Именинница — страница 52 из 67

— Но если ты не можешь нам толком ничего объяснить, то как мы…

— Двенадцать часов, Свен. За это время мы должны найти продавшегося полицейского. Пит Хоффман будет работать со своего конца, мы со своего. Договорились?

12.03 (Осталось 9 часов 59 минут)

Дом, в который проник Хоффман, располагался чуть наискосок от белой виллы с антеннами, на противоположной стороне улицы, и тоже был построен, если верить Латифи, для партийных инструкторов. Сейчас им, как и другими подобными домами, владел нувориш-мафиози, по счастью не обзаведшийся вооруженной охраной.

Поэтому, убедившись, после нескольких часов наблюдений из машины, что хозяина нет дома, Пит выбил окно на боковой стороне и по лестнице, обозначенной на имеющемся у него плане, спустился в подвал. В дальнем его конце находилась котельная. Здесь было жарко, и масляные испарения в воздухе затрудняли дыхание, чего Пит почти не замечал.

Он сосредоточился на кирпичной стене за большим котлом, смотрел на нее, гладил ладонью, прошупывая каждый стык. Это и был, — согласно секретным документам, раздобытым Латифи, — ключ. Пит прощупал правую половину, от пола до потолка, и приблизился к середине, когда мобильник зазвонил.

Только четверо человек знали этот номер. Зофия — которую он строго предупредил, чтобы звонила только в случае крайней необходимости. Гренс — который, согласно их договоренности, не должен был звонить первый, а дожидаться, пока Хоффман объявится сам. Латифи — который собирался выйти на связь не раньше, чем двухэтажная вилла опустеет, а до этого было еще ждать и ждать. И Энди, наблюдавший на мониторах в тесной «однушке» за жизнью клиентов охранного бюро. Но и ему Хоффман недвусмысленно объяснил, что отныне его интересует только одна семья — та, что под пристальными взглядами семи камер скрывалась на первом этаже многоквартирного дома в Гамла Сикле.

Его собственная семья.

— Один из детей только что пропал.

— Что ты сказал?

— Камера 6, направленная на входную дверь. Один из детей, старший мальчик, как я полагаю, вышел на лестницу и не вернулся.

— Куда он направился, Энди?

— Этого я не знаю, но из подъезда, похоже, не выходил. Судя по видео с внешней камеры.

— Мой мальчик…

Последнюю фразу Хоффман произнес шепотом, поэтому Энди ее не расслышал.

— Что вы сказали, босс?

— Я сказал, что это нужно разузнать.

— Но что мне делать? Ехать туда? В таком случае я брошу всех остальных. Звонить Карлосу, который, наверное, отсыпается перед ночным дежурством? Это то, о чем я предупреждал, босс, если семья разме- щена…

— Оставайся на месте, достаточно того, что ты сообщил. Я все улажу.


Пол отъехал, и глазам Хюго открылся тайный ход. Мальчик как раз успел вернуть фанерное дно на место и закрыть гардероб, когда из туалета вышли Расмус и мама с Луизой. Теперь оставалось ждать, пока мама займется чем-нибудь еще.

И он дождался — сейчас или никогда.

Улучив момент, Хюго повернул замок и вышел на лестницу. Ему нужно было в подвал, где только и можно было со всем этим разобраться. С запасным выходом.


— Зофия?

— Но…

— Где ты?

— На кухне, скоро обед. Я… что-нибудь случилось, Пит?

— Хюго. Ты его видела?

— Он играет в компьютерную игру.

— Уверена?

— Только что сидел на диване. И я слышала звуки.

— Сходи посмотри.

— Подожди, я сейчас.

— Ты уже там?

— Сейчас…

— Зофия, я…

— Пит…

— Да?

— Его здесь нет.

Здесь и в самом деле пахло подвалом. И фонарик на мобильнике плохо освещал дорогу. Но Хюго подошел совсем близко… Вот здесь…

За массивной дверью с металлическими колесами, которые он должен был повернуть, чтобы войти. Если Хюго туда проникнет, окажется прямо под гардеробом. Хюго взялся за колесо, поднатужился — и тяжелая дверь поддалась. То, что открылось за ней, больше походило на бомбоубежище. Хюго и раньше приходилось бывать в бомбоубежище, у Вилли и Йари, которые учились с ним в одном классе, хотя жили далеко, в Фасте. Но здесь оказалось еще темнее. И никаких окон.

Луч фонарика заскользил по потолку, пока Хюго не разглядел свежую краску, — яркий белый круг, выделявшийся на более тусклом фоне. И теперь, если придвинуть оказавшуюся в углу железную стремянку, Хюго мог бы коснуться рукой обратной стороны того, что сверху было дном гардероба. Мальчик постучал по свежевыкрашенному белому кругу — пустота. Совсем как тогда, в гардеробе.


— Зофия, слушай меня. Хюго не сидит на диване перед телевизором, потому что он вышел. И тебе придется последовать за ним, хотя ни ты, ни он не должны покидать пределов квартиры. Найди его.

— Откуда ты знаешь, что он вышел?

— Знаю. Иди за ним.

— Ты следишь за нами?

— Не я.

— А кто?

— Ступай за ним, Зофия.

— Уже иду.

— Наблюдатель его не видит.

— Я уже у входной двери, Пит. Вот… ты прав.

— Что?

— Она не заперта.

— Он не мог уйти далеко, и если ты…

— Хюго? Ты… откуда?

— Что там происходит, Зофия?

— Он стоял в подъезде.

— Спроси, где он был.

— Хюго, тебе нельзя выходить, и ты об этом знаешь.

— Где он был!

— Где ты был?

— Говорит, что хотел подышать свежим воздухом, а потом передумал.

— Воздухом?

— Так он сказал.

— Запри дверь и поговори с ним серьезно. Обещай мне, Зофия…


Пит Хоффман три раза набирал Энди, чтобы сообщить, что все в порядке, — безуспешно. Это совсем не походило на его самого ответственного охранника. Или Энди не слышал сигнала, потому что был на пути к дому в Гамла Сикле? В таком случае он скоро узнает, что семья, за которую босс так беспокоится, его собственная. Знает Энди об этом или нет, само по себе не имело никакого значения. Но Хоффман чувствовал себя неуютно, оттого что вовремя не посвятил Энди в эту свою тайну. Это было равносильно обману.

Пальцы ощупывали стену. Она заканчивалась, а Пит все еще не находил того, что искал. Возможно, именно поэтому до него наконец стал доходить удушающий запах машинного масла, и спина взмокла от жары.

Нужный кирпич обнаружился в самом низу слева. Именно там кладочные швы были особенно шероховатыми и даже бугристыми. Пит с силой нажал на кирпич — и вся стена пришла в движение. Изнутри выплыла угловатая дверца.

Дома крупных политиков соединялись подземными туннелями, и это подтверждал чертеж Латифи. История умалчивала, делалось ли это на случай бегства, для тайных совещаний или же просто по привычке любой диктатуры окружать себя стеной секретности. Сам Пит тоже использовал нечто подобное в доме, которого, если верить Зофии, больше не существовало. Кирпичная кладка редко бывает идеально ровной, поэтому легко обманывает ненаметанный глаз.

Пит включил фонарик и пошел по туннелю, предварительно нажав на тот же кирпич, чтобы закрыть за собой секретную дверь. Семьдесят пять метров пригнувшись, с рюкзаком, в котором лежали необходимые инструменты. Впереди, если верить чертежам Латифи, ждала еще одна стена «с сюрпризом».

12.52 (Осталось 9 часов 10 минут)

Солнце отражалось от пола, отполированного ногами множества посетителей, когда Эверт Гренс вошел в крунубергскую тюрьму. Душко Заравич сидел в четвертой камере справа и был так же молчалив, как и на первом допросе. Упрямо глядел в пол, пока комиссар пытался уяснить его роль в контрабанде оружия, оставлял без комментариев прозрачные намеки на албанские связи. А когда Гренс заговорил об убитых коллегах задержанного, открытым текстом послал его к черту.

Оба они были профессионалы, оба знали свое дело.

Гренс хватался за малейший предлог, который мог бы продлить содержание под стражей. Но Заравич успел себе уяснить, что чем меньше он будет говорить, тем больше у него шансов быстрее выйти на волю.

Лифт вверх — еще один коридор — лифт вниз.

Эрик Вильсон, как и обещал, ждал в своем кабинете. И, как и обещал, не изменил своего мнения.

— Я не буду звонить прокурору и обсуждать с ним это задержание. В прошлый раз, Эверт, я поддался на твой шантаж, но теперь даже не надейся.

— В таком случае сегодня вечером его придется выпустить.

— Я дал тебе шанс, Эверт, ты им не воспользовался.

— Он выйдет, и тебе прекрасно известно, что это значит. Бумаги, которые выкрали из твоего сейфа, Вильсон. Ты лучше меня знаешь, что в них и что станет с Хоффманом, если Заравич об этом узнает.

— Но мы не можем держать за решеткой того, кто даже не подозревается в совершении преступления.

Гренс поднял глаза на шефа. Аргументы были исчерпаны.

Вильсон играл по правилам, при этом не открывал всех своих карт.

— И потом, Эверт. Я еще могу понять, почему это так важно для Пита Хоффмана. Но почему это так волнует тебя? Оба мы знаем, чем обязаны Хоффману. Но что он такого сделал для тебя лично, что ты о нем так печешься?

Этот вопрос шефа застал комиссара врасплох. Он не был готов на него ответить, пока по коридорам отделения полиции бродил неразоблаченный полицейский-оборотень. Гренс поднялся, чтобы идти, но Вильсон его оста- новил:

— Это, наверное, твое, Эверт?

И показал на мобильник на своем столе — один в один потерянный мобильник Гренса.

— Я искал тебя утром. Взрыв, дом Хоффмана, — я хотел знать об этом больше. И, когда я набрал твой номер, зазвонил телефон в коридоре. Твой телефон, Эверт. Он лежал на копировальном аппарате. Подозреваю, утро выдалось жарким.

Этот мобильник искала вся его маленькая следственная группа на кухне в квартире на Свеавеген.

— На копировальном аппарате?

— Да. Возьми его. Это расследование… Эверт, ты всегда должен быть на связи. Положи его в карман и не вынимай без необходимости.

Гренс поблагодарил шефа и на этот раз сделал так, как тот велел. Мобильник проскользнул во внутренний карман, и комиссар вышел из кабинета, — к кофейному автомату, за двумя чашками черного.

В его распоряжении было три дня, от которых ничего не осталось.