л внутренний телефон.
— Кто? — спросила трубка голосом Чанышева.
Сокольников ответил.
— Зайдите ко мне! — потребовала трубка.
Поскольку Чанышев впервые вызвал его к себе, Сокольников почему-то решил, что сейчас он непременно получит важное задание. Ну, не то чтобы решил, а так ему в душе очень хотелось. Потому он махнул четыре лестничных пролета на одном дыхании.
Кабинет у Чанышева был темноватый: окна выходили в узкий каменный колодец двора. На столе горела лампа.
— Садитесь, — Чанышев указал на стул. — Как работается?
Чанышев вначале смотрел на собеседника, потом отводил глаза и произносил фразу и снова смотрел в лицо. Такая у него была манера.
Сокольников кашлянул и ответил, что нормально.
Последовало еще несколько совершенно незначащих вопросов, на которые Сокольников отвечал с готовностью и некоторым недоумением. Ответы его Чанышев выслушивал, пожалуй, не особенно внимательно, только отчего-то все поглядывал на Сокольникова в упор.
— Скажи, пожалуйста, — Чанышев вдруг перешел на «ты», — с кем ты сегодня встречался?
— Ни с кем, — удивился Сокольников.
— Нда, — задумчиво сказал Чанышев, — около управления.
— А, с этим… — Сокольников только теперь понял, о ком речь. — Со «Стройдетали»?
— Как его фамилия?
— Не знаю даже… Зовут Сева. Он в бухгалтерии работает.
— Скажи, Сокольников, что у вас общего? — Чанышев так и впился в него взглядом.
— В каком смысле? — растерялся Сокольников.
— В самом прямом! Работник ОБХСС почему-то встречается с сомнительными личностями, рассказывает ему то, что знать не положено.
— Я ничего ему не рассказывал, — тихо сказал Сокольников.
— О чем же вы говорили?
— Ни о чем. — Сокольников ощутил, как охрип у него почему-то голос. — Он спросил, как у нас идет работа. Я сказал, что нормально.
— В каком смысле нормально?
— Ни в каком. Просто я так сказал.
— Дальше!
— Дальше ничего не было. На этом мы и расстались.
— Это точно?
— Да.
Чанышев медленно-медленно вытянул из стаканчика карандаш, попробовал острие пальцем, провел несколько линий на листочке перед собой и поставил карандаш на прежнее место.
— Я прошу запомнить, — заговорил он, уже не глядя на Сокольникова, — раз и навсегда. Никаких разговоров с посторонними людьми быть не должно. Никакого общения с подобными личностями. Ясно?
— Ясно… Но ничего…
— Если вы намерены работать в органах, прошу запомнить. Вы свободны.
Сокольников встал, шагнул к двери, потом повернулся:
— Вы мне не верите? Я могу и сейчас уволиться. Если вы считаете, что…
— Я ничего не считаю, — тон у Чанышева стал чуть мягче. — Просто прошу учесть все, что здесь говорилось. Идите работайте.
На свой этаж Сокольников спускался медленно. По ступенечке. Обида перехватила горло. За что его так? Разве когда-нибудь совершал он бесчестные поступки? Господи, как он вел-то себя у Чанышева! Будто и в самом деле виноват. Совсем не то говорил, не то делал. Если бы Чанышев его еще раз вызвал, он бы нашел что сказать! Какие, собственно, у него основания подозревать Сокольникова?..
Викторов, оказывается, уже вернулся, сидел на своем месте. Он тоже как-то странно, очень внимательно посмотрел на Сокольникова.
— Ты где был?
— У начальника. — Хмурый Сокольников прошел за свой стол. Сейчас он очень нуждался в сочувствии. — Ты знаешь, как страшно получилось… Я тут после обеда встречаю Севу со «Стройдетали». Он сюда какие-то документы привозил… по крайней мере, мне так сказал. Прошлись с ним до газетного киоска и обратно. Он все выпытывал, как у нас идут дела. Ну, естественно, я с ним распрощался. А Чанышев вдруг вызывает и говорит со мной так, будто я… — Сокольников запнулся, потом окончил: — И откуда только узнал. Но, Саша, если ты думаешь, что я мог что-то выболтать, то, знаешь…
— О чем именно этот Сева спрашивал, скажи, пожалуйста?
— Интересовался, что у нас есть да как дела идут. Телефон у меня еще просил, предлагал встретиться, посидеть.
— Это понятно, — кивнул Викторов. — Я так думаю, что это не последний заход. Ты это учти.
— Да я!.. — воскликнул Сокольников, но Викторов нетерпеливым жестом прервал его дальнейшие излияния.
— Успокойся.
Некоторое время они молчали. Сокольников сопел за столом, потихоньку отходя от обиды и волнений.
— Все-таки интересно, откуда Чанышев узнал? — сказал он.
— Оттуда, откуда и я, — грустновато усмехнулся Викторов. — Все очень просто. Тебя с этим Севой Трошин в окно увидел.
— И сразу доложил Чанышеву?
— Может, и не сразу. Может, сначала покурил. — Викторов открыл ящик своего стола и принялся раздраженно и бесцельно перекладывать там бумаги. — Он у нас бдительный.
— Может, так и надо, — нерешительно предположил Сокольников, — только мне кажется, что это как-то нехорошо.
Викторов молча ковырялся в ящике.
— Если не доверяете, не надо было на работу принимать.
— Успокойся, — сказал Викторов. — Я тебе доверяю.
Все равно настроение у Сокольникова было изрядно подпорчено. Он с грустью подумал, что сегодня для него открылась совсем неизвестная сторона жизни. До сих пор все было просто и ясно. Где-то проходила условная граница, разделяющая людей на честных и нечестных, но — где-то! — очень далеко от Сокольникова. Рядом же была учеба, друзья, родители — и никаких загадок, никаких темных углов. Нечестные люди таятся, прячутся, но не потому их Сокольников до сей поры не встречал. Суть в том, что их очень мало. Об этом ежедневно твердили газеты, телевидение и радио. Конечно, в компаниях возникали разговоры на интригующие криминальные темы, о том, что воров и взяточников пруд пруди, и такие разговоры Сокольников, бывало, с азартом подхватывал, припоминая фельетоны из «Крокодила» и «Удивительные истории» Пантелеймона Корягина на известинских страницах. Но попроси его назвать хоть одного знакомого взяточника — тут Сокольников бы и спасовал. Откуда взяться взяточникам среди знакомых студента технического вуза?
А теперь получалось так, что и безусловно честные люди, к которым относился и сам Сокольников, и Чанышев, и Трошин, должны друг друга в чем-то подозревать. Это было противоестественно и вообще неправильно. У Сокольникова вдруг появилось ощущение, что ему не известны какие-то элементарные вещи, о которых прекрасно осведомлен любой из его теперешних коллег. Он даже испугался своей неполноценности и задумался: не зря ли вообще пошел на эту работу?
— Саша, скажи, а могут нас послать проверять тот магазин, где мы получаем заказы? — неожиданно спросил Сокольников.
— В принципе могут, — после недолгого молчания ответил Викторов.
— Неудобно как-то…
— В принципе, — повторил Викторов. — Но, думаю, не пошлют.
— Ну а вдруг? Если там что-то не так?
Викторов усмехнулся. Но, кажется, не столько вопросу, сколько своим мыслям.
— Там все так, — сказал он. — Не сомневайся.
Однако он не вложил в свои слова должной убежденности. Да и не старался.
— В каждом районе есть хотя бы один магазин, где всегда все хорошо. Понял?
— Не совсем.
— Если каждый работник ОБХСС будет шастать по магазинам, чтобы достать вкусненького, — это не дело. Лучше уж получать заказы. Тем более, — он сделал паузу, — что не одни мы там питаемся.
— Что-то здесь неправильно, — упрямо сказал Сокольников. Вообще он уже сожалел, что начал этот разговор. — Не понимаю, зачем нужно вообще шастать по магазинам.
— Неправильно, — согласился вдруг Викторов. — Только так сложилось, и менять этого никто не собирается. Скажи-ка, разве ты заказом недоволен? Или твои родные?
— Заказ хороший, ничего не скажешь…
— Тогда на этом и остановимся. До времени. А сейчас вот чем займемся: со следующей недели, надеюсь, с документацией начнут работать ревизоры. Давай немного разберемся в этих книгах. Разложим их по годам, что ли. Это что у тебя на столе?
— Книга, которую взяли у сторожа. Саша, что такое КОТ?
— Животное такое. Мышей ест.
— Я знаю, — отмахнулся Сокольников. — Вот тут в книге обрезки иногда увозят на КОТ-5 или КОТ-2, а иногда в этой графе просто фамилия.
Викторов поглядел и немедленно заинтересовался. Забрал книгу и минут пятнадцать молча листал страницы.
— А ведь я эту книгу просто так изъял, на всякий случай, — признался Викторов. — Зато теперь могу точно сказать, что сторож Скоробогатов не в курсе дел на заводе.
Он закрыл книгу и хлопнул ею по столу.
— Молодец ты, Олег. Цены тебе нет!
Сокольников пока не понимал, в чем дело, склоняясь к мысли, что Викторов над ним просто подшучивает.
— Объясняю! — Викторов взял книгу, подтащил стул и уселся рядом. — КОТ — это котельные. Так их Скоробогатов обозначил. Туда вывозятся отходы производства. Вывозились они или нет — проверить уже невозможно. Все сгорело. Или как бы сгорело. Скоробогатов же по слабости зрения не мог проверить, что в машине. На это они и рассчитывали. Но книгу свою он вел тщательно.
— Ты хочешь сказать, что под видом обрезков вывозили хорошие материалы?
— Почти уверен. Тем более что обрезки можно в порядке исключения отпускать частным лицам. По символической цене. Теперь мы с тобой вот что будем делать. Выпиши все машины, которые были заняты вывозкой отходов. Опросим водителей. Работа эта, прямо скажем, долгая и нудная. Но другого пути пока не вижу. — Викторов еще немного подумал и добавил: — То есть другой путь, конечно, имеется. Но на нем нас ожидают трудности совсем иного порядка.
Но Сокольников не понял, что имел в виду Викторов, и значения последней фразе не придал. Его уже охватил охотничий азарт.
— А как насчет тех машин, против которых стоят фамилии? Это ведь покупатели. Их ведь тоже надо опрашивать.
— Надо, — мрачно сказал Викторов. — Но с фамилиями пока обождем. Фамилии пока выписывать не надо, и вообще об этом постарайся ни с кем не говорить.
Он пристально посмотрел на Сокольникова и повторил еще раз: