— Эй… У нас все хорошо, опасности больше нет. Я полицейский и помогаю вашей маме. Скажите, как к вам можно попасть? Есть другие способы, кроме этого лаза?
Ей ответил мальчик лет девяти-десяти:
— Меня зовут Хюго. Нужно выйти на лестницу и спуститься в подвал. Потом до самого конца, где будет металлическая дверь с двумя колесами. Их нужно повернуть. Здесь я, мой младший брат Расмус и сестра Луиза. И еще я хотел спросить… как чувствует себя наша мама?
— Я чувствую себя прекрасно, мой мальчик!
Зофия услышала вопрос Хюго и поспешила ответить. Это было так приятно, словно она вслед за своим голосом переместилась в подвал, к детям.
— Отлично, — сказала Амелия. — Тогда я иду к вам, а мама подождет наверху.
Амелия подмигнула Хюго, и он подмигнул в ответ. Она вышла на лестницу, как он сказал, но не стала спускаться в подвал. У Амелии было еще одно дело, связанное с двумя автомобилями.
В ее собственном, — дверца так и осталась не заперта, поскольку счет шел на секунды, — лежала папка. Амелия взяла ее и направилась к черному «БМВ» на другой стороне улицы. Открыла его ключом, который вытащила из кармана Заравича, пока Зофия лежала без чувств, и положила папку на пассажирское сиденье. На пути к дому и на лестнице в подвал думала о том, сколько еще потребуется времени, чтобы Эверт Гренс, Свен Сундквист и Марианна Хермансон прибыли сюда с «мигалками» и полицейскими сиренами. И какую версию событий им предложить, если правду нельзя рассказывать ни в коем случае.
Часть восьмая
Правда в том, что я должна была умереть.
Умереть по-настоящему, поскольку на этот раз нет гардероба, в котором можно было бы спрятаться. Я даже слышала выстрелы.
Мы ехали в аэропорт ночью, по узкой, ухабистой дороге. Но потом в глаза ударил свет, появился незнакомый автомобиль, и я увидела черный мужской силуэт.
Почему ты называешь себя Лилай?
Лорик целился в меня через боковое стекло и говорил не своим голосом.
Почему — отвечай!
Я попыталась спрятаться и впервые пожалела о том, что я не Ханна Ульсон.
Потому что я…
Тетю трясло от страха. За меня, потому что Лорик целился в меня, и он бы действительно меня убил.
… мой отец.
Потом произошло то же, что и здесь.
Пуля попала не в Зофию Хоффман, а в Заравича, который рухнул на пол спальни. И это не меня тогда застрелили, а Лорика, который перевесился в окно верхней частью корпуса и смотрел на меня удивленными гла- зами.
После этого тетю Весу затрясло еще больше.
Она выстрелила через дверцу автомобиля. Она, которая в жизни никого не убила и терпеть не могла оружие, в тот вечер взяла с собой пистолет, оставшийся от старшего брата. И догадалась развернуть его влево, не вынимая из кармана жакета, и послать пулю чуть под углом, пока Лорик кричал на меня.
Я не сразу поняла это, но именно тогда все началось по-настоящему.
Спустив курок, тетя произвела стартовый выстрел. Все чувства и мысли, фрагменты памяти, которые никак не хотели складываться в нечто целое, наконец сложи- лись.
Он стал одним из главных выстрелов моей жизни, одним из моментов, которые до сих пор день ото дня я проживала одна. Маленькая девочка, которой снились кошмары, со временем стала подозревать, что за ними стоит реальная жизнь. И что были папа с мамой, и старший брат, и старшая сестра, и выстрел, после которого все они исчезли.
При этом я выжила. Вот какие чудеса творит любовь! Тумас и Анетта заботились обо мне, защищали.
Но со временем даже этого стало недостаточно.
С того самого дня, когда он упал с балкона.
Я на это не рассчитывала. Мне было четырнадцать лет, а парень зашел слишком далеко. Сама не знаю, откуда во мне взялось столько ярости и силы. Так стоит ли удивляться тому, что я так и не смогла объяснить полиции того, чего не понимала сама?
Раньше такого не было, но я всегда оборонялась. Возможно, даже слишком активно. Никому не дозволяла обидеть себя безнаказанно, и мои знакомые, одноклассники это знали.
При этом для меня так и осталось неясным, как это получается, что в человеке просыпается внезапная злоба.
До сих пор помню, как он лежал на земле, а тремя этажами выше как ни в чем не бывало продолжалась вечеринка. Только что был человек, со своими мыслями и желаниями, — и вот его нет. Первое время в памяти всплывали лишь отдельные фрагменты, но теперь я начинала понимать, почему старшая сестра вдруг перестала плакать. И что произошло после того, как мама плюнула мужчине в лицо. И что все это связано с моими вопросами, образами, снами. С албанскими словами, которые вошли в мою жизнь неизвестно откуда.
От автомобиля Заравича она направилась к дому, где выбрала лестницу справа, ведущую в подвал. До сих пор все совпадало, примерно здесь этажом выше стоял гардероб с люком вместо дна. И была металлическая дверь с двумя колесами, которые нужно покрутить, чтобы войти, — все, как и говорил мальчик Хюго. Открыв дверь, она оказалась в небольшом помещении. Что-то вроде прихожей, за которой открывалась основная часть бомбоубежища. И там они сидели, все трое. Хюго, старший, держал на руках маленькую девочку. Расмус прикорнул рядом со старшим братом.
Мы вместе — против всего мира.
— Привет! Рада повидаться, на этот раз не через дырку.
— Привет!
Оба мальчика ответили одновременно.
— А вы в этом уверены?
— В чем?
— Что с нашей мамой все хорошо, несмотря на то, что кто-то стрелял?
— Клянусь — с ней все хорошо.
Она успела — какое счастье. Все живы — оба брата и сестра.
— И она ждет вас.
Младший брат покосился на потолок:
— Это ты спасла ее?
— Не знаю, могу ли я…
— Значит, стреляли не они, а ты?
Она кивнула. Почти незаметно, но этого оказалось достаточно.
— Ты спасла не только нашу маму.
Мальчик поднялся, подошел к ней и взмахнул руками. Его объятия были крепкими и долгими.
— Меня зовут Расмус. Один раз нас уже спас полицейский. Его звали Эверт, ты знаешь его?
Этот вопрос я задавала себе всю жизнь. Выстрел тети Весы и потухший взгляд Лорика стали началом ответа.
Но появились новые вопросы.
С какой стати, тетя, ты выбрала именно эту дорогу? Куда ты так торопилась, чего боялась? И почему он хотел меня убить?
Нам помогли вытащить тело Лорика из машины и столкнуть в канаву. У нас не оставалось времени забрасывать его землей или ветками. Вернуться в дом тети мы уже не могли. Вообще, дорога в Шкодер отныне была для нас закрыта. Как и в аэропорт. Оставалось петлять по горным тропкам, пока само собой не пришло решение. Мы едем в Приштну, в Косово, к человеку, который хорошо знал моего папу.
Тетя Веса как будто успокоилась и даже исполнилась надежды.
Она обещала ответить на все мои вопросы прежде, чем мы будем на месте.
Мы пробирались сквозь ночь с выключенными фарами.
Твой папа, сказала тетя, торговал оружием во время войны в Косово. Он был из тех, кто нашел смысл жизни в этом затяжном, кровавом конфликте, — в отличие от нас всех, так ненавидящих войну. Война сделала его важной фигурой, позволила создать собственную криминальную структуру. Но когда она закончилась, он потерял все — и доходы, и бизнес.
Пока рассказывала, тетя, не отрываясь, смотрела вперед. Конечно, эта петляющая, узкая дорога, края которой терялись во мраке, требовала особой осторожности. Но дело было не только в этом. Возможно, тете было легче освободиться от всего того, что накопилось внутри, не встречаясь со мной глазами. Прошлое занимало так много места, и до сих пор тетя не думала делиться им с кем-либо. В свою очередь, мне нравилось, что она не видит моего лица, за выражение которого я тогда не могла поручиться.
— И вот в его жизни началась черная полоса, — продолжала тетя. — Насилие стало для него заработком, когда возможности контрабанды в этом плане исчерпались. Но семья оставалась в стороне от всего этого, пока… Я хорошо помню тот день, когда твой отец нашел золотое яйцо. Именно так он и выразился, ничего не пояснив. Сказал только, что он один знает о его существовании и полностью контролирует.
В общем, где-то на северном берегу Шкодерского озера есть затерянная в горах пещера, где хранится новое, до сих пор никому не известное оружие. Десятки тысяч «стволов». Это современные автоматы, равных которым нет. Какая-то из враждующих сторон, я так и не поняла, кто именно, якобы заказала все это, и оружие было изготовлено и доставлено — как раз к концу войны. Оно так и осталось невостребованным, и заказчики не пожелали за него платить.
Тетя притормозила. Два прикорнувших на дороге диких кролика сорвались с места при нашем приближении и заметались в свете фар. На какое-то короткое время нам показалось странным все время смотреть на дорогу, и мы с тетей повернулись друг к другу. В этот момент я почувствовала в ней родного человека. Ведь тетя рассказывала мне о любимом брате, а я с нетерпением ждала продолжения истории родного отца.
— Мирза, — сказала она, когда кролики скрылись в направлении погруженных в темноту лугов и мы смогли наконец набрать скорость, — он был невменяем. Положение в криминальном мире что-то вроде наркотика. В то время в Стокгольме жил один бандит, с которым они вместе выросли в Шкодере, Король Золтан, — он контролировал все контрабандные маршруты по всем возможным направлениям. И папе пришла идея заключить с ним союз, чтобы в нужный момент провезти невостребованное оружие из шкодерской пещеры в Швецию. Как я ни умоляла, ни предупреждала его — все без толку. Он подался в Швецию, вместе со всей семьей. В те дни я поняла, что значит быть по-настоящему одинокой. Я до сих пор по нему тоскую.
Тетя остановила машину и вышла в темноту. Перепрыгнула через канаву и пошла дальше вниз по пологому склону. Там протекала речушка, я слышала журчание воды. Тетя опустилась на колени и умылась. Должно быть, она очень устала. Или же ей так тяжело дались воспоминания о прошлом. Так или иначе, вернувшись, она продолжила рассказ.