Ульсоны сидели на кровати, пока Гренс один за другим выдвигал ящики, просматривал папки, альбомы, то и дело спрашивая, что, где и как. Комиссар так и не обнаружил здесь ничего, что могло бы повести его дальше.
Полчаса спустя у входной двери он благодарил их за все и обещал объявиться снова и рассказать обо всем, что знал. Супруги оживились. Они боялись услышать самое страшное с момента появления комиссара в их доме, но вместо этого он вселил в них надежду. Когда, уже на пути к машине, Гренс еще раз обернулся, чтобы заверить Ульсонов, что все будет хорошо, его лицо выражало спокойствие, какого на душе не было и в помине.
Жара, мучившая людей на улицах Стокгольма, превратила салон арендованного автомобиля в жерло огненной печи. Но заводить мотор и включать кондиционер был вариант самый неподходящий. Оставалось сидеть и терпеть. Ни лишнего движения, ни звука, ни запаха — первая заповедь агента.
Оставаться незаметным при любых обстоятельствах. Пит отрегулировал наушники, добившись такого звука, который был нужен, и положил мобильник на горячее пассажирское сиденье. Микрофон, спрятанный в щели между стенкой и коробкой двери в туалет, работал безупречно. Хоффман открыл программу-переводчик, которая улавливала голоса и переводила все встречающиеся в речи слова на иностранном языке. Маскировка позволила ему не просто приблизиться к противнику, но в буквальном смысле внедриться в его круг.
— Ты видел его лицо, когда я назвал цену?
Они говорили по-шведски и, похоже, находились в самой большой комнате, где был главный офис. Один из них двигался, так это по крайней мере звучало, — уверенные шаги по паркету.
— Да, он из тех, кто крепко держится за бумажник.
— Кража со взломом обойдется ему дороже.
— Такие идиоты ничего не понимают, они…
Внезапно разговор оборвался. Шаги тоже стихли.
— Что за…
Это был тот, с властным лицом, который в основном и разговаривал с Хоффманом. Судя по звукам, он стоял на пороге туалетной комнаты. Потом открыл дверь настежь, о чем свидетельствовал негромкий скрип.
— Черт… смотри!
Наконец они это увидели, маленький презент, оставленный Питом на раковине в туалетной комнате.
— Как она сюда попала?
— Без понятия.
— Утром ее здесь точно не было.
Готовая ручная граната, с вкрученным запальником, замаскированная под пластмассового человечка. Та самая, которую один из них подложил в красный рюкзак Рас- муса.
— Это он… он ведь ходил в туалет и…
— Дьявол… его прислал Хоффман.
Лицо Пита блестело от пота, который струился по щекам, раздражая кожу. Окна в машине были опущены, и вентилятор не работал, в то время как солнце неумолимо накаляло металлическую оболочку. И все-таки Пит не смог бы утверждать в полной уверенности, что его учащенное сердцебиение и легкое головокружение в тот момент были связаны прежде всего с повышенной температурой в салоне. Ему не терпелось узнать, поведут ли себя охранники в сложившейся ситуации так, как он от них того ожидал.
Или же все его усилия пойдут прахом.
— Как звали этого типа?
— Петер Харальдсон. Хотя это имя он, конечно, придумал, пока поднимался к нам в лифте.
— Контактная информация?
— Даже если он бы ее и оставил, она была бы такой же фальшивой, как и имя.
— Как… я его совсем не запомнил. Как он выглядел?
— Ну… такой весь… несколько полноватый. Не помню деталей, но такое впечатление, что он слишком много пьет. Или слишком мало работает. Или же и то и другое вместе.
— Камеры.
В наушниках все стихло, пока они запускали программу и проверяли видеоматериал с первой камеры, прикрепленной на потолке в прихожей.
— Что за черт? Она… он…
— Давай посмотрим другие.
Следующая камера была на стене в той комнате, где эти двое предположительно находились. И еще одна — возле двери на кухню.
— Одна чернота! Этот дьявол…
Тут один из них ударил по столу или книжному шкафу или, может, двинул кулаком в стену — глухой звук, который было трудно распознать точнее.
— …вырубил камеры!
Это было так просто. Хоффман всего лишь позаботился о том, чтобы глушитель передавал на той же частоте, но с большей мощностью более сильный сигнал. В результате получилось то, что наблюдали сейчас на мониторе озадаченные охранники.
Черный экран — ничего. Или, точнее, все сразу.
Это было как поставить на место последний фрагмент пазла.
Семья, исчезнувшая буквально из-под носа тех, кто наблюдал за домом, замаскированная под игрушку граната в их офисе, наконец, выведенные из строя камеры и противник, который появляется, когда хочет, и делает, что хочет, — все это сложилось наконец в единую картину.
Потому что Пит все-таки заставил их действовать по его указке.
И тут Пит Хоффман понял, — он был уверен в этом, хотя слышимость в наушниках заметно ухудшилась, — после жаркой дискуссии они решились на тот звонок, которого он ждал, ради которого затеял весь этот спектакль.
Этот звонок должен был сорвать маску с таинственного заказчика — организации, которая угрожала Питу и его семье.
— Алло, это…
— Какого черта! Вы что, забыли? Я вам звоню, вы мне — нет. Или вы…
— Он здесь.
— Кто?
— Хоффман.
— Хоффман? Где?
— В нашем офисе. Не сам Хоффман, его человек.
Этот диалог Пит слушал в переводе. Интересно, что за язык? Покосился на дисплей — албанский.
— Его человек?
— Да, у нас в офисе.
— Вы уверены?
— Да, Хоффману известно, кто мы, и он хочет, чтобы мы это знали. Нам нужно уйти в тень, нельзя привлекать к себе лишнее внимание.
Реплики их собеседника были слышны еще хуже. Возможно, говоривший сознательно понижал голос.
— Повтори, что ты только что сказал.
— Что Хоффман знает, кто мы, и хочет донести это до нас.
Хорошо, что хоть микрофон все слышал. И переводил.
— Да?
— Положи трубку.
— Что?
— Это именно то… клади трубку, черт… Он хотел, чтобы вы мне позвонили. Именно этого он от вас и добивался, понятно?
В тот момент, когда разговор прервался, Пит Хоффман вытащил из ушей наушники. Албанец был прав — именно этого Пит и добивался.
Теперь оставалось одно.
Вы или я — и я выбираю себя.
Он вышел из машины на пустую улицу и направился в сторону подъезда, куда меньше часа назад проник при помощи домофона.
На этот раз Пит не собирался предупреждать хозяев о своем появлении.
Он оторвал скотч, державший язычок замка входной двери, и поспешил по лестнице на пятый этаж. Проверил маскировку, поправил кобуры справа и слева. Позвонил в дверь.
Они открыли спустя какую-нибудь пару секунд.
— Вы?
— Хотел подробнее расспросить о ценах. Вы не заняты?
Второй стоял в нескольких шагах, в глубине прихожей. Оба смотрели на Пита свысока, как смотрят люди, которые думают, что знают больше.
— Входи.
При том, что они не знали главного — что он знает все.
— Мы не заняты, входи.
Безупречный шведский, — а ведь только что говорил по-албански. Мышцы лица напряжены, на губах осторожная улыбка. Охранник смотрел на идиота, добровольно отдававшего себя на расправу.
— Садись, сейчас все уладим.
Албанцы переглянулись — я справа, ты слева. Этот диалог Хоффман понял без перевода. Ему не впервой было стоять в окружении профессионалов, готовых на него наброситься.
— Мне ни к чему садиться. Всего один маленький вопрос.
— И ты хочешь получить на него ответ?
— Да.
И тут тот, который говорил, переменился. Агрессия, прячущаяся за настороженными глазами, прорвалась наружу. Игры кончились.
— Объясню для самых непонятливых. Это ты будешь отвечать на наши вопросы. И первый из них будет самый простой — зачем Пит Хоффман тебя сюда подослал?
— Пит Хоффман?
— Ты все расслышал правильно.
— Кто это?
И снова перестрелка глазами. Они приготовились к нападению.
— Тот, кто тебя послал.
Охранник, не глядя, протянул руку и задернул штору. Его коллега проверил дверь — все заперто. Оба приосанились, стали как будто выше ростом.
Заняли позиции по обе стороны от Хоффмана.
— Ответить на наши вопросы для тебя единственная возможность выйти отсюда живым.
— Но я плохо знаком с Хоффманом. Только с Рас- мусом.
— Кто такой Расмус?
— Младший сын Хоффмана. И он просил меня выяснить у вас одну вещь. Кто из вас двоих подсунул гранату ему в рюкзак? Малышу это не понравилось.
Еще один обмен взглядами. Все — они решились.
Начал тот, что стоял слева. Это ему предназначалось выбить информацию из толстого посетителя. Удар по почкам — клиент падает на пол, после чего его продолжают молотить ногами, повторяя все те же вопросы. Пока не ответит.
Но атака сорвалась.
Никто не ожидал от толстяка, что тот выхватит пистолет и выстрелит. Два раза, по коленным чашечкам.
Нападавший рухнул головой вперед. Хоффман развернулся, нацелил оружие на его коллегу.
— Твой приятель так и не ответил. Кто подложил гранату Расмусу в рюкзак?
Лицо молчаливого охранника удивленно вытянулось.
— Прямо на пенал с логотипом «Манчестер Юнайтед», вот что его особенно разозлило. Ну… кто?
Прошло несколько секунд, прежде чем молчаливый заговорил. Даже показал на своего напарника, корчившегося на полу.
— Он.
— Что «он»?
— Это он подложил гранату в пенал.
Следующие два выстрела пришлись скорее по краям коленных чашечек. И этот охранник рухнул лицом вперед — Пит был вынужден отступить в сторону стола, чтобы не на него.
Потом все стихло, — не только в комнате, но и в самом Пите. Как оно обычно бывает в ситуации без выбора.
В таких случаях Пит никогда не чувствовал ни вины, ни угрызений совести. Так или иначе, он всегда был готов убивать.
Быть человеком, остаться человеком, несмотря ни на что, — в последнее время они с Зофией много говорили об этом. Зофия опасалась, что каждая новая бойня притупляет чувствительность Пита. Он и сам боялся того же. Не понимал только, где проходит граница, которую ни при каких обстоятельствах нельзя переходить?