.)
Вася(преградив дорогу). Дома никого нет, позже зайдите…
Тоня. Интересно…
Петя. Давай отсюда, проваливай! Видали мы таких интересных! У нас такие интересные один раз ботинки чуть не слямзили!
Тоня(смеется). Что же, я воровать сюда пришла?
Вася. А кто вас знает?
Тоня. Зато я вас знаю… Вы Вася с Петей, верно?
Петя. И совсем нет, правда, Васьк, а?
Вася. А вы… Тоня, да?
Петя. Какая она Тоня! Тетя Глаша сказала — девчонка, а это целая тетенька! Ухажорка небось? Нечего к Сене ходить, у него Тоня есть. Жениться собираются, понятно? А разбивать не позволим, потому что мы его родные братья!
Тоня. Ну и расшумелся ты, родной братишка! И откуда ты про Сеню и Тоню такие вещи знаешь? По-моему, они сами этого не знают. Ну, вот что, меня кто спросит, сразу будите! (Уходит в дом.)
Петя(в ужасе). Тоня! Васька, бежим!
Вася. Тоня… Ух какая!.. С маузером, как Сеня… (Уводит Петьку в дом.)
Появляются Женя и Борис.
Женя. Тоню будить не будем, подождем… (Присаживаются на скамейку.)
Борис. Конечно… Женя, я много думал над тем, что ты мне сказала сегодня утром. Я согласен с тобой. Сейчас не до любви. Мы сами должны себя сдерживать, потому что любовь отвлекает. И даже не поэтому. Вот послушай… (Достает листок.)
Женя. Что это?
Борис. Резолюция… С теоретической точки зрения. Часа четыре сидел над ней. (Читает.) «Руководствуясь общим моментом и приняв во внимание, что любовь есть попытка классового врага отвлечь боевые силы пролетарской молодежи от борьбы за светлое царство социализма, а также внести разброд и шатание в наши ряды по причине уединения отдельных лиц, собрание постановляет: первое — запретить любовь как таковую до грядущей победы пролетарской революции в мировом масштабе; второе — заклеймить подверженных ей как несознательных пособников и агентов международного империализма. Нарушивших считать ренегатами и из ячейки гнать». Все!
Женя. Борька, ты смешной!
Борис. Это все теория…
Женя. Конечно, только твоя…
Из дома выходят Вася и Петя.
Борис. А вот и наши соседи. Ну как, устроились?
Петя. Устроились…
Голос Глафиры Андреевны: «Топя, Тонечка!» Входит.
Тоня(в дверях). Мама, что с тобой?
Глафира Андреевна. Доченька, что же это будет с нами? Ты посмотри, что дали? (Показывает кусок хлеба.) Осьмушку, да и в той половина гречки. Господи, да чем же я вас кормить буду?.. Почти сутки простояла. (Рыдает.)
Тоня. Мама, не надо…
Глафира Андреевна(рыдая). Три дня уже не подвозят… А завтра, сказали, вообще ничего выдавать не будут… (Вдруг исступленно.) Где твоя большевистская власть, дочка? Где? Что вы мне с отцом говорили? Дай власть возьмем! Взяли. Ну, а дальше? Хлеб где, жрать что? Так на кой она мне тогда нужна, эта власть, если при ней хуже прежнего приходится? Ни денег, ни хлеба, ни одежды. Скоро с сумой по миру пойдем… Так пропади она пропадом, эта Советская…
Тоня(бросившись к матери). Замолчи, слышишь? Да мы месяц, год, пять лет голодать будем, лишь бы людям потом вольготно было! Нас на всех перекрестках буржуи ругают, и ты им помогать стала? Наслушалась в очереди всяких сволочей и болтаешь. А кому это выгодно, подумала? Только не нам с тобой! И не нашему делу… Вот Каминской выгодно… Так она же буржуйка недобитая, а ты? (Жене.) Женя, я в райком… (Уходит.)
Глафира Андреевна(подняв заплаканное лицо). Господи, да эти двое еще на мою шею… Самим не хватает… Ну, чего расселись? Идите в дом, нечего в политику ввязываться. Ну? Ишь смотрят, чисто волчата.
Вася. Спасибо вам, только мы у вас есть не будем, я заработаю…
Глафира Андреевна. Уходить собрался? Ишь ты, с амбицией… (Пете.) И ты, капля, сбежишь?
Петя. Нет, мы бы остались, если не прогоните. Мне с вами нравится…
Глафира Андреевна. А кричать буду, драться?
Петя(тихо). Мама тоже билась. И не думайте, может, мы сейчас и лишний рот, только мы потом, как вырастем, вам на старость кормильцами будем.
Глафира Андреевна. Ох, кормилец ты мой, кормилец ты мой… Пойдем, пойдем в дом. (Васе.) Пойдем… Не серчай на меня, не от себя это я… (Уходит с Петей в дом.)
Появляются Каминская и Малинин.
Малинин(Васе). Мальчик, ты откуда?
Вася. Как — откуда? Теперь здесь будем жить, у Тони.
Каминская. Не тот… Женечка, Боря, здравствуйте. Анатолий Ларионович, это наша молодежь. Бывшие гимназисты, а теперь в ячейке. А это доктор Кравцов, мой новый жилец…
Малинин. Здравствуйте, младое племя, незнакомое! Разрешите присесть? (Садится.) Девушка с бантиками и с маузером на боку — образ революции… Да, именно об этом я мечтал, когда звенел кандалами по пыльным дорогам Сибири…
Борис. Вы были в Сибири?
Малинин. Пришлось… Мы начинали, продолжаете вы. Удивительная вещь: как чертовски быстро летит время. Давно ли я пел нашу этапную? (Негромко поет.)
Динь-дон, динь-дон, слышен звон кандальный,
Динь-дон, динь-дон, слышно, как идут,
Нашего товарища на каторгу ведут…
Да… Они уже поют другие песни. Новые времена — новые песни. Главное, найти свой путь! Верно, юноша?
Борис. Конечно!
На пороге появляется Голубев. Слушает Малинина.
Малинин. Трудно сейчас молодежи… Сколько партий, сколько союзов!
Женя. Ничего, мы выбрали.
Малинин. Этим вы мне и понравились, девушка. А сколько таких, что не могут выбрать? Всем сердцем приветствуют власть, хотят быть с нами, но не могут.
Борис. Почему?
Малинин. Эх, молодой человек, мы очень часто принимаем желаемое за действительность. Вы оглянитесь кругом! Голод, холод, запустение. Весь народ кричит о том, что обещанное большевиками не выполняется. Горько это слушать. И очень многие выбирают другой путь, к сожалению, конечно. А быть может, в этом и заключается правда? Кто знает… Впрочем, что сейчас об этом говорить? Вы заходите как-нибудь ко мне, побеседуем.
Голубев. Куда заходить-то?
Малинин. С кем имею честь?
Голубев. Предъявите документы.
Малинин. Какое вы имеете право?
Каминская. Анатолий Ларионович, товарищ Голубев имеет право. Василий Иванович, это доктор Кравцов, он теперь будет жить у меня.
Голубев(просматривая документы). Мандат надо сдать в домовой комитет. (Каминской.) Тоня проснется, отдайте.
Каминская(Малинину). Это дочка Василия Ивановича, она у нас ответственная за дом…
Малинин. Но, собственно говоря, чем обязан?..
Голубев. Про разные пути говорили? Сами какого придерживаетесь?
Малинин. Я? Сочувствующий…
Голубев. Кому сочувствуете? Деникину? За что и когда были в Сибири?
Малинин. Собственно, пардон, это маленькое преувеличение. Так сказать, художественный вымысел.
Голубев. Не по душе мне эти ваши художества…
Малинин. Простите, но у нас свобода слова…
Голубев. Свобода, только смотря для кого… (Уходит направо.)
Малинин. Какое хамство!
Борис. Чего там хамство?! Это мы, дураки, уши развесили… Песенки, пути…
Малинин. Мой возраст, молодой человек, требует иного тона. Анна Семеновна, я возвращаюсь на дачу… (Уходит.)
Вася. Ой, ой, как это говорится… Я слышал, ребята у вас тут так кричат… Ага, вспомнил! (Кричит.) Катись колбаской по Малой Спасской!
Женя. Молодец, правильно!
Петя(в окно). Васька, иди сюда!
Вася уходит.
Каминская. Женечка, ну что ты говоришь? Ты поддерживаешь откровенных хулиганов! Женя, что стало с твоим сердцем? Оно было таким мягким, отзывчивым! Ты бы зашла домой, проведала папу. Я встретила твоего младшего брата (переходит на французский язык), он сказал мне страшную вещь: сегодня утром арестовали дедушку! У вас был обыск! У меня был сердечный припадок. Ты знаешь об этом?
Женя молчит.
(Продолжает по-русски.) Почему ты молчишь?
Женя. Не понимаю я по-вашему…
Каминская. Как? Что ты говоришь? Ты изумительно знала язык!
Женя. Разучилась на всю жизнь.
Слышится знакомый голос.
Голос Яшки. Граждане свободной России и ее белокаменного главного города Москвы! Выходи песни слушать! Веселые, грустные, взрослые — детские, военные — тюремные, мужские и дамские, на любой вкус! Имею разрешение от самого товарища Борисоглебского. Плату деньгами не беру, шамовку дадите — все заберу!
Появляется Яшка. Одет лучше, чем в первой картине. В руке связка книг.
Каминская(бросается к Яшке). Наконец-то! Мы тебя давно ждем!
Яшка(удивленно и радостно). Вам уже рассказали обо мне?
Каминская. Ну конечно! Мы ждем тебя с утра. А почему у тебя Лермонтов, а не Тургенев?
Яшка. Лермонтов — поэт. С ним веселее. Можно начинать?
Каминская. Что начинать?
Яшка. Гражданка, не задавайте лишних вопросов. Чем скорее я спою, тем быстрее поем.
Каминская. При чем тут пение? Я ничего не понимаю. Дай сюда книги и можешь делать все, что угодно.
Яшка(отводит руки Каминской от книг). Гражданка, не делайте разных движений. Это частная собственность. Вы за них не заплатили, и они не ваши.
Каминская. Ну идем скорее, я тебе заплачу.
Яшка. Даром ничего не принимаю. (Обращается к Жене и Борису.) Всем товарищам сердечный привет, чтоб была у вас не жизнь, а сплошной обед: с хлебом-ватрушкой, вином и кружкой! Песни мои послушаешь, как будто вдоволь покушаешь! Так как после песни ты сыт, облегчи голодающему ребенку его быт!
Каминская. Я ничего не понимаю! Кончай скорей эту комедию! Я тебе заплачу, и ты будешь свободен.
Яшка(закрыв глаза и протянув руку). В ушах прозвенело, на руку не легло… Беру только хлебом.
Борис. Сами голодаем.
Женя. Откуда идешь?
Яшка. Где был, там меня нет, а с тем — большой вам привет! (Хочет идти.)
Женя. Подожди, всерьез спрашиваю… Только ты без побрехушек…
Яшка. Девочка, я страдаю за тебя. Когда человек не понимает поэзии — он мертв для меня. (Хочет уйти.)
Каминская(достает из сумки кусок хлеба). Вот, вот у меня есть хлеб. Только скорее…
Борис. Будешь буржуям петь?
Яшка. Ты меня, малец, в контру не записывай. Я, может, и сам пролетарский борец, только в мировом масштабе… (Задумчиво.) Бывали дни веселые, по десять дней не жрал, не то чтоб было нечего, а просто не желал! А сейчас хочется… (Решительно.) Пою! Потому как на хлеб буржуазийство не влияет: все равно вкусный! Что закажете?
Каминская. Подожди, подожди… Я, кажется, обозналась. Моя фамилия Каминская, ты меня искал?
Яшка. Если у вас есть хлеб, то вас. Что закажете?
Каминская. Ошиблась. Пой что хочешь. (Отходит.)
Яшка. Год слушать — не переслушать… На ваше внимание, на мое усмотрение, первые куплеты разных песен. Ваш выбор — мое исполнение! Вот песня! Дешево не продам, только для девушек и красивых дам! (Запевает.)
Ты моя красавица Люлютка, лютка,
Ты моя красоточка люлю, лю!
Для тебя, красавица малютка, лютка,
Я весь мир в коммуну превращу!
На ту же тему — революционную поэму.
Там далеко, за тихим полустанком,
Я был влюблен, не зная почему,
Я был влюблен в девчонку на тачанке,
Тебя, пацаночка, забыть я не могу.
Эй, гражданка, если хотите дальше слушать — попрошу плату вперед! Дальше самое интересное!
Каминская(отдает хлеб). Возьми.
Женя(презрительно). Так оно и бывает. Покупают за кусок хлеба.
Яшка. Ошиблась, девочка. Даже за пуд хлеба Яшку не купить. Не таков… (Ласково смотрит на хлеб.) Я его есть не буду:.. Я буду на него только смотреть… От одного запаха сытым будешь…
Каминская(зло). Эй, вы, большевистские защитники! Слышали, что Глаша говорила? Видите, до чего «товарищи» людей доводят? Так и с вами будет! За кусок хлеба и душу и совесть продадите, жалко мне вас…
Яшка. Как вы выразились? Я не понял… (Поднимается, двигается к Каминской.)
Каминская. Что? В каком смысле?
Яшка. В смысле продажи совести по сходной цене. Вы сказали, что Яшка совесть здесь продает. Так. Папрашу заявить, что вы этого не говорили. Не хотите? Тогда папрашу повторить на «бис», чтобы уважаемая публика поняла, за что я вас по вашей жирной морде бить буду!
Каминская. Боже мой! Какой ужас!
Яшка. Я голодал и еще буду, а подачки от такой — эх, не хочу при детях выражаться! — ни разу не брал! На, подавись! (Сует Каминской хлеб.) Жри, жри, чтоб не похудеть!
Каминская. Боже мой! У такого и убить рука не дрогнет!..
Яшка. А ну, беги отсюда! (Выхватив ложку, направляет ее на Каминскую.) Застрелить могу! За себя не отвечаю — справка есть!
Каминская. Боже мой! (Убегает.)
Женя и Борис смеются.
Женя. Молодец! Не ожидала.
Яшка. Слушайте, вам петь буду! Самую хорошую, сам сочинял…
Женя. Вот возьми, галета…
Яшка(гордо). За эту песню ничего не берется, эта песня за так поется… Песня про жаркие страны! Я ведь туда иду. Ну и житуха там, пацаны! Жратвы до отвала, люди каждый каждому друг. Гимназист, скажи, есть такие страны?
Борис. Собственно, мы проходили… Африка, например… Там очень жарко.
Яшка. У меня зимой шинелишка на плечах болталась, вот с такими дырами… Ох и мерз я! (Запевает.)
Жил на Заречье мальчишка,
Мать и отца он не знал,
Быстрый, как ветер, вольный, как птица,
Песню одну напевал:
«Жаркие страны! Жаркие страны!
Как к вам дорогу найти?
Я б переплыл все моря-океаны,
Я бы не сбился с пути!»
Из дома выбегают Вася и Петя.
Мальчики(вместе). Яшка! Яшка!
Яшка. Пацаны? Вот это да!
Мальчики(вместе). Яшка! Яшка! Мы сами сюда добрались. У нас отца убили!
Яшка. Знаю. Ой, совсем не думал с вами повстречаться.
Вася. Мы теперь у Тони и у Сени живем. Здесь ячейка.
Яшка. Коммуна, что ли?
Женя. Разбираешься?
Яшка. Слышал кое-что, только мне это ни к чему…
Женя. Эх ты! «Слышал»! Говоришь, песни поешь? Так про это сейчас самая главная песня: про революцию, про нас!
Яшка. Про ваши глаза и косы? Извините, барышня, агитации не поддаюсь. Я вольный. Мне степь нужна, песни, дорога, ну и хлеба немного. Верно, пацаны? Теперь нам грех расставаться…
Вася. Нет, Яшка, давай лучше с ними останемся… У них хорошо…
Борис. Загляните, может, понравится…
Яшка. Посмотреть, конечно, можно. Может, и переспать дадите, а то мне на вокзал далеко тащиться.
Женя. Пойдем…
Вася. А мы сейчас, только тете Глаше скажем. Подождите нас…
Все, кроме Васи и Пети, уходят. Появляется Ярцев. Ему навстречу выбегает Малинин.
Малинин. Мальчишка до сих пор не пришел… Капсюлей нет…
Ярцев. Не волнуйтесь, достанем другие. Сейчас это не главное.
Малинин. Что? Уже?
Раздается церковный звон.
Ярцев(обращаясь к Васе и Пете). Мелюзга! Поздравляю вас с великим историческим свершением! Впрочем, не поймете… Этот звон символичен. Что ж, царство ему небесное. (Небрежно крестится.) Надо быть христианином даже по отношению к врагам.
Петя. Дяденька, у вас кто-нибудь умер, да?
Ярцев. А разве вы не слышите этот звон? Так звонят только по мертвым!
А звон колоколов все громче и громче.
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Конторка большого механического цеха. Здесь и помещается ячейка рабочей молодежи. Завод стоит. Через застекленные стены видны силуэты конструкций, механизмов. Стол с телефоном. В углу — сирена. Несколько кресел, диван, мебель, взятая из дворянских особняков. Винтовки, пулемет. Бачок с водой. Кумачовый лозунг: «Прочь с дороги, вампиры, юный пролетарий идет!» На сцене Женя, Вася, Петя, Яшка, Степан. Все сидят вокруг телефона, ждут звонка…
Женя. Может быть, самим позвонить?
Степан. Жди.
Женя. Медленно время течет.
Петя. У нас, когда мамка умирала, тоже время долго шло…
Яшка. Да не тяните вы, пацаны, позвоните еще раз…
Женя(снимает трубку). Двадцатый, двадцатый… Говорят из Союза рабочей молодежи… (Медленно опускает руку.) Без сознания…
Вася. В лицо стрелять побоялись… Все со спины норовят…
Яшка. Они всегда со спины бьют. Ихнего отца тоже так убили, тот, со шрамом… Мне б увидеть его — сразу узнаю.
Степан(на связки с книгами, которые стоят в углу, Васе). Не отнес до сих пор?
Вася. Не успел.
Степан. Книжки интересные?
Вася. Тургенев. Он все про детей пишет.
Степан. Идите с Петькой сюда. Покажу, как маузер разбирать.
Вася, Петя и Степан отходят в сторону.
Яшка(рассматривает газету). Я пойти к нему хотел… Закон чтоб выпустил — маленьких не трогать… Эх, Ленин, Ленин… Давно я про него слышал. Мне про него сестра рассказывала.
Женя. А мне Борис. Один раз мы с ним до пяти утра по улицам ходили, а он все говорил, говорил…
Яшка. Он башковитый малый, много знает. (Начинает тихо петь.)
Били мальчишку немало,
В голод он тифом болел,
В холод и стужу,
Что б ни случилось,
Песню любимую пел:
«Жаркие страны! Жаркие страны!
Как к вам дорогу найти?
Я б переплыл все моря-океаны,
Я бы не сбился с пути!»
Женя. Ты когда уезжать от нас решил?
Яшка. Вчера хотел, да вот опять задержался.
Женя. Может, совсем останешься?
Яшка. Остаться? (Поет.)
В жизни прошел он полсвета,
Друг не встречался порой,
Только однажды
В Сокольниках летом
Спел он девчонке одной:
«Жаркие страны! Жаркие страны!
Друг дорогой, не грусти!
Я бы остался с тобой, но мне надо
В жаркие страны дойти!»
Женя. Пойдем наших встречать?
Яшка. Пойдем…
Уходят.
Степан. Василек, а ты только читать или писать тоже умеешь?
Вася. Умею.
Степан. Напиши от меня заявление в райком, чтоб на фронт скорее взяли.
Вася. Так уж писали от всей ячейки…
Степан. А я особо хочу, от себя, а то там опять тянуть будут.
Петя. Нельзя от себя, а то Борис опять скажет, что ты, как это… индивидуалист…
Степан. Пусть говорит, лишь бы на фронт попасть.
Открывается дверь, входят Борис, Яшка, Женя. У Бориса газета. Все обступают Бориса.
Борис(читает). «Температура тридцать восемь и два. Пульс сто двадцать, частая потеря сознания, кровохарканье».
Степан. Плохо… Что они там, лечить не умеют?!
Вася(Степану, указывая на Женю). Тише ты, заснула…
Только теперь все замечают, что Женя, положив голову на стол, сидит не двигаясь.
Борис. Как заснула? Не может быть. Женя! Женя…
Женя не отвечает.
Это от голода у нее.
Яшка бросается за водой.
Степан. Непривычно ей после отцовских харчей.
Борис. А тебе привычно? Два дня на воде и вобле.
Женя приходит в себя.
Яшка. Женя, ну как?
Женя. Спасибо. (Пьет.) Вы, ребята, не обращайте внимания…
Петя(Васе). Вась, я схожу, может, подадут мне чего. Смотри, они же все голодные сидят, а я быстро…
Вася. Ладно, иди.
Петя уходит, встречается в дверях с Тоней. У Тони в руках большая пачка плакатов.
Тоня. Шла по цеху, каждый шаг отдается. Так тихо, что даже сердце сжалось… Степан, ты мне скажи, почему я за тебя должна выговоры получать?
Степан. Какие выговоры?
Тоня. Зачем ты восемнадцать заявлений насчет фронта послал? Что, тебе нашего общего мало? Кто тебе эти заявления писал, признавайся?
Женя. Я две штуки написала.
Борис. Я одно.
Тоня. А остальные?
Степан. Яшка…
Яшка. Было дело, писал…
Тоня. В райкоме больше делать нечего — только ваши заявления читать… Писали все вместе? Жди. Не ты один на фронт хочешь. Будет приказ — все пойдем… А сейчас эти плакаты во дворе расклеить надо… Штуки четыре на улице…
Борис(берет плакаты). Яшка, клей возьми. Пошли, ребята.
Яшка(берет клей). Засох вроде…
Все уходят.
Тоня(оставшись одна, снимает телефонную трубку). Двадцатый, двадцатый! Как самочувствие?.. (Слушает, медленно опускает трубку, вытирает слезы.)
Открывается дверь, входят Каминская, Романовский, Малинин.
Каминская. Здравствуйте, Тонечка… Вот мои жильцы… Не волнуйтесь, Евгений Михайлович, Тонечка очень энергичный человек, и она сделает все моментально. И вообще, Тонечка, с тех пор как вас сделали ответственной, в наших дворах просто наладилась жизнь. Везде порядок, везде чистота.
Тоня. Завтра будет субботник, явка обязательна.
Каминская. Да, но я себя плохо чувствую.
Тоня. Поправитесь! Садитесь, пожалуйста.
Все садятся.
(Бросила взгляд на плакаты.) Одну минуту, я сейчас… (Выходит, слышен ее голос: «Борис! Не забудьте повесить на ворота!»)
Малинин. Черт знает что! Зависим от какой-то девчонки!
Романовский(осматривается). Награбили… Подождите! Кажется, был взрыв!
Малинин. Нервы. До взрыва еще два часа.
Тоня(входит, садится за стол. Малинину). Откуда приехали?
Малинин. Из Питера…
Тоня. Так, так. Товарищ Мель…
Романовский. Мельников. Тоже из Петрограда. Буду работать в Наркомпросе.
Открывается дверь, входит Яшка. Он не видит присутствующих: они сидят к нему спиной.
Яшка(чувствуя, что помешал). Я это… Клей водичкой разбавить. Можно?
Тоня. Наливай, наливай, чего стесняешься…
Яшка наливает в баночку воду, уходит.
Хорошо, документы останутся пока у меня. Зайдите завтра.
Романовский. Мы вам очень благодарны. Если бы мы могли вам чем-нибудь помочь?
Тоня. Помочь?
Романовский. А почему бы и нет? Я могу рассказать вашей ячейке о живописи. Мне часто приходилось бывать за границей… Я расскажу вам о древней Элладе, об Акрополе, о сынах Великого Рима — Юлии Цезаре, Цицероне — и о гуннах, которые пришли и за короткое время разрушили то, что создавалось человечеством веками… И расскажу вам о варварах, которые захватили страну и возомнили себя владыками…
Малинин. Евгений Михайлович, нам пора идти.
Романовский. А они были проклятьем, обрушившимся на человечество.
Тоня. А где это было?
Романовский. В Римской империи.
Каминская. Вам это, Тонечка, конечно, сразу трудно понять, но…
Тоня. Трудно. В университетах не обучалась — ваше белье стирала… Идите. А вас, доктор, я попрошу задержаться.
Малинин. А собственно говоря, в чем дело? У меня документы в порядке.
Тоня. Что вы заволновались? Просто я хочу задать вам несколько вопросов. Вы же врач?
Малинин. У меня нет секретов от моих друзей. Так чем обязан? Я очень спешу.
Тоня. Парнишка тут у нас один заболел. Кашляет очень. С легкими плохо. Чем его лечить надо, а? Скажите, пожалуйста.
Малинин. Собственно говоря, мне очень трудно говорить заочно… Вообще питать надо, питать… Да, да. Извините, но очень спешу. До свидания.
Тоня. Первый раз такого врача вижу. Или вы, как рабочего лечить, все свои знания забыли? Ладно, идите.
Каминская, Романовский и Малинин уходят. Тоня читает газету.
«Пускай империалисты всех стран и континентов проклинают нас, называют гуннами и варварами, мы не боимся проклятий». Понятно… (Подходит к винтовкам, проверяет их.)
Открывается дверь, входит Сеня.
Сеня. Кто это вышел отсюда вместе с Каминской?
Тоня. Жильцы ее новые. По мандату к ней вселяются…
Сеня. Странно… Очень знакомый голос. А где Вася с Петькой?
Тоня. Плакаты вешают…
Сеня. Не пойму, что со мной происходит. Как свободная минута, так про ребятишек думаю. Вроде как бы отец я им.
Тоня. Похож. Только бороды не хватает.
Сеня. Эх, черт, у меня долго расти будет, года три.
Тоня. Ладно уж, и так хорош… Лучше скажи, у врача был?
Сеня. А я там ничего не забывал.
Тоня. Не до шуток! Я ведь вижу, ты на глазах таешь. Отец называется! А что случится, на кого ребят оставишь?
Сеня. На жену.
Тоня(испуганно). На какую жену?
Сеня. Высокая, голубоглазая, красивая-красивая и… курносая!
Тоня. Сам ты курносый! Тебя вот в ячейке за это пропесочат!
Сеня. Ничего не будет! Выйду на середину и скажу: так, мол, и так, ребята, хотим на идейной основе к коммуне вместе шагать. Разрешат.
Тоня. С тобой дойдешь! Кашляешь, лица нет, одни глаза горят.
Сеня. Ничего, годок-другой я продержусь… В конце концов, дело же не в том, сколько проживешь, а в том, сколько хорошего сделаешь…
Тоня. Революции ты живой нужен! И мне! И не на годок-другой… (Заплакала.)
Голос Пети. Хлеб! Хлеб!
Открывается дверь. Вбегает избитый Петя, за ним ребята.
Петя. Хлеб! Хлеб!
Все. Петька, что с тобой? Какой хлеб? Где?
Вася. Кто тебя?
Петя. Я хлеб вам достал. А большие парни отнять хотели, вот и досталось. Но я не отдал… Вот он… (Вытаскивает из-за пазухи торбу с хлебом.)
Яшка. Пацаны! Хлебушка! Горячий еще!
Тоня. Петя, откуда у тебя столько хлеба?
Петя. На площади телега ехала, а на ней ящик с красным крестом. Как все на него набросились, сломали и стали хлеб хватать. Один много схватил, а две буханки у него упали. Я их взял! А там стрелять начали. (Борису, который кладет хлеб на стол.) Ты чего? Бери, еще много есть… Всем хватит… Берите, я же для вас…
Наступает мучительная пауза.
И горячий еще… Тоня, попробуй, ты же голодная…
Тоня(качая головой). Нет, это не мой хлеб и не твой.
Женя. Это грязный хлеб.
Петя(обрадованно). Нет, нет, он чистый… Я его, когда с земли поднял, вытер. Он совсем чистый…
Степан. Да не об этом тебе, Петух, говорят. В госпитале больные и раненые хлеб ждут, а мы его здесь жрать будем, да?
Вася. Он не крал, он подобрал только.
Женя. У нас Союз рабочей молодежи, а не союз паразитов. И вообще кто хочет — может есть… (Взмахнула рукой.) Но я его, честное слово, ударю.
Петя. Так ведь другого хлеба нет. Мы же не купим, денег тоже нет!
Тоня. Зато другое есть. Знаешь, как всем хлеба хочется? А не берем и никогда не возьмем!
Петя. Я же не для себя, а для других! Так товарищ Ленин нам сказал.
Сеня. У раненых взял, чтобы другим дать? Так Владимир Ильич не говорил.
Петя. А как?
Сеня. Когда свой кусок отдашь — вот это и будет для других.
Петя. Я хотел как лучше… (Тоне.) Я твой хлеб тогда съел… А когда бежал, ни одного кусочка не попробовал, хотел со всеми вместе.
Тоня. Мы этот хлеб в приют отнесем. Вот так и будет лучше.
Степан. Кажись, кто-то в цехе ходит.
Все выходят, кроме Жени и Яшки.
Яшка(Жене). Если уж решили кому в лоб дать, то кулаками не махай, а бей. Умеешь?
Женя. Не пробовала.
Яшка. Давай научу. Сожми кулак… Да кто же так сжимает? Вот как надо — смотри… Так, так… Вот этот палец сюда… А потом отводишь руку и прямо бьешь. Ну, давай бей!
Женя. Да ну, не стоит… Что ты на меня так смотришь?
Яшка. На сестру мою смахиваешь. Ох и красавица была! Ты тоже мировая девчонка, смелая. Женя, что с тобой?
Женя. Голова закружилась… Убрать этот хлеб надо…
Яшка(осененный внезапной идеей). А знаешь что? Возьми кусок хлеба, никто не узнает… От одного куска не убудет, а тебе все легче станет… Держи… (Протягивает хлеб.) А я не хочу, я и десять дней могу без хлеба.
В ответ Женя, старательно сложив пальцы в кулак, как учил ее Яшка, бьет его в лицо. Яшка садится в кресло. Возвращаются ребята.
Вася. Ты чего это?
Яшка. Женю драться учу. Здорово бьет. Только целится плохо. В губу попала, разбила. Теперь петь не смогу…
Женя(тихо). А такие петь не должны!
Борис. Сеня, а почему ты все время молчишь?
Сеня. Вспомнил кое-что. (Притягивает к себе Петю.) Ты вот говоришь: «хотел как лучше». Хитрая это штука «хотел как лучше». Думаешь, иногда «лучше», а выходит так плохо, что… Мы сегодня в продовольственных складах Казанского вокзала взрывчатку нашли… (Посмотрел на часы.) Через час все бы взлетело на воздух… Эсеровская работа… Но не в этом дело. Взрывчатку и капсюли им пацан помогал носить… такой же, как наши Петька с Васькой… Тоже, наверное, за хлеб…
Степан. А почему охрана его не задержала?
Сеня. Внимания не обращали: мальчишка как мальчишка. Они на это и били. Через первый караул он свободно проходил…
Борис. Но там же забор?
Сеня. Выломали небольшую дыру. Взрослый бы не пролез, а мальчишка запросто. Говорят, раз десять туда приходил. И каждый раз взрывчатка и капсюли… А уходил по линиям… Там его ждали.
Резко поднимается Вася. Растерянно смотрит на всех.
Вася. Какие капсюли? Он им не капсюли, а книжки туда таскал! Библиотека погибла.
Сеня. Какие книжки? Откуда ты знаешь?
Вася. Так это же я носил! На Казанский вокзал! Только никакие не капсюли, а книжки.
Сеня. Ты?
Вася. Ну да! У них библиотека погибла… А в последний адрес я не отнес, не успел. Вот они! (Достает книжки.) Только это же книжки, а не капсюли! Перепутали что-то!
Сеня бросается к книжкам, быстро развязывает их. В середине каждой связки коробка с капсюлями. Вася потрясен.
Они сказали — книжки…
Сеня. Кто сказал? Куда ты их должен был отнести? Василек, вспомни! Это очень важно. Они враги, их надо скорее поймать!
Вася. Так вот же адрес! (Достает бумажку.)
Сеня(взглянув). Дача Каминской? Всем оставаться на местах! (Бросается к телефону.) Сто сорок один! Сто сорок один!
Наступает мучительная пауза.
Вася. Но они ведь сказали — книжки!
Петя подходит к брату, становится рядом.
Выходит, что я предатель, да?
Степан(сурово). Не предатель, но около.
Петя. А я хлеб принес… Вы теперь нас выгоните, да?
Все молчат.
Яшка. Пацаны! Что же вы молчите? Он не нарочно! У него отец красноармеец — убили… Они были все время одни. Теперь только мы у них. Эти гады его обманули. Все, что хотите, сделаю — пусть останутся. Выгоните лучше меня! Пацаны, это же наши братишки!
Сеня(по телефону). Говорит Коган. Срочно наряд: Сокольники, Лесная, двадцать восемь. (Опустил трубку.) Считаю всех мобилизованными!
Все вооружаются.
Книги свяжите. (Васе.) Не плачь. Сейчас все обмозгуем. Бери книги. Время терять нельзя, можем упустить. (Пете.) Ты куда?
Петя. С вами.
Сеня. Нельзя. Возьми сирену… Отвечаешь за нее головой. Прикажут — дашь тревогу. Ясно?
Петя. Ясно.
Сеня. Все в порядке?
Раздается звонок.
Слушаю! Хорошо… Тоня, тебя немедленно в райком. Пошли!
Все уходят.
Петя(остается один, подходит к столу, долго смотрит на хлеб. Взяв один кусок, подносит к лицу, втянул в себя сладостный запах, потом положил и отошел к креслу. Прислушался, ему страшно). Страшно…
Раздается звонок.
(Сначала пугается, потом берет трубку.) Говорите… Я кто? Член Союза рабочей молодежи Петька.