Проверил часы — успел.
Заравич должен был освободиться с минуты на минуту, все еще не зная о том, где прячется семья Пита.
Ноги налились свинцом, руки повисли вдоль тела. Хоффман обессилел, его мучила жажда. Он выдержал эту гонку со временем и теперь хотел одного — лечь на пол между мертвецом и рыдающей женщиной. Свернуться калачиком. Уснуть и проснуться в постели рядом с Зофией, в доме, которого больше не существовало.
Вот завибрировал мобильник — сообщение о том, что фотографии доставлены.
Или нет, другое.
Сообщение с красным восклицательным знаком означало, что ничего не может быть доставлено.
Черт, черт…
Нет связи. Нет сигнала.
Пит обежал спальню, кабинет, кухню, холл, комнату для гостей — ничего. Кроме «вай-фая», для которого нужен пароль.
Он вернулся к женщине, которая вела себя в точности так, как ей приказали.
— Пароль! Пароль к твоей Сети!
Она посмотрела на него и ничего не ответила.
— Говори! Я знаю, что ты понимаешь по-английски.
Веса Лилай продолжала молчать. Пит выстрелил ей в голень — наименее опасное ранение.
— Говори!
Она покачала головой. Следующая пуля пришлась в левую руку.
— …стреляй. От меня ты ничего не услышишь.
И посмотрела на Пита так, что тот понял — надо искать другой выход.
Он еще раз пробежал все комнаты. Опустошил гардероб, переворошил ящики письменного стола. Открыл в прихожей похожий на кладовку шкаф и — вот он. Роутер, на самой верхней полке. Пароли часто пишут на дне подставки — фабричный код прописными и строчными буквами, вперемежку с цифрами и другими знаками.
Пит поднял прямоугольный черный аппарат, перевернул.
Он был там.
Zfqbgs3dwv
Отыскал локальную сеть, ввел пароль.
Ждал.
Ждал.
И — получилось!
Ура!
Связь была восстановлена, и снимки мертвеца еще раз отправились по нужному адресу.
Далее предстояло самое трудное — дождаться сигнала.
Пит считал секунды, потом принялся бродить по дому. Переворачивал поленья в камине. Провел рукой по дивану, цвет которого напоминал о креслах в доме его бабушки с дедушкой по материнской линии. Пригнувшись, прошел под люстрой и остановился возле книжного шкафа, где стояло лишь несколько книг, зато множество фотографий в золоченых рамках. Пит взял ту, которая оказалась ближе. Владелица виллы, Веса Лилай.
Пит узнал ее сразу, хотя на снимке она была ребенком. Нарядная, позировала перед камерой в студии. На следующей фотографии она с диадемой в волосах сидела в дорогом ресторане, быть может, в компании старшего брата и родителей, с бокалом в поднятой руке.
Сейчас эта женщина лежала на полу, с простреленной рукой и ногой, и обнимала труп любимого человека.
Пит Хоффман поставил на место фотографии из прошлого, которое лучше всего смотрится в золоченых рамках, еще раз прошелся по комнатам и собирался выйти во двор, чтобы еще раз отправить свои снимки, когда наконец услышал слабое жужжание.
Поспешил к мобильнику на столе. Схватил, не решаясь нажать на значок «Сообщения».
Успел ли он отправить фотографии мертвеца?
Успели ли они поступить на мобильник в Стокгольме?
И что, если он все-таки опоздал…
21.56 (Осталось шесть минут)
И тут он впервые зарыдал.
Не так, как женщина на полу, потерявшая любимого человека.
Это были жалкие всхлипы. Как и те, которые перешли в ярость в тот момент, когда, взвесив игрушку Расмуса на ладони, Пит понял, что держит вот-вот готовую взорваться гранату. Те самые всхлипы, которые вылились в страх, когда Хюго узнал отца в его новом облике и обнял — слишком крепко. После таких объятий в горле застревает комок, который потом проскальзывает куда-то в желудок.
Но на этот раз эти всхлипывания означали облегчение. Картинки наконец были доставлены по адресу. Пит выполнил задание и предоставил тому доказательства, а значит, Зофия и дети еще некоторое время пробудут в безопасности.
Часть седьмая
Пит побежал по сухой земле, перелез через ограду и сел в угнанный автомобиль. Назад — в ночной Шкодер, а утром в аэропорт и домой. Много километров спустя, в начале долины, где дома стояли теснее, а людей, возвращавшихся домой, чтобы лечь в постель, стало больше, темноту прорезал свет фар. Навстречу Питу мчал автомобиль. Оба водителя притормозили, чтобы не задеть друг друга на узкой дороге, и на какой-то короткий миг обменялись взглядами через опущенные стекла. Хоффман и Латифи. Не дождавшись шведского коллегу из туалета, албанский полицейский понял, что тот решил его обмануть и продолжить путь в одиночестве. Теперь Латифи спешил в особняк в самом конце дороги, чтобы предупредить очередное убийство. Еще совсем немного — и он увидит, что опоздал.
Пит Хоффман увеличил скорость, не чувствуя, как машину шатает из стороны в сторону на ухабистой дороге, как она проваливается в ямы и проскальзывает на узких крутых поворотах. Он летел как на крыльях, потому что управился и был свободен. Но ему захотелось услышать слова, подтверждающие со стороны это его ощущение, и Пит впервые набрал номер, с которого ему звонил искаженный голос.
— Да?
— Вы мне так и не ответили.
— Не ответил? На что?
— Я посылал вам снимки, доказательства того, что выполнил ваше поручение.
— Снимки получили, но поздно.
Пита пробрал ледяной холод. Словно гигантская сосулька вошла в голову и достигла сердца.
— Снимки были отправлены в двадцать один пятьдесят шесть, с запасом в шесть минут. В моем телефоне сохранилось подтверждение.
Конец фразы провалился в паузу — короткую, готовую разрядиться взрывом.
Хоффман ждал, пока сосулька входила все глубже. Наконец искаженный голос вернулся в трубку:
— На мой мобильник они поступили в двадцать два часа семь минут — с пятиминутным опозданием. И это значит, что Заравич, которого только что освободили после трехдневного ареста, не только успел встретиться со своим адвокатом, но и получить адрес, по которому прячется твоя семья. Ты уже понял, куда он спешит, пока мы с тобой здесь разговариваем.
— Поезжай туда! Немедленно!
Пит Хоффман кричал в микрофон.
— Заравич уже едет к ним!
Эверт Гренс понял не сразу:
— Ты можешь говорить тише? Этот телефон… я не уверен…
— Атласвеген, 41. Сикла. Первый этаж с левой стороны. Там Зофия и мальчики и… Гренс, поторопись!
Когда Гренс бегал в последний раз? Несколько лет тому назад, когда парень, научившийся доверять ему, был найден мертвым в общежитии для беженцев. И теперь, как тогда, комиссар с простреленным бедром несся вперед, позабыв о старой ране, и даже не прихрамы- вал.
На этот раз он не просто пытался, он бежал по-настоящему.
Свен Сундквист и Марианна Хермансон держались на шаг впереди — по коридорам, вниз по лестнице, к машине, припаркованной на Кунгсхольмсгатан.
Еще один долгий день взаперти в чужой квартире.
И все потому, что они должны прятаться. Потому что папа, который исчез, и пистолеты под мойкой, и мама, растворившая сим-карту в ацетоне на дне кастрюли, — все это означает опасность. Но никакой опасности не ощущается. Хюго сидит на углу кухонного стола перед окном, за которым ничего не происходит.
За полчаса он насчитал четыре машины на парковке, девять человек, возвращавшихся домой, и двух собак, помочившихся у одного и того же фонаря. И все-таки это было больше, чем вчера, когда за такое же время было только семь человек и одна собака.
Четыре машины и девять человек.
Если не считать тех, кто сидит в том большом черном автомобиле.
Том самом, который остановился на другой стороне улицы. Из него так никто и не вышел. А ведь там их по крайней мере двое, если никого нет на заднем сиденье.
— Что ты делаешь?
Мама. Он и не заметил, как она подошла. Она вообще хорошо умеет подкрадываться. И так приятно гладит по голове.
— Ничего. Просто смотрю.
— Пора спать, Хюго.
— Зачем? Завтра ведь все равно будет нечего делать.
— Затем, что… нужно соблюдать распорядок дня. Только так и можно сделать все это хоть немного похожим на нормальную жизнь.
Но Хюго продолжает сидеть. Если те двое выйдут из черной машины, на сегодняшний день людей будет одиннадцать.
Рекорд.
— Там ведь кто-то сидит, правда, мама? В том черном «БМВ», видишь?
— Где?
— Там.
Хюго показывает. Мама смотрит на него.
— Мне кажется, они такие же, как твой папа… из охранного агентства, я имею в виду. Папа поручил им присматривать за нами время от времени, чтобы быть уверенным, что у нас все хорошо.
Мама гладит Хюго по щеке. Какие же у нее ласковые руки!
— Еще пять минут, Хюго, а потом ты идешь чистить зубы. Договорились?
— Договорились.
Там, под деревьями, где дорога поворачивает.
Какая удача!
Еще одна собака, вчера ее не было. Итого три собаки.
И десять человек, если с тетей, которая держит собаку на поводке. Эта тетя похожа на бабушку, какой ее помнит Хюго.
Потом все снова стихает. Ничего, кроме птицы или кошки, которую, наверное, тоже можно было бы посчитать.
И в этот момент Хюго замечает нечто странное. Те двое, про которых мама сказала, что их прислал папа, сидят в шапках. В такую-то жару? Наконец они выходят из машины. Не успевает Хюго обрадоваться, — потому что с этими двумя у него уже даже не десять, а двенадцать человек — новый рекорд! — как они надвигают шапки на лица. И в таком виде — в черных масках — идут прямиком к их подъезду.
Прямо на него.
— Мама! Мама!
Хюго закричал изо всех сил, но мама двигалась медленно, она не понимала.
— Быстрее, мама!
Наконец она подошла, и Хюго не потребовалось ничего объяснять. Потому что мама увидела то, о чем он уже знал, и поняла то, что Хюго успел понять раньше нее. Двое мужчин в черных масках направлялись в их квартиру. И это не были охранники из папиного бюро. Эти люди несли смерть.
— Прочь от окна!