Она дома, именно так это звучало. Приглушенное урчание холодильника на заднем фоне и как будто скрип лестницы под чьими-то ногами.
— Как Расмус, Хюго, Луиза?
— Все как обычно, Пит. Хюго в школе, сегодня у него много уроков. Расмус у соседей, играет в футбол. Луиза спит.
Вот теперь все стихло — ни холодильника, ни шагов. Только ее медленное дыхание.
— А ты, Зо?
— Что «я»?
— Мы ведь справимся со всем этим, как думаешь?
— Пит, что…
— Ну конечно, мы справимся, Зо.
Она выдвинула стул, похоже, на кухне. Он догадался по звукам — ножки слегка царапали пол.
— Думаю, да.
Больше они ничего не говорили. Пит два раза поцеловал трубку. Зофия сделала то же самое, прежде чем завершить разговор.
Как всегла — четное число раз.
Магазин стройматериалов располагался в километре отсюда.
Именно туда Пит и отправился за хорошим формовочным аппаратом. А также за шуфельной лопатой, гипсокартоном, клеем, саморезами, шпаклевкой и банкой белой краски.
Кроме этого, он купил латунную деталь, чем-то напоминающую педаль от пианино, и ручку для выдвижного ящика. Погрузив все это в машину, снова вернулся в магазин и купил кусок фанеры, который решил положить в качестве «ложного дна» в гардеробе.
Вернувшись в дом в Тильбакене, первым делом спустился в подвал. Дыша плесневелым воздухом, миновал ряды соседских кладовок, хорошо оборудованную постирочную и сушилку. Бомбоубежище располагалось в дальнем углу, за массивной дверью с двумя металлическими колесами — одно внизу, другое вверху, — чем-то напоминавшими рули на автомобиле. Пит повернул их одновременно по часовой стрелке, пока запирающие поршни с тяжким вздохом не покинули свои крепления.
В доме, где вырос Пит, тоже было бомбоубежище. Их высотка, в нескольких милях к югу от города, строилась по известной программе, которую политики называли «Программой «Миллион» — отдельную квартиру каждой семье», а народ окрестил «жильем для отвержен- ных».
Отверженность — но тогда Пит не понял бы этого слова. В его лексиконе не существовало специальных понятий для обозначения потерянности, безнадежности и вечного беспокойства, потому что это была его единственная жизнь и другой он не знал. Он учился выживать и бороться. Хотел стать частью чего-то большего, вместо того чтобы быть отверженным. Бомбоубежище в высотном доме заменяло детскую площадку, куда мальчишками они убегали из квартир, а потом гасили все лампы в глухом помещении без окон и играли в прятки или волшебную пе- щеру.
Первый поцелуй, первый алкоголь, первая сигарета — самые дорогие воспоминания юности были связаны у Пита с бомбоубежищем.
Переступив порог помещения за массивной дверью, он оказался под одной из спален в только что купленной квартире, а именно в той, где стояла двуспальная кровать. Если верить чертежам из управления городским строительством, по крайней мере. Хоффман проверил запасной выход, стены, потолок — все выглядело в точности так, как он рассчитывал.
На обратном пути он приклеил скотчем два рукописных объявления — одно на лестничной площадке и другое возле зеркала в лифте, в которых сообщал, что он, новый жилец, будет вынужден немного поработать пилой и молотком в своей квартире и просит прощения за возможные неудобства.
Затем перенес все купленное в магазине стройматериалов в квартиру, положил на пол в спальне и открыл гардероб, который имел раздвижную дверь и полностью занимал стену, разделявшую гостиную и кухню.
Внутри было пусто, как и следовало ожидать. Только вешалки с приглушенным стуком бились друг о друга. И этот запах, который сохранился здесь лучше, чем где бы то ни было. Потому что человеческий запах, проникая из пор кожи, задерживается в одежде и постепенно пропитывает стенки и дно гардероба.
Пит взял маркер, опустился на колени и на дне гардероба начертил круг, размером с крышку колодца.
Формовочный аппарат работал как ударная дрель, только с напильником, Пит довольно ловко орудовал им в тесном закутке и быстро выпилил круг на дне гардероба и точно такой же ниже, в тонкой бетонной прослойке между спальней и подвалом. Воздух, песок, а потом опять двадцать сантиметров воздуха. Песок Пит выгреб шуфельной лопатой в ведерко, которое позаимствовал в постирочной. Под песком и прочим мусором открылся второй слой бетона, такой же тонкий, в который и вгрызлась, отплевываясь, формовочная машина.
Готово. Он прорубил пол насквозь. Пит запустил руку с мобильником в круглую дыру, осветил фонариком голые бетонные стены.
Затем по лестнице поспешил в бомбоубежище, с потолка которого глядел на него огромный круглый глаз. Заклеил дыру гипсокартоном, зашпаклевал, закрасил белой краской, набросав песка для маскировки. Собрал с пола строительный мусор в ведерко.
Теперь снова в квартиру, к гардеробу. Сверху дыра тоже не должна быть заметна.
Пит выпилил подходящий по размеру прямоугольный кусок фанеры и прикрепил деталь, похожую на педаль от пианино, к одной из его коротких сторон. Теперь ручка от выдвижного ящика, которую так легко спрятать за дверцей. «Ложное дно» должно лежать свободно, подниматься за ручку от ящика и потом вставать строго на место. Пит проверил — все сработало. Дно гардероба не вызывало ни малейшего подозрения.
Пит остановился перевести дух, — впервые за последние несколько часов.
Медленно вдохнул и выдохнул несколько раз, прикрыл глаза.
Так.
Теперь, похоже, все в порядке.
Только так они и смогут в случае необходимости незаметно покинуть квартиру.
Пит перекусил кофе и булочками с корицей в кафе возле транспортной развязки на Хаммарбювеген. Потом купил еще две чашки кофе, на вид совершенно одинаковые, и выбрал окольную дорогу на Бьёркхаген и Черторп, чтобы избежать послеполуденных пробок. Припарковавшись возле хорошо знакомого здания в Багармоссене, — которое не менялось, сколько Пит его помнил, — поднялся в лифте на восемнадцатый этаж, в тесную «однушку» за опущенными жалюзи.
— Привет, Энди… кофе?
— Спасибо, не откажусь.
— Ты ведь любишь с молоком, верно?
— У вас хорошая память, босс.
Хоффман протянул теплый бумажный стакан, который рослый охранник сгреб огромной лапищей, не отрывая глаз от мониторов, передававших изображения с восемнадцати камер наблюдения.
— Все спокойно?
— Какой-то пьяный шутник помочился в подъезде восьмого номера. Возле десятого пару часов назад сцепились две собаки. Рано утром молодая дама из двенадцатого отхлестала по щекам парня, похоже, возвращались из кабака… В общем, да, босс… все в порядке.
Пит Хоффман опустился в углу на то, что сыграло роль свободного стула, — нераспакованный ящик с тем, для чего так и не нашлось места, и допил последнее из своего бумажного стакана. Прокашлялся. Попробовал говорить как можно более низким голосом, но охранник все равно заметил разницу.
— Это аллергия — не заразно, — успокоил его Пит. — Охрип немного — вот и все.
— Понимаю, босс. Эта пыльца — сущее наказание. И еще трава, которую они стригут каждое утро… Я весь исчихался.
Хоффман кивнул и покосился на монитор, где в реальном времени пожилая пара мыла окно с наружной стороны. Мужчина на клумбе балансировал со шваброй в руке, а женщина через полуоткрытое окно гостиной давала ему советы.
Хоффман и охранник улыбнулись друг другу. Приятно осознавать, что не одному тебе приходится жарко.
— Я ведь к тебе по делу, Энди, — сказал Пит.
— Я слушаю, босс.
— Мы немедленно запускаем еще одно убежище.
— Еще?
— Семь новых камер. Я хочу, чтобы ты подсоединился к ним сегодня же вечером и проверил, все ли в порядке.
— Какой подъезд?
— Это не здесь, в Тальбакене, Гамла Сикта.
— Не понял.
— Дело важное и срочное. Как всегда, впрочем.
— Но… что, если там что-нибудь случится? Я имею в виду… до сих пор наш главный козырь состоял в том, что все они здесь, на одном пятачке. И если там действительно что-нибудь произойдет, боюсь, я не смогу бросить этих троих ради…
Ложь. На самом деле Пит нисколько не потерял хватки, одна Зофия видела его насквозь.
— Одинокая женщина чуть за сорок. Трое детей, два мальчика, десяти и восьми лет, и девочка-младенец. Убежище высшего класса. Утром я звонил в коммуну Нака, и они дали добро. Так что все как обычно. Я уже укрепил окна и двери, камеры на местах. Ночью помогу им переехать. Для вас с Карлосом и Биллом все остается как раньше. Плюс один монитор — только и всего.
Он был по-прежнему голоден, энергия так и истекала из тела. Поэтому остановился на автобусной парковке перед магазином 7-Eleven возле Хорнстюла, перекусить сосиской-гриль с некрепким пивом. Потом взял еще одну сосиску, с дополнительной порцией горчицы, и покосился на часы. Прошло почти десять часов с тех пор, как Пит покинул маленькое ателье в угловом доме.
На этот раз он вошел с черного хода. Поднялся по лестнице на Боргаргатан, пересек внутренний двор и нырнул в подъезд, ближайший к Хёгалидсгатан, где она уже поджидала его с улыбкой, в которой Пит непременно утонул бы, если бы располагал временем.
В общем, мастер выглядела довольной.
— Присаживайся, примерим.
Откуда ни возьмись появился столик на металлических колесиках, озлобленно визжавших, как и всегда.
— Мне показалось, на этот раз нужны более радикальные изменения… Или я не права?
— Ты совершенно права. Потому что обычно мне этого не нужно, но на этот раз — да.
На верхней столешнице лежало четыре заготовки.
— Я была вынуждена работать отдельно с каждой частью, так лучше получаются детали. Но я сделаю все возможное, чтобы тебе было проще.
Она махнула рукой в сторону того, что должно было превратить Пита в другого человека.
— Одна для правого глаза, одна для левого и еще одна для носа. А эта большая — для подбородка и щек и захватывает низ шеи. Так будет проще отследить, если что-то начнет отставать.
Мастер начала с ближайшей заготовки, осторожно подняла со столика то, что издали походило на кусок человеческого тела.