Свен провел пальцем вдоль деревянной рамы.
— Синтетическая мастика, и все еще влажная. Обычно она сохнет двое суток. Примерно столько, сколько Заравич сидит в Крунуберге. Тот, кто здесь побывал, готовил помещение к нашему приходу.
Тут оба услышали, как Марианна демонтирует раковину в туалете.
— Коррумпированный полицейский, Свен.
— Он или она продолжает передавать секретную информацию преступникам.
— Не говори так, Свен. И не думай об этом.
— В этом нет никакой необходимости.
Свен снова показал пальцем на раму, а потом на мельчайшие красные пятна на раме и подоконнике.
— Уже застыла, но ты видишь, что это?
— Кровь.
— Здесь нечему удивляться. Легко порезаться, когда балансируешь с оконным стеклом в руках. Свежая мастика и свежая кровь. Это же ДНК, Гренс! И если это тот, кого мы ищем, он наверняка есть в наших базах. А если он полицейский, то тоже есть там. Мы ведь сдаем пробы биоматериала, чтобы узнать собственные следы на месте преступления. Понимаешь, о чем я, Эверт? То, что нас опередили, не беда. Совсем напротив, это лучшее, что могло случиться.
10.01 (Остался 1 день, 12 часов и 1 минута)
На этот раз Питу Хоффману не пришлось ждать в приемной полицейского участка. Латифи встретил его на входе и, широкой спиной к остальным посетителям, через служебную дверь провел еще в одну тесную каморку, такую же безликую, как и остальные помещения.
— Спасибо, что согласились встретиться.
— Мы же коллеги, должны помогать друг другу.
Черный кожух с украшенным гербом удостоверением все еще лежал в кармане куртки. Он все еще полицейский, на бумаге, по крайней мере.
— Кофе?
На столе стояли две чашки. Очень маленькие, с очень черным содержимым.
— По-турецки, я предпочитаю такой.
Латифи одним глотком осушил свою чашку:
— Говорите. Я вижу, что вам нужна помощь.
Тут неожиданно для себя Хоффман засомневался. Это продолжалось не так долго, но достаточно для того, чтобы Латифи заметил.
— …если, конечно, вы все еще хотите, чтобы вам помогал, — добавил он.
— Я хочу. Но то, что я делаю, слишком ответственно. Честно говоря, не знаю, могу ли доверять вам.
— Вы будете кофе?
Латифи кивнул на оставшуюся чашку. Хоффман махнул рукой, что должно было означать «нет, спасибо», и пару секунд спустя пустая вторая чашка опустилась на стол рядом с первой.
— Мой начальник, Эверт Гренс, с которым вы говорили по телефону, полагает, что вам можно доверять. Между тем как сам он не доверяет никому.
— Да, это видно.
— Так переубедите меня.
Латифи пожал плечами:
— Это ведь вам нужна помощь, не мне.
Некоторое время коллеги молча смотрели друг на друга. А потом Хоффман встал и направился к закрытой двери.
Он обернулся, чтобы проститься, когда Латифи наконец снял свою кепку. На верхней части лба не было живого места — один огромный шрам.
— Нож?
— Скорее что-то вроде штыка. Потом была еще пуля, которая снесла оставшееся.
— А глаза?
— Я вижу только одним.
Пит Хоффман снова сел на стул для посетителей.
— И ты, конечно, будешь молчать?
— Конечно.
— Даже если я спрошу тебя, за что?
— Именно так.
Гренс, конечно, знал, за что. Именно на этом и основывалось его доверие. Потому что того, что увидел Хоффман, было для этого более чем достаточно.
— Спасибо.
— Ты ведь приехал к нам, хотя мог бы списаться по электронной почте. Значит, это не совсем обычное расследование, и оно много для тебя значит. Лично для тебя, я правильно понял?
— Возможно.
— Так чем я могу тебе помочь?
— Знаешь белую виллу, примерно там, где пересекаются Рруга Команит и Рруга Дашо Шкрели? Туда завело нас наше расследование. А именно на второй этаж, в похожую на башню пристройку. Комиссар Гренс полагает, что в ней и сидел Золтан, когда ему звонили из Стокгольма. Теперь мы знаем, что это был не Золтан, а кто-то другой. Осталось выяснить кто.
Латифи приветливо улыбнулся. Со шрамом он нравился Хоффману гораздо больше, так как меньше походил на полицейского из рекламы.
— Мой шеф не одобрит этой твоей работы, что бы ты ни делал. И это здорово, коллега Ларсон!
10. 42 (Остался 1 день, 11 часов и 20 минут)
— Ну, теперь ты скажешь мне все…
Не успел Эрик Вильсон в расстроенных чувствах закончить совещание с руководителями профсоюза, как подоспели сотрудники отдела по найму персонала, пререканиям с которыми не было конца. Впереди ожидалась еще одна встреча, которой он хотел бы избежать, с бухгалтерией. Но до нее оставалось десять минут, и Вильсон рассчитывал провести их в тишине, когда его планы нарушил Эверт Гренс.
— Слышишь, Вильсон? Даже не думай, что я уйду отсюда, прежде чем получу ответы на то, что меня интере- сует.
Вильсон вздохнул. Никогда еще он так не тосковал по бухгалтерии, как в этот момент вторжения взбешенного комиссара. Гренс был хуже всех бюджетных дефицитов, вместе взятых.
— И тебе добрый день, Эверт.
— Сегодня утром я пытался провести обыск, разрешение на который ты выписал мне скрепя сердце и о котором знали очень немногие! Черт подери, Вильсон, кто-то побывал там до меня и уничтожил все улики.
— Мы уже говорили об этом, и я не намерен поднимать этот вопрос вторично.
— У нас утечка, Вильсон! Или ты сам протекаешь, или кто-то очень тебе близкий, кому ты слишком доверяешь. С кем ты встречаешься, Вильсон? В кого ты влюбился настолько, что ослеп?
— О’кей, мы пройдем через это еще раз. Но послушай меня внимательно, Гренс. Тебя совершенно не касается, с кем я встречаюсь или не встречаюсь. Эта проблема существует только в твоей голове. Ищи утечку где-нибудь в другом месте. Что, если это кто-то из близких тебе людей? Кого ты любишь настолько, что не замечаешь очевидного?
— Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Тебя подставили, Вильсон. Другого объяснения этому у меня нет. Сейф в твоем кабинете. И ордер на обыск вышел отсюда же.
— Сядь.
— Только после того, как ты мне все объяснишь.
— Сядь, Эверт.
Эверт Гренс нехотя опустился на стул для посетителей.
Он принадлежал к тому типу комиссаров полиции, которые распаляются и остывают одинаково быстро.
— Я еще раз обследовал свой кабинет и архивную комнату в подвале. Никому ни о чем не сказав, вызвал другую экспертную группу и получил другой результат.
Гренс честно пытался усидеть спокойно. Ничего не получалось.
— И что?
Вильсон перегнулся через стол и постучал по тяжелой стальной конструкции.
— Чтобы открыть сейф такого типа, нужен пин-код, который в нашем случае даже не записан на бумаге. Кроме него, нужна запрограммированная ключ-карта, примерно такая же, как и для двери. Взломщик, по крайней мере, пытался добыть и то и другое и оставил кое-какие предметы, предназначенные именно для этой цели. Новая экспертная группа их обнаружила.
— Что за предметы?
— Во-первых, две микроскопические веб-камеры, спрятанные в щелях в стене. Одна здесь, в моем кабинете. Другая в подвале, над столом архивариуса. Первая направлена на сейф. Когда я набираю код из восьми цифр, они отображаются на электронном дисплее, чтобы я мог проконтролировать, что все делаю верно. По замыслу взломщика, в этот момент дисплей снимается на камеру. И человек, которого мы ищем, может увидеть код при помощи компьютера или мобильного телефона, принимающего отснятый на камеру ма- териал.
В комнате стало тихо.
— В тот самый момент, Эверт, когда я нахожусь здесь и делаю свою работу!
Возмущение Вильсона передалось его подчиненному.
— Нашу работу, Эрик! Нашу общую работу!
Но по мере того как Гренс успокаивался, Вильсон, напротив, распалялся все больше. Как будто только сейчас понял, в какой попал переплет. Его, Эрика Вильсона, шефа крупнейшего в Швеции следственного отдела, обвели вокруг пальца. Сделали жертвой преступного заговора, и где! В том самом месте, где преступления должны раскры- ваться.
— Но это не все. Эксперты обнаружили две антенны. Одну здесь, в коридоре, и еще одну возле входа в архив. Они не больше веб-камер, и заметить их так же непросто. Эти микроантенны ловят волны определенной частоты на расстоянии до десяти метров и посылают дальше, на сканер карт и программатор. В результате тому, кто установил эти антенны, достаточно вставить в программатор пустую карту и кликнуть на «enter», чтобы его карта заполнилась той же информацией, которая есть на моей.
Когда такой в целом невозмутимый человек, как Вильсон, горячился, это выглядело куда более впечатляюще, чем в случае Эверта Гренса, который делал это по нескольку раз на дню.
— То есть у нас был двойной замок, понимаешь? Пин-код, который существовал только в моей голове, и волны определенной частоты, которые испускала только моя карта. И некто у меня под носом, в моем и твоем отделе, смонтировал это чертово оборудование, мимо которого я ходил каждый день. И все для того, чтобы помешать нашей с тобой работе! Произошло непоправимое, то, чего никогда еще не случалось.
Эверт Гренс видел, что сейчас самое главное успокоить шефа.
— Я прекрасно тебя понимаю…
Он взял Вильсона за плечи и слегка надавил, словно пытаясь затолкнуть обратно ищущий выхода гнев.
— …понимаю, каково приходится, когда на подозрении самые близкие люди. Вообще, сколько человек вхожи в твой кабинет? Двадцать? Десять? Пять?
Лицо и шея Вильсона пошли красными пятнами. Создалось впечатление, что он хотел ответить, но не получалось. Все слова ушли в красные пятна.
Поэтому Гренс продолжил:
— Я просил Хермансон проследить за тобой, Вильсон. Потому что ты замалчивал самое главное, как мне казалось. Но Хермансон не подчинилась, и я не понял, почему. И поэтому попросил Свена проследить за ней. Он поначалу тоже отказался. Такие уж мы, что не хотим, ну никак не желаем видеть то, на что не следует закрывать глаза. Но потом Свен передумал и стал наблюдать за Хермансон. И результат не обрадовал ни его, ни меня, — уж можешь мне поверить. Потому что Марианна Хермансон показала себя с неожиданной стороны. Она лгала. Не ходила на встречи, которые отмечала в журнале. Ходила туда, где ей как будто совсем нечего было делать. Смотри сюда, Вильсон. Очень может быть, что Марианна Хермансон и есть тот человек, которого мы с тобой ищем. И я хотел бы, чтобы ею занялся ты, потому что я слишком ей близок.