На полпути от дома начались вопросы.
— Зачем, папа?
— Сейчас я вам этого объяснить не могу.
— Сначала ты отвозишь нас в свой офис, потом оттуда в школу. А теперь еще и решил забрать нас на машине.
— Да, Хюго, просто сегодня так надо.
— А если я тебе не верю? Что-то ведь наверняка случилось, если ты вдруг озаботился нашей безопасностью.
Это был Хюго, который в прошлом году прервал их семейный завтрак, потому что почувствовал опасность, о которой, по мнению родителей, ничего не должен был знать. Хюго, который отказывался разговаривать с отцом, после того как тот внедрился в сеть торговцев людьми из Северной Африки, вместо того чтобы вернуться домой, как обещал.
Его старший сын, который знал и понимал так много.
Пит Хоффман съехал на обочину и остановил машину.
— Хюго…
На этот раз ситуация вынуждала его лгать детям в глаза.
— Хюго, я клянусь тебе — никакой опасности. Ничего не случилось. Тем не менее я прошу вас не говорить об этом маме. Я хочу сделать ей сюрприз, и вы мне в этом поможете. Именно поэтому сегодня я забираю вас из школы.
— Что за сюрприз?
— Узнаешь в свое время. Потерпи немного.
На лужайке за домом Зофия смонтировала пляжный зонт — как-никак тридцать градусов. Оба старших брата наперегонки поспешили к коляске с Луизой и налили себе по стакану сока со льдом.
Хоффман озирался и не замечал ничего подозрительного. Это было хорошо. Если он не видел Ника с Хуаном, значит, их не видела и Зофия, и те, кто мог им угрожать. Он сделал знак в воздухе, разрешая телохранителям разойтись до следующего звонка. Поцеловал жену, как всегда два раза, и тоже направился к коляске. Наконец подошла и его очередь подержать на руках Луизу.
Луиза — на этом настоял сам Хоффман. Равно как и на букве Z в ее имени — так же, как у мамы. Дочь зевала, хватая Пита за указательный палец, и казалась ему не вполне реальной. Будто он нашел ее случайно и теперь с минуты на минуту ждал, что кто-то тронет его за плечо и скажет: «Неужели ты не понимаешь, что только вообразил себе все это? Она ничто, ты держишь воздух».
Пит поцеловал дочь в лоб — два раза, как и ее маму.
Щеки такие надутые и такие нежные.
Потом осторожно коснулся пальцами носа, лба, подбородка.
— Пит, что случилось?
Зофия пристально на него смотрела, он отвел глаза.
— Я же сказал вчера — ничего.
— Но, дорогой… прекрати. Я же слышу, как ты дышишь. Скажи мне, что случилось, я все пойму.
Пит молчал. Только не здесь, не на этой лужайке. Но он молчал и потом, на кухне, и в гостиной, где она постоянно заглядывала ему в глаза, — так, чтобы не заметили мальчики. И тогда, когда они разделись и ласкали друг друга особенно страстно, Зофия вдруг остановилась и отстранила его.
— Ничего не получится.
— Но, Зофия, почему?
— Потому что я чувствую, что что-то произошло. Когда ты не здесь, я тоже не здесь. Поговори со мной, Пит.
Только не на этот раз.
Они лежали в постели достаточно далеко друг от друга, чтобы случайно не соприкоснуться — голая кожа к голой коже.
После этого сели завтракать и сосредоточились на том, что накрывали стол, тщательно пережевывали, а потом мыли посуду. Как и до того — чистили зубы, одевались и проверяли пеленки Луизы.
Супруги распрощались чуть заметными кивками. Пит пошел отвозить мальчиков, а когда вернулся, снова кивнул жене.
Оба молчали, пока вдруг что-то не заставило их заговорить.
— Пит?
Зофия скрипнула подвальной дверью.
— Поднимайся наверх.
Он спускался в свой кабинет, точнее, в секретную комнатку с сейфом и оружейным шкафом, но тут же остановился, потому что хорошо знал этот ее голос.
— Да?
Хоффман уже поднимался по лестнице.
— Зофия, ты… — Это прозвучало слишком серьезно.
Зофия села за кухонный стол. Перед ней лежал пакет.
— Это тебе.
Не слишком большой и совсем неприметный. Если не считать знакомых букв:
Питу Кослов-Хоффману
Совсем как в тот раз — печатной машинкой, без штемпеля и обратного адреса.
Именно поэтому они так долго на него глядели, каждый со своей стороны.
— И это пришло… только что?
— Да.
— Но почту не носят так рано.
— Это курьер. Он позвонил в дверь, когда ты спускался.
Зофия смотрела на него. Ждала, что скажет.
Потому что на этот раз отвертеться было трудно.
Именно то, что сейчас лежало на столе, не давало Питу жизни вот уже сутки.
— Что там?
— Я не знаю.
— Ты знаешь, Пит.
— Нет, правда.
Наконец он сказал правду. Пит не имел ни малейшего представления о том, что может быть в этом пакете.
Он так и лежал запечатанный — как символ их обоюдного молчания. А потом подошло время утренней прогулки — под наблюдением одного Хуана, потому что Ник отправился в школу со своим братом охранять Хюго и Расмуса.
Пит дождался, пока она уйдет, выдвинул стул и сел.
Безумие подступало. Или ярость.
Он пригладил пальцами коричневый конверт.
Ощупал — что-то твердое, размером с мобильный телефон.
Пит всегда помнил об осторожности, поэтому отодвинул пакет от себя подальше.
Такое ни в коем случае нельзя открывать здесь, в доме.
Пит сорвал хрустящую упаковочную бумагу, потом защитный рифленый картон.
То, что ощущалось как мобильный телефон, именно им и оказалось.
И опять бумага с анонимными рядами букв, в которую завернут аппарат.
Завтрак с семьей — какая идиллия.
Твои мальчики любят йогурт, и лучше в стаканах, чем в тарелках.
Белый хлеб намазывают маслом и кладут на него два ломтика сыра.
И рюкзаки у них тоже красивые. Особенно красный, Расмуса, — так и сверкает.
Я видел.
Теперь ты знаешь, что мы можем тебя разоблачить.
Убить твою семью.
И мы обязательно сделаем это, если ты не выполнишь одну нашу просьбу.
Ответь, когда позвонят.
Пит Хоффман поспешил в прихожую, где в правом гардеробе лежали латексные перчатки. Выбрал пару и вернулся к столу с мобильником.
Звонок раздался в тот момент, когда Пит поднял телефон со стола.
— Доброе утро.
Они использовали исказитель голоса.
— Хорошо меня слышно? Я все-таки хотел бы, чтобы ты ответил.
Мужчина.
— Итак, еще раз — ты хорошо…
По крайней мере, очень на это похоже.
— …меня слышишь?
Ничего больше установить было невозможно.
— Я тебя слышу, — ответил Хоффман.
— Прекрасно. Тогда буду краток.
Безупречный шведский.
— Мы знаем не только, кто ты есть, но и что ты сделал. Я имею в виду не твои выдумки, а на самом деле.
Ни намека на акцент или диалект.
— Ты вообще у нас необыкновенно способный.
И все время это выверенное, контролируемое ды- хание.
— И теперь мы хотим, чтобы ты развязал небольшую войну.
Пит Хоффман, сколько себя помнил, делал ментальные снимки реальности, в которой находился. Своего рода натюрморты, которые складывал в мысленный фотоальбом, куда никто, кроме него, не имел доступа.
Наблюдения за собственным поведением в отношении окружающих. Зеркало, которое он держал перед собой, чтобы иметь возможность планировать и всегда быть наготове. Он уже не помнил, как и с чего это началось. Похоже, с тех самых пор, как Пит стал осознавать себя.
Таким жизнь вынуждала его оставаться до сих пор.
Всегда быть на шаг впереди, не давать дьяволам застать тебя врасплох.
Если они все равно это сделают, то первым это сделаю я. Если они это скажут, то первым скажу я. Речь, так или иначе, шла о том, чтобы заранее знать, какую дверь нужно открыть и что за ней будет, — качество, благодаря которому шведская полиция именно Питу поручила внедряться в преступные организации. Он выжил и, может, даже усовершенствовал умение оставаться на шаг впереди, предугадывать действия противника и следить за тем, чтобы следующий, ответный ход был лучше.
И вот теперь Пит не понимал ничего.
У него не было ни ментального натюрморта, ни зеркала.
Кто-то выследил его и его семью. Быть может, этот «кто-то» сделал это только сейчас, но Пит не имел ни малейшего понятия, кто и зачем.
Развязать войну? Что это могло бы значить?
С другой стороны, он узнавал modus operandi[3]. В свое время и Пит практиковал нечто подобное, когда нужно было запугать человека. Подтолкнуть, чтобы заставить его действовать, но не открывать сразу все карты. Взять его или ее за шиворот и направить в нужную сторону. Пока человек не начнет думать и бояться, пока не станет достаточно восприимчив для того, чтобы услышать главное — чего именно от него хотят.
Пит взглянул на часы — четверть третьего. С тех пор как он выехал из дома, успел съездить в Багармоссан и выселить пожилую пару, которая пряталась за гардинами и пышным тюлем, потому что осмелилась свидетельствовать против криминальной подростковой банды. Их убежище было передано молодой женщине, которая бежала из семьи, потому что забеременела, не будучи замужем, от мужчины другой национальности. Потом Пит направился в офис на Васагатан, на встречу с представителями компьютерной фирмы из Чисты — постоянными клиентами, которые хотели модернизировать системы безопасности.
Он работал на автопилоте — вот, пожалуй, наиболее подходящее слово для этого состояния. То есть Пит, конечно, заверял, улыбался и обещал, и все звучало не менее убедительно и профессионально, чем всегда. Но мыслями он был совсем в другом месте. С Зофией и Луизой. С Хюго и Расмусом. С теми, кто угрожал ему в анонимных письмах и разговаривал с ним через исказитель голоса. Потому что представлял себе, каков будет следующий их шаг — выборочная жертва, очередной толчок в спину.
И произойдет совсем скоро.
Уже сейчас.
Потому что во внутреннем кармане Пита Хоффмана заверещал мобильник.
— Привет еще раз.