Прибывший на место комиссар Эверт Гренс уже задавал этот вопрос руководителю группы спасателей. Теперь он повторяет его еще раз:
— Человеческие останки?
— Ничего такого, комиссар.
Гренс отходит немного в сторону, к оцепленной поселковой улице. Но и оттуда зрелище катастрофы выглядит не менее жестоким.
Сильный взрыв всегда сопровождается ударной волной. Поэтому гамак, в котором Зофия так любила сидеть с Луизой на руках, отброшенный, лежит возле штакетника. Детские качели позади дома как ветром сдуло. А изгородь, через которую мальчики лазили на соседский участок, разнесло на куски.
Он оборвал связь с шантажистами — и вот их ответ.
Оставалось надеяться, что семья Хоффмана прячется в действительно надежном месте.
Солнце нагревало и без того горячие руины. Дыхание клубилось у рта облачком черной пыли. Хермансон с криминалистами в латексных перчатках рылась в развалинах. Стажеры опрашивали не пожелавших или не успевших эвакуироваться соседей.
Усталый Свен, — слишком часто за последние дни приходилось подниматься с постели на рассвете, — направлялся к комиссару.
— Нам нужно поговорить, Эверт. С глазу на глаз.
— Хорошо, говори.
— Для начала, это ведь был дом Хоффмана, так?
— Да.
— Рискну предположить, что все это как-то связано с событиями последних дней. Я имею в виду убийства, пропажу документов из сейфа Вильсона и твою просьбу проследить за Хермансон. Я прав? Только давай начистоту, Эверт.
— Да, ты прав.
— И твой таинственный напарник, имя которого ты от нас скрываешь, Хоффман?
— Да, это так.
— И эта бомба в мирном пригороде…
— Предупреждение.
— И это все, что ты можешь об этом сказать?
— Пока все.
Но у Свена Сундквиста было еще одно дело. Результат анализа крови, обнаруженной на кухонном подоконнике в квартире Душко Заравича.
— Ни единого совпадения.
Свен поднес Гренсу мобильник и увеличил текст в файле из Национального центра судебной экспертизы.
— Видишь? Этот образец не имеет никакого отношения ни к одному из преступников или подозреваемых, с которыми мы когда-либо имели дело. То же касается и наших с тобой коллег.
Эверт Гренс вглядывался в буквы, которые оставались слишком маленькими, как бы ни увеличивал их Свен. Но новость и в самом деле была хорошей. Лучшей можно было бы считать разве что стопроцентное совпадение. Она означала, что ни один из их коллег не замешан в этом преступлении. Разумеется, это не опровергало существование полицейского, переметнувшегося на сторону противника. Но улики накануне обыска в квартире Заравича уничтожил не полицейский.
Свен Сундквист сказал все, что хотел, и снова направился к дому, которого больше не существовало. Гренс составил ему компанию.
— Свен?
— Да?
— Передай, пожалуйста, стажерам и Хермансон, что после работы они едут ко мне домой.
— К тебе, Эверт?
— Потому что совещание мы можем провести только там.
09.58 (Осталось 12 часов 4 минуты)
Пять человек — слишком много, если верить металлической табличке на лифте. Но стажеры и Хермансон втроем весили не больше одного зрелого мужчины, а Свен Сундквист явно не страдал избыточным весом. Поэтому главным виновником перегрузки можно было считать только самого Гренса.
«Эверт и Анни Гренс» гласила надпись над почтовой щелью, — и это после стольких лет… Гости погрустнели, но воздержались от вопросов и комментариев. В конце концов, комиссар вправе писать на своей двери то, что хочет.
— Прежде чем вы войдете…
Гренс отпер дверь, но приоткрыл ее лишь наполовину и несколько секунд продолжал держать дверную ручку.
— Марианна заходила ко мне пару дней назад, поэтому больше знает о том, что нам сейчас предстоит. Ты тоже был у меня, Свен, но тот вечер не слишком удался, думаю, здесь ты со мной согласен. Что касается Лукаса и Амелии, им такая возможность выпала уже во время стажировки, и мне самому это не менее удивительно, чем им. Но ведь и расследование у нас не совсем обычное.
Гренс оглянулся на гостей.
— В общем, независимо от того, сколько вы меня знаете, несколько дней или целую вечность, вы должны уяснить себе следующее. Переступая порог этой квартиры, вы входите в мир тишины, в альтернативную вселенную комиссара полиции. Готовы ли вы к этому?
Все дружно закивали.
— Отлично, тогда добро пожаловать. Идите прямо и до конца. Потом поверните направо, там будет кухня.
Пока Гренс носил стулья из гостиной, четверо его гостей стояли вокруг кухонного стола и доски с прикрепленными документами, стрелочками и подписями. Похоже, здесь действительно проводили следственное совещание.
— Вы, я вижу, хорошо продвинулись после того, как я здесь побывала. — Марианна Хермансон подняла глаза на доску и разглядывала картинки.
Свен Сундквист встал рядом с коллегой.
— Эверт… черт… что это значит? Протоколы криминалистической экспертизы, которых я не видел в глаза… Если вы и продвинулись, как только что сказала Хермансон, то явно без моего участия.
Комиссар попросил всех сесть, включил кофемашину и достал пять чашек и блюдце со свежими печеньями «Мария». Потом разлил кофе и повернулся к стажерам.
— Вы слышали голос Хермансон? Она пыталась это скрыть, но получилось плохо. А Свен? А ведь он никогда не ругается. Это возмущение. Я давно знаю и Свена, и Марианну, поэтому можете мне поверить. Так чем же они так возмущены? Тем, что ни разу в жизни не имели дела ни с чем подобным, хотя и работают в полиции более двадцати и десяти лет соответственно. Скажу больше. Я, полицейский с более чем сорокалетним стажем, разделяю их чувства. Поэтому то, что я сейчас делаю, продиктовано не опытом. Просто мне кажется, что это сработает. А потому, Лукас и Амелия, призываю вас прекратить возмущаться и заняться расследованием преступления. Звучит разумно, не так ли?
Гренс не смотрел ни на Свена, ни на Марианну. В этом не было никакой необходимости. Они не могли не возмущаться тем, что оказались не у дел, хотя прекрасно понимали причину. Оба оказались на подозрении у шефа.
— Именно поэтому, Лукас и Амелия, у меня нет другого выхода, кроме как работать здесь. И я пригласил вас к себе, потому что нуждаюсь в вашей помощи. Кухню, где вы находитесь, можно считать филиалом полицейского участка, причем более надежным, чем его основная часть.
Гренс показал на красный крест в центре доски, соединенный четырьмя зелеными штрихами с фотографиями «торпед» из контрабандной мафии. На трех снимках были мертвецы с простреленными в двух местах головами. На четвертой — Заравич, досиживающий в Крунуберге последние сутки.
— Так же, как и вы, я никому не верю. Именно поэтому мы и затеяли это наше расследование. Кто-то из наших коллег решил, что ему будет интереснее или выгоднее работать с неизвестным, обозначенным на этой схеме красным крестом. Его предательство уже стоило жизни этим троим, — Гренс показал на снимки. — И по этой же причине…
Комиссар открыл упаковку с печеньями и предложил коллегам угощаться. Никто не отреагировал, и тогда он сам взял себе пару штук.
— …по этой же причине и Заравич оказался в камере, не имея на то более-менее убедительных законных оснований. И я был вынужден прибегнуть к помощи нашего старого неофициального сотрудника, который сейчас пытается разобраться с ситуацией на месте.
— На месте?
Свен был раздражен не на шутку. Его подозревали в предательстве! В полицейском коллективе, где на доверии держится все, нет и не может быть ничего хуже. Свену Сундквисту как никому другому было известно, что доверие завоевывается долго, а рушится в один момент.
— Ты сказал «на месте», Эверт? Объясни, что это значит.
— Что выводы, которые вы для себя уже сделали, верны. Все видели текст на чудом уцелевшем почтовом ящике перед взорванным домом: «Здесь живет семья Кослов-Хоффман». В среде, с которой мы имеем дело, этот человек чувствует себя как рыба в воде. Пит Хоффман отправлен мной в командировку в город Шкодер в Северной Албании, потому что руководство контрабандными операциями, как нам кажется, осуществляется оттуда.
— Руководство? Кого конкретно ты имеешь в виду?
— Этого я пока не знаю. Я думал на одного человека, с которым имел дело раньше и который был связан с этими людьми, — Гренс еще раз ткнул в фотографии трех убитых мужчин. — Но он был застрелен таким же образом. Сейчас Хоффману при помощи местных полицейских удалось установить новое имя. Но является ли он руководителем или всего лишь одним из приближенных к нему, пока не ясно.
Тут Гренс впервые оглянулся на Марианну и Свена. Они сидели здесь, потому что он их позвал. Потому что нуждался в их помощи. Настроение стажеров оказалось вполне предсказуемым. Оба сияли от гордости быть приглашенными на секретное совещание. Но успех операции в большей степени зависел от того, как поведет себя старая гвардия. И это было то, что до сих пор оставалось Гренсу неясным и во многом зависело от Хоффмана.
В то же время, как руководитель группы, Гренс должен был знать наверняка, что, несмотря на перенесенное оскорбление, Свен и Марианна без остатка посвятят себя новому расследованию, пока даже не получившему статуса официального.
Гренс переводил пристальный, испытующий взгляд то на нее, то на него, пока наконец оба не кивнули.
Соглашение было достигнуто.
— Спасибо. Теперь я могу…
Комиссар огляделся в поисках мобильника, на котором были часы.
— Ты что-то ищешь, Эверт?
— Телефон.
Гости тоже начали озираться, но, так ничего и не найдя, предложили шефу свои мобильники.
— Хорошо, Свен. Который час, можешь мне сказать?
Свен перевернул свой телефон вверх дисплеем:
— Четверть одиннадцатого.
— Спасибо. Стало быть, я могу удерживать Заравича в заключении меньше двенадцати часов. Именно столько нам отводится на предотвращение следующего убийства, Заравича или Хоффмана.
— Хоффмана?
— У меня нет возможности рассказывать эту историю во всех подробностях, но вся семья Хоффмана в смертельной опасности.